во всех. Но большего и не требовалось.
Меня пытались допросить в первый же вечер. Сперва я ждала снаружи в своей машине. Ничего не происходило. Я зашла в участок, Эйдана нигде не заметила. Девочка сидела одна, на стуле. Когда я направилась к ней, меня остановила женщина-офицер и отвела в отдельную комнату.
– Вы знаете отца этой девочки? Эйдана Томаса?
Потом она произносила слова, которые не имели для меня смысла. До сих пор не имеют. Офицер продолжала спрашивать, но без толку. Я ничего не понимала. Меня знобило. Она сдалась и велела мне идти домой, сказав, что заедет завтра.
– Можно лучше я сама приеду?
Я не хотела, чтобы она появлялась в нашем доме. Не хотела втягивать Эрика и Юванду во все это. «Конечно», – сказала офицер.
Я сдержала обещание. Вернулась на следующий день. К тому времени прибыло ФБР. Чертово ФБР. По словам офицера, они принимали участие в расследовании. Не могла бы я с ними побеседовать?
Я согласилась. Мне было без разницы, с кем говорить. Женщина-офицер представила меня Агенту Как-ее-там. Я не расслышала имени, когда она впервые его назвала, а потом уже было поздно спрашивать.
Без разницы, как ее зовут. Важно только то, что я ей сказала, и эти факты неизменны. Они останутся такими же навсегда.
В маленькой чересчур натопленной комнате я сидела с Агентом Как-ее-там и выкладывала все, что когда-то принадлежало только нам. В каждом предложении – предательство. Переписка. Та ночь в подсобке. Я тщательно подбирала слова, но есть вещи, которые нельзя приукрасить.
Агент Как-ее-там все записывала. Затем сказала, что я должна оставить телефон. И колье. Шарф она тоже забрала.
– Это всего лишь шарф. Какая разница?
Она покачала головой.
– Мы не знаем. Необходимо проверить. Возможно, это улика. Как и все остальное.
Я сняла шарф и отдала ей. По шее потянуло холодом.
– Кое-что еще, – сказала она. – Ночью мы обыскали дом. И нашли некоторые предметы, имеющие отношение к вам.
Меня это удивило. Я никогда не давала ему ничего, кроме коробки печенья.
Агент Как-ее-там склонилась над разделявшим нас столом.
– Вам интересно узнать?
Настала моя очередь качать головой.
– Сейчас это не имеет значения.
Кивнув, она перевернула страницу в своем блокноте и пробежала ее глазами так, будто сама не знала, что ищет.
– Слушайте. – Ее рука вновь опустилась на страницу. – Возможно, вы поможете мне понять. Каждый из опрошенных нами утверждает, что все любили этого человека. Или, по крайней мере, он у всех вызывал симпатию. Никто не может вспомнить ни одной ссоры, ни единого неприятного инцидента. Я так понимаю, что вы с ним были… очень близки.
Я промолчала.
– Мне кажется, – продолжила она, – люди любили его и доверяли, потому что он был обыкновенным человеком. Отцом, который возил дочь в школу, одевал и кормил ее, помогал жителям города. – Поерзав в кресле, агент поправила табельное оружие на поясе. – Не уверена, что женщина в аналогичной ситуации заслужила бы столько же симпатии. Вот и все.
«Вы понятия не имеете, – хотелось сказать мне. – Потому что не знали его так, как мы, и теперь никогда не узнаете. Он не смотрел на вас, заставляя забыть об одиночестве. Вас никогда не согревал его смех, тепло его кожи не дарило вам утешения. Вы никогда его не любили и поэтому никогда не узнаете. Не поймете, каким он был».
– Наверное, вы правы, – ответила я.
Коротко вздохнув, агент сказала, что я могу идти. Перед тем как меня выпустить, она задержала руку на дверной ручке.
– Ничего, если позже мы с вами свяжемся?
Я кивнула.
Содействие следствию. Вот как это называлось. Я рассказывала им все, что знаю. Показывала то, что было доступно их пониманию.
Мне известно, о чем они думают. Что я все знала. Как я могла не знать? Смотреть ему в глаза, подпускать его так близко и не знать…
Им хочется верить, что я знала. Потому что, если не знала я, откуда было знать им?
Три дня я прячусь. Не хожу в ресторан. Не открываю. Не закрываю. Никто не спрашивает. Никто не хочет ко мне приближаться.
На третий день Юванда входит в спальню с чашкой чая и кружкой кофе.
– Не знала, что ты предпочтешь, – говорит она. – Похоже, я многого о тебе не знаю.
Я морщусь. Юванда извиняется. Я уверяю, что всё в порядке.
Мы разговариваем. Самую малость. Эрик присоединяется к нам, усаживаясь на край кровати. Они не хотят лезть с расспросами, да и у меня не слишком много ответов. Я рассказываю им о переписке. Говорю, что мы с Эйданом какое-то время встречались. Они не спрашивают, что именно это значит.
Однажды полицейский отчет станет достоянием общественности. Его прочтут люди, сотни людей, которых я знать не знаю.
Отныне произошедшее не принадлежит мне.
Юванда качает головой.
– Ты оставалась с ним наедине. Поверить не могу, что все это время ты была с ним, а мы не знали…
Я поднимаю руку, останавливая ее. Не хочу говорить о нем и о причинах, по которым не хочу о нем говорить. Не желаю вдаваться в объяснения.
Я не в состоянии объяснить.
Эрик меняет тему:
– Ресторан. Есть идеи, что с ним теперь будет?
Я думала об этом три дня. Но прежде чем принять решение, я должна дать ему последний шанс.
Это ресторан моего отца. Он был мне в некотором роде как дом. Неидеальный, и я часто злилась на него, но все же дом.
На четвертый вечер, надев свежую рубашку и малиновый фартук, я еду в центр города.
Вставая за стойку, делаю вид, что не замечаю пристальных взглядов. Эрик и Юванда держатся поблизости, словно телохранители. Я действую на автомате: снимаю полоску лимонной кожуры, начиняю оливки сыром с плесенью, протыкаю их коктейльной шпажкой. Я хочу погрузиться в работу с головой, чтобы не слышать шепота, не замечать наплыва клиентов, желающих сегодня поужинать за барной стойкой. Их попыток рассмотреть меня получше. Найти в моем поведении зацепки, что угодно, объясняющее, почему он выбрал меня.
Воздух тяжелый. Мокрая от пота рубашка липнет к спине. Я встречаю взгляд Коры и протягиваю ей два «Олд Фэшн» – обычные, не безалкогольные. Те уже некому заказывать. Кора благодарит и чересчур поспешно исчезает из бара.
Во всем немой вопрос. В каждой мелочи подозрение.
Я продолжаю работать. Отбываю вечернюю смену. У меня есть полное право здесь находиться. Эта часть мира принадлежала мне задолго до того, как появился он.
Однако у меня закончились лимоны. У меня закончились апельсины.
