— У меня остались вещи Сибил — так что, если хочешь… — Они, кажется, одновременно поняли, что им обеим будет не по себе, если Лена наденет что-то из вещей сестры. — Или возьми пижаму, как раз впору тебе будет, — предложила Нэн.
Войдя вслед за хозяйкой в спальню, Лена увидела над кроватью снимки Сибил, а на подушке — ее плюшевого медвежонка — еще с детства любимую игрушку.
Нэн посмотрела на Лену и, ни слова не говоря, направилась к платяному шкафу. Та следила за ней удивленным взглядом, стараясь понять, что она намеревается делать.
Тем временем Нэн встала на цыпочки, пошарила на верхней полке и достала небольшую деревянную шкатулку.
— Это мне папа подарил, — пояснила она, открывая крышку. Внутри на фигурной бархатной подушечке лежал маленький пистолет «глок», а рядом — полностью снаряженный магазин.
— И зачем он тебе? — У Лены вдруг возникло непреодолимое желание подержать этот пистолет в руке — просто чтобы ощутить его тяжесть. Она не прикасалась к оружию с тех пор, как ушла из полиции.
— Отец подарил… после смерти Сибил.
Лена поймала себя на мысли, что ничего не знала о семье Нэн.
— Он тоже коп. Как твой отец.
Лена с удовольствием прикоснулась кончиками пальцев к холодному металлу.
— Я даже не знаю, как им пользоваться, — продолжала Нэн. — Терпеть не могу оружие.
— Как и Сибил… — заметила Лена. Нэн, конечно же, знала, что их отец, Келвин Адамс, был застрелен.
Нэн закрыла шкатулку и протянула ее Лене:
— Возьми себе. Может, с ним тебе будет безопаснее.
Лена прижала шкатулку к груди, а Нэн, с облегчением вздохнув, направилась к комоду. Выудив оттуда бледно-голубую пижаму, обернулась к Лене:
— Это, конечно, не твой стиль, но она чистая.
— Спасибо. — У Лены даже слезы на глаза навернулись от такой заботы.
Нэн вышла, прикрыв за собой дверь. Лена хотела было запереть ее на ключ, но решила, что Нэн может обидеться. Она села на кровать и, открыв шкатулку, провела пальцем по вороненой стали. Не сумев преодолеть желание взять пистолет в руку, нащупала магазин и вставила на место. Гипсовая повязка на левой руке мешала, и, когда она попыталась оттянуть затвор, чтобы загнать патрон в патронник, пистолет чуть не выпал из руки. Лена чертыхнулась и несколько раз нажала на спусковой крючок, чтобы услышать, как он щелкает.
По привычке Лена извлекла из пистолета магазин, перед тем как уложить обратно в шкатулку, потом с трудом переоделась в пижаму. Ноги болели так, что ей не хотелось даже шевелить ими, но она помнила, что движение — лучшее обезболивающее.
Когда она вошла в кухню, Нэн разливала чай. Взглянув на Лену, она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, а Лена, в свою очередь, чуть не расхохоталась, увидев темно-синюю мультяшную собачку, вышитую на кармашке пижамы.
— Ой, прости, — хихикнула Нэн. — Ты такая смешная в этом наряде.
Лена слабо улыбнулась и сразу же почувствовала боль в нижней губе. Шкатулку с пистолетом она поставила на стол. И хотя из-за больной руки оружие пока что было бесполезно, с ним как-то спокойнее.
Нэн застенчиво улыбнулась:
— Знаешь, он тебе больше подходит, чем мне.
Лена ощутила некоторую тревогу и решила прояснить ситуацию:
— Я не лесби, Нэн.
— Ох, Лена, да даже если б ты была лесби, сомневаюсь, что хоть кто-то сможет заменить твою сестру!
Лене совсем не хотелось говорить о Сибил: вспоминать о ней сейчас, здесь — это значит вовлекать ее во все происходящее. Мысль, что Сибил могла узнать, что с ней случилось, Лену ужаснула, и впервые в жизни она обрадовалась, что сестры нет в живых.
— Уже поздно, — заметила Лена, бросив взгляд на висевшие на стене часы. — Прости, что тебя во все это втянули.
— Да ладно тебе, не стоит беспокоиться! Хоть какое-то разнообразие — уже далеко за полночь, а я не сплю. Обычно-то я, как старуха, заваливаюсь в полдесятого. Что мне без Сибил…
— Пожалуйста, — перебила ее Лена. — Я не могу о ней говорить. Не сейчас, не здесь.
— Давай-ка сядем. — Нэн приобняла Лену за плечи и хотела было усадить, но та не двинулась с места. — Лена?
И вдруг ощутила, что боль куда-то уходит — будто рухнули какие-то барьеры. Вдохнув полной грудью, она поняла, что плачет. Слезы текли неудержимым потоком, освобождая душу и очищая тело.
