— А это недостаточное основание для обыска?
— Его пикап зарегистрирован в Кентукки. Водительские права из Алабамы. Утверждает, что он здесь проездом. Что не живет здесь. Мы не можем привязать его к остальным. Не можем получить ордер на основании того, что он одет, как другие, которых мы видели. Но мы предложили ему сделку по признанию вины, и он даст нам все для разгона этой лавочки.
— Он согласился?
— Еще нет. Ждет, чтобы свидетель забыл или умер.
— Кто свидетель?
— Милейшая пожилая дама, наша, городская. Ей семьдесят с лишним. Была учительницей и библиотекаршей.
— Она может забыть или умереть?
— Конечно. Они запугивают свидетелей. Или убивают.
— Поэтому вас беспокоят приезжие. Вы думаете, что к ней кого-то подошлют.
Питерсон молча кивнул.
Ричер основательно глотнул из бутылки.
— Почему вы думаете, что это будет приезжий? Сами байкеры не могут этим заняться?
Питерсон покачал головой:
— Мы следим за каждым, кто появляется в городе. Как вы сами убедились. Только это будет не байкер. Кто-то другой.
— Где свидетельница?
— Дома. Ее зовут Джанет Солтер. Настоящая бабушка из сказок. К счастью, она живет в тупике. Наша машина днем и ночью загораживает въезд. Вы ее видели. Вторая машина стоит возле ее дома, а третья на параллельной улице, сторожит тыл. И женщины-полицейские в доме, самые лучшие, круглые сутки. Их четыре, две дежурят, две спят.
— Когда суд?
— Если повезет, через месяц.
— Она понимает, что ей грозит?
— Мы объяснили ей ситуацию. Но она не отступит. Говорит, что для нее это вопрос принципа.
— Она молодец.
— Наша спасительница. Потому что мы прищучим всю компанию. Но нам это трудно дается. Персонал полностью загружен.
— Вот почему вы миндальничаете с байкерами. Чтобы начать сейчас открытую войну, у вас маловато сил.
— И мы должны убедить присяжных. Нельзя, чтобы их адвокат изобразил это как наезд на них. Формально никто из байкеров пока что не нарушил закон. Во всяком случае, при свидетелях.
— Кажется, даже наоборот. Я видел фотографии.
— Вот именно, — сказал Питерсон. — Похоже, кто-то из наших добропорядочных граждан избил одного из них до смерти.
— Начальник Холланд справляется с работой? — спросил Ричер. — Мне показалось, она не совсем ему по плечу.
— Холланд хороший человек. Но он устал. Жена у него умерла. Потом дочь выросла и уехала. Он немного удручен.
— Так он справляется с работой?
— Да, но ему незазорно попросить помощи, когда в он ней нуждается, — ответил Питерсон.
— И кого он попросил?
— Вас. Этот бывший военный объект, где потом жили строители, — нам надо выяснить, что он собой представлял. Он появился пятьдесят лет назад. Там одно каменное здание, размером с обычный семейный дом. Туда ведет по прерии прямая дорога. Люди постарше кое-что помнят. Они говорят, что там месяцами работали сотни саперов. Участок охранялся. Многовато суеты из-за одного домика. Обстоятельства могут сложиться так, что нам придется поехать туда и арестовать сотню человек. Нам надо знать, с чем мы имеем дело.
— Позвоните кому-нибудь. Позвоните в Министерство армии.
— Звонили. Ответа не получили. Может, вы что-нибудь выясните по своим каналам. У вас, наверное, остались там знакомые?
— Я давно уже в отставке.
— Может быть, сами съездите, посмотрите.
— Каменное здание. Армейский камень — такой же, как любой другой.
— Зачем тогда сотни саперов? Мы думаем, не подземный ли это объект. А дом этот — вход в него. Лаборатория у байкеров может быть под землей. Они могли превратить это место в крепость. Что же нам, осаду предпринять? Не хотелось бы.
Питерсон встал и достал из холодильника еще две бутылки.
— Мы посадили их главаря, но ими кто-то руководит.
— Значит, у него есть заместитель, и он с ним общается, возможно, через своего адвоката. Якобы обсуждает его дело, а на самом деле ваш заключенный дает ему устные указания, и адвокат передает их дальше.
— Так мы и предполагали, но этого не происходит.
— Почем вы знаете?
— В комнатах свиданий скрытые видеокамеры и микрофоны.
— Для конфиденциальных бесед адвокатов с клиентами? Это законно?
— Нет, наверное, нет, но мы все равно это делаем. Мы не слышали ни единой инструкции. Записки тоже не передавались.
— Вы когда-нибудь слышали о четвертой поправке? Это может поломать вам все дело.
— Мы не собираемся использовать услышанное как улику. Хотим только быть в курсе, если они решат устранить свидетельницу.
