лампами.
Здесь слишком шумно, слишком много голосов. Голова вот-вот лопнет. Ты слышишь только стук своего сердца, пульс крови в ушах.
Это еще не конец. Он здесь. Праведный отец. Человек, которому все верят. Который знает, что мир на его стороне. Тот, кто идет напролом.
– Она похитила моего ребенка, – повторяет он снова и снова. – Она похитила моего ребенка.
Он никогда тебя не отпускает. Как отель, из которого нельзя выехать.
Его дочь, Сесилия, тоже здесь. Ты ее потеряла, но она вновь с тобой.
Вообще-то, с ним. Она осталась ради отца.
Вечно он.
Ты стоишь в полицейском участке. Он – у входа. Между вами – человек в синем.
– Эйдан, – говорит человек в синем. – Эйдан, мы знаем. Успокойся.
Он не успокаивается.
– Она забрала моего ребенка.
Голос – срывающийся, возмущенный – рикошетом разносится по комнате, отскакивает от стен.
Единственный раз. Всего один раз ты взяла то, что принадлежит ему.
Он хочет сообщить им, прежде чем ты успеешь открыть рот. Хочет стать первым, сделать так, чтобы его голос услышали, а твой исчез навсегда.
Дело не только в голосе. Вся его фигура, высокая и подтянутая, пытается оттеснить в сторону человека в синем.
Человек в синем поворачивается лицом к тебе. Полицейский. Молодой, по-младенчески пухлый и круглолицый. Офицер. Два уха и голова, до которой тебе надо достучаться.
– Эйдан, – увещевает молодой коп.
Тот не слушает.
– Она забрала моего ребенка.
Возмущенно. Отказываясь верить.
Сесилия поднимает руку.
– Папа. Папа. Папа.
Возможно, голос дочери, эхом вторящий ему, взывающий к самой его сути, побуждает его действовать.
– Дайте пройти. – Он делает шаг к тебе. Молодой полицейский не двигается с места.
– Эйдан, – продолжает коп, – успокойся, я не хочу, чтобы…
Потасовка. Громкие голоса, столкновение тел. Ты закрыла глаза, инстинктивно. Сжимаешь кулаки. «Дыши. Вдох-выдох. Ты все еще жива».
– Эйдан, мне очень жаль, – говорит полицейский. Лязг металла, щелчок застегнутых наручников. Когда ты вновь открываешь глаза, отец Сесилии стоит со сведенными за спину руками, скованными запястьями, склонив голову. Притихший. Наконец-то.
– Теперь вы.
Полицейский протягивает руку, и тебя бросает в жар. Руки на твоей спине, холодный металл на коже. Снова. Возможно, отныне это твоя судьба. Где бы ты ни оказалась, там будет человек с наручниками, требующий протянуть запястья.
– Хорошо, – объявляет офицер. – Теперь можем поговорить.
Приближается еще одна фигура в синем.
– Ты займись ею, я займусь им, – велит женщина молодому полицейскому. Кивнув, он подталкивает тебя вперед.
Ты оглядываешься через плечо. Сесилия. Ты хочешь знать, что будет с ней.
Краем глаза видишь, как она делает шаг вслед за отцом. Третий офицер – старше, сам почти годится ей в отцы – останавливает девочку.
– Побудь здесь, – говорит он и вроде бы прибавляет «дорогая». Ты слышишь «папа», «несколько вопросов». Когда полицейский указывает на пустой стул, Сесилия кивает.
С другого конца комнаты он тоже оглядывается. Отец.
Мужчина в наручниках.
Перехватывает твой взгляд.
В нем сквозит признание неизбежного, еле уловимое «разумеется». Как будто он ждал. Все это время ждал, что ты его предашь.
Вот как все должно закончиться, хочешь сказать ты.
Мы оба в наручниках, а между нами – девочка. На свободе.
Глава 82
Женщина с именем
Комната маленькая, без окон. Стол, флуоресцентные лампы, папка. Стойкие запахи пота и растворимого кофе.
Ты наслаждаешься всем этим. Пространством, где воздух ему не принадлежит.
– Садитесь, – говорит полицейский.
Ты садишься.
– Мне нужно вам рассказать… – начинаешь ты, однако он перебивает.
– Что там произошло? Кто вы такая? Откуда знаете Эйдана?
Ты делаешь вдох. По коже бегут мурашки. «Я к тому и веду, – хочешь сказать ты. – Пытаюсь вам объяснить. Я держала это в себе пять лет, и время пришло. Вы должны меня выслушать. Вы должны мне поверить.
Обещайте, что поверите. Обещайте, что после того, как я расскажу, все закончится».
То, как он только что произнес его имя. То, как извинялся, надев на него наручники. «Мне очень жаль, Эйдан». Приятели. Двое давних знакомых.
«Эйдан Томас? – скажет молодой коп по телевизору. – Отличный парень. Из тех, кто всем нравится. Вежливый. Если у тебя сломалась машина, он тут как тут с аккумуляторными проводами. У нас никогда не было с ним проблем. Он со всеми ладил».
«Слушайте, – хочешь сказать ты. – Как насчет сделки? Я дам вам дело века. Я изменю вашу жизнь, если вы измените мою».
Глядя на него, ты делаешь глоток спертого воздуха. Следующие слова нужно произнести с прямой спиной и высоко поднятой головой. Без колебаний. Ты ждала этого пять лет. Комнату без него, звук своего голоса и пару ушей, желающих выслушать.
– Офицер… – начинаешь ты. Голос тягучий, как сироп, каждый слог дается с большим трудом.
Ты должна это сказать.
Вспомнить звук, ощущение во рту.
Твое имя.
Запретное, как ругательство.
Ты не произносила его пять лет.
Даже в мыслях. Это было опасно. В сарае. В любое время, когда он находился рядом. Ты боялась, что он услышит звуки в твоей голове. Почует обман, сокрытую от него часть тебя.
– Меня зовут…
Нет, лучше сначала. Нельзя все испортить. Все должно быть идеально.
Произнесенные тобой слова должны обладать достаточной силой, чтобы открыть двери и не дать им захлопнуться вновь.
– Офицер, – говоришь ты, на сей раз без запинки. – Меня зовут Мэй Митчелл.
Куда бы я ни пошла, его лицо преследует меня.
Забытое на скамейке в парке. У кассы в аптеке. Дома, на столе в гостиной, где Эрик накануне оставил экземпляр газеты. Я вернулась раньше, чем Юванда успела сказать ему, чтобы убрал.
Большинство газет использовали фото, сделанное в полицейском участке. Два городских таблоида заполучили пару семейных снимков. Один сделан много лет назад на вечеринке по случаю Хэллоуина, когда его дочь была еще маленькой. Эйдан, в ворсистом сером свитере, держит девочку за талию, пока она пытается достать зубами яблоко из воды; ее лицо размыто пикселями. Неопознаваемый ребенок самого узнаваемого человека.
Второе фото еще старше. Молодой Эйдан позирует рядом с женой перед их бывшим домом в лесу. Оба улыбаются в камеру. Женщина положила голову ему на плечо; он обнимает ее одной рукой. Очевидно, снимок сделан примерно в ту пору, когда они сюда переехали. Когда вместе смотрели в будущее, и им нравилось то, что они видели.
Прошло десять дней. Сначала никто ничему не верил. Новостные статьи выходили одна за другой, однако люди только качали головами. Потом он признался. В части из них, не