Нэн прижимала ее к себе, успокаивая, утешая, и так они и стояли, обе в слезах, посреди кухни.
Рон Флетчер выглядел прямо как дьякон в церкви: каштановые волосы аккуратно зачесаны набок и смазаны блестящим гелем, чтобы не распадались, костюм с иголочки, будто для интервью на телевидении или важного собеседования. Джеффри по телефону попросил его зайти в участок побеседовать о Чаке Гейнсе. Судя по исходящему от него запаху, Флетчер — заядлый курильщик. И это была не основная из его пагубных привычек, если принять во внимание то, что они обнаружили в его шкафу в офисе службы безопасности.
— Доброе утро, мистер Флетчер, — приветливо поздоровался Джеффри, усаживаясь за стол напротив него.
На лице Флетчера промелькнула быстрая, нервная улыбка, и он бросил взгляд в сторону двери, где, как часовой на посту, возвышался Фрэнк.
— Я Толливер, начальник полиции, — представился Джеффри. — А это детектив Уоллес.
Флетчер кивнул, прикоснувшись к своей прическе. Его глазки перебегали с предмета на предмет, никак не находя, на чем бы остановиться.
— Привет, — с подобострастием произнес он. — Как делишки?
— Отлично, — ответил Джеффри. — Спасибо, что пришли в такую рань.
— Я ж ночами работаю, поэтому в такое время обычно только спать ложусь. — Речь Флетчера была чуть медленной и невнятной — результат многолетнего употребления травки.
— Ну хорошо. — Джеффри улыбнулся. — В любом случае высоко ценим вашу готовность нам помочь. — Он откинулся на спинку стула и воззрился на собеседника.
Флетчер снова покосился на Фрэнка. Когда надо, Уоллес мог произвести должное впечатление. Вот и сейчас он выпрямился во весь рост и расправил плечи, отчего выглядел весьма внушительно.
Чувствовалось, что Флетчер нервничает — когда он повернулся к Джеффри, у него подергивались уголки губ.
И снова Джеффри ответил ему улыбкой.
— Я… э-э-э… — начал было Флетчер, облокотившись на стол. — Наверное, вы нашли травку.
— Точно, — подтвердил Джеффри.
— Это не моя, — попытался оправдаться Флетчер, но по его тону было ясно, что он и сам понимает, насколько хилую придумал отговорку. Рону Флетчеру перевалило за сорок, но, судя по его личному делу, он нигде не работал дольше, чем два года подряд.
— Ваша-ваша, не отпирайтесь. Это экспертиза доказала.
— Черт! — застонал Флетчер, стукнув ладонью по столу.
Джеффри заметил, что Фрэнк улыбается. Да, они обнаружили на пакетах с марихуаной отпечатки пальцев, но их не с чем было сравнить: «пальчиков» Флетчера в участке не имелось.
— Чем еще приторговывали?
Флетчер пожал плечами.
— Мы ведь все вверх дном перевернем, Рон.
— О Господи! — Флетчер уронил голову на стол. — Как все это гадко! — Он поднял на них умоляющий взгляд: — Я ведь никогда не нарушал закон, поверьте.
— Нам это известно, Рон. Я уже просмотрел ваше досье, — сказал Джеффри.
Досье Флетчера действительно оказалось чистеньким, если не считать нарушений правил парковки. Но предстояло проверить, не тянется ли за ним что-то еще, не отмеченное в документах, если не было предъявлено официальных обвинений. Флетчер принадлежал к тому поколению, которое боялось нарушать закон и считало копов всемогущими.
— Кому в колледже вы толкали товар?
— Ну, кое-кому из студентов. Понемногу, каждый раз по чуть-чуть, просто чтоб подзаработать, понимаете? Ничего серьезного.
— Чак знал об этом?
— Чак? Нет-нет, конечно, нет. Он не самый умный начальничек, сами небось знаете, но если б ему стало что известно…
— Вы знаете, что он погиб?
От неожиданности у Флетчера отвалилась челюсть, лицо покрылось мертвенной бледностью.
Джеффри подождал, пока взгляд Флетчера станет осмысленным, и продолжил допрос:
— Может, вы кому-то перешли дорожку?
— Не думаю. Я не знаю, кто еще этим занимается, только мне никто никогда ничего не говорил. Да и те крохи, что я продавал, вряд ли кому-то могли помешать.
— Значит, вас никто не предупреждал, что ваше занятие кому-то не нравится?
— Никогда! — твердо ответил Флетчер. — Я осторожно действовал, да и продавал одним и тем же. У меня и в мыслях не было делать на этом большие деньги — так, лишь бы самому хватало на травку.
— И только?
— Ну, иногда кое на что еще, — признался Флетчер. Он не был таким уж тупицей и понимал, что сбыт марихуаны не слишком серьезное преступление по сравнению с торговлей другой наркотой.