— Вы хорошо ее стережете. Прикрыли со всех сторон.
— Мы выиграли конкурс на эту тюрьму.
— Холланд мне говорил. Как сборочный завод «Тойоты».
— Но по принципу «ты мне, я тебе». Тюремный персонал получил налоговые льготы, мы построили дома, расширили школу. И последний пункт: мы должны были принять их план кризисной ситуации. Если у них побег, болтонское отделение полиции в полном составе окружает зону радиусом в милю.
— Вы все? Серьезно?
— Нам пришлось согласиться, — сказал Питерсон. — Если там включают сирену, мы все бросаем и едем на север. Все до одного. Если завоет сирена, мы оставим Джанет Солтер без охраны.
Ричер почти допил вторую бутылку.
— Это безумие.
— А то я не понимаю, — отозвался Питерсон.
— Сжульничайте. Оставьте своих женщин в доме.
— Не можем. Будут считать по головам. Нарушим условие, угодим на десять лет под федеральный надзор. Город подписал контракт. Мы взяли у них деньги.
— На лишние машины?
— И на дома. Все живут в радиусе десяти минут, у всех машины, у всех рации, по тревоге все поднимаются немедленно.
— Кто-нибудь пробовал бежать?
— Нет. Тюрьма новая. Там полный порядок.
— Тогда надейтесь на лучшее, — сказал Ричер.
— Вы не поняли. Если бы речь шла о случайности или совпадении, мы бы не парились. Здесь другое дело. Тот, кто хочет, чтобы мы бросили Джанет Солтер, имеет возможность устроить это.
— Побег по сигналу? Не думаю. Побег требует времени для подготовки.
— Не только побег. Кое-что похуже. Второй пункт кризисного плана — беспорядки в тюрьме. Тюремная охрана уходит с ограждения, а мы занимаем вышки и ворота. Беспорядки в тюрьме организовать недолго. Они вспыхивают вмиг. Он может рассчитать время до минуты. Кто-то кому-то что-то не так сказал, и через минуту завязалась драка. Еще через минуту вся тюрьма вверх дном. Мы получаем вызов, и через десять минут после этого мы уже за пять миль от дома Джанет Солтер.
— Он в камере предварительного заключения, — сказал Ричер. — В окружной тюрьме, так? Там мятежей никто не устраивает. Они все ждут суда.
— Он байкер. У него в большой тюрьме друзья.
— Нескладно, — сказал Ричер. — Вы и штат свой расширили? Как школы?
— Пришлось. Потому что город вырос вдвое. Стало трудно выполнять работу на прежнем уровне. Это одна из проблем Холланда. Половина из нас — его старые кадры, а половина — новенькие.
— Я не могу ему помочь. Я просто ехал мимо.
— Вы можете позвонить в министерство. Это ему поможет.
— Я очень давно не служу. Там новое поколение. Дальше коммутатора не прозвонюсь.
— Когда я поступил сюда, у нас на случай чрезвычайных ситуаций был специальный номер отделения ФБР в Пирре. Я его до сих пор помню. Думаю, вы тоже помните какой-то номер. Попробуйте дозвониться. Мы выделим вам стол и кресло в полиции.
— Вы хотите, чтобы я с вами работал? В полиции? Вы же не совсем мне еще доверяете, верно?
— Вы у меня в доме, с моей женой и спящими детьми.
— С этим не могу спорить, — кивнул Ричер.
Когда Питерсон отправился к себе, Ричер пошел в крохотную ванную при кабинете и принял душ. Потом забрался в постель. Он лег на один бок, перевернулся на другой и уснул.
00.55. Остался пятьдесят один час.
Ричер проснулся в 6.50. За окном падал крупный снег, спокойно, но непрерывно.
В комнате было холодно. Ричер понял, что печку закрыли на ночь — сгребли угли и закрыли поддувало. Задумался, как в таких обстоятельствах следует вести себя гостю. Встать, открыть вьюшку и подкинуть дров? Или это нарушит устоявшийся экономный режим топки и вынудит хозяев плестись впотьмах к поленнице за сто миль от дома? В результате он ничего не сделал. Натянул одеяло и снова закрыл глаза.
В тысяче семистах милях к югу Платон завтракал в меньшей из двух столовых на дворе. Большая предназначалась для официальных ужинов и использовалась редко, потому что официальные ужины были деловыми ужинами, а почти все его нынешние деловые партнеры были русские. Русским же не особенно нравилась вечерняя жара в сотне миль от города Мехико. Они предпочитали комнаты с кондиционерами.
Платон думал о русских, потому что час назад получил от одного из них интересное предложение по телефону. Некий родственник друга шурина хочет купить крупную партию определенного продукта, и не может ли Платон в этом помочь? Естественно, первейшим интересом Платона было помочь Платону, так что он рассматривал поступившее предложение через эту призму — и пришел к интересному выводу.
