прижимает меня всем весом к земле и, приподнявшись, резко разворачивает к себе. Под его тяжестью я чувствую себя беззащитным кроликом, угодившим в смертоносные объятия питона. Шансов у меня мало. Можно сказать, их нет совсем.
Беззвучно открывает рот и высовывает длинный язык через дыру в ложбине под носом. Я же порываюсь освободиться, вцепившись в его руки, крепко сомкнутые на моём горле, но этот гад слишком силен.
Глаза у него как две черные бусинки, блестящие в свете луны – бездонные, холодные, полноценно довершающие его безумный образ. Зрачки и вправду похожи на змеиные.
Не помню, как именно он ударил меня и чем. Всё случилось быстро.
Удар, импульс, боль, темнота.
В висках пульсирует, глаза от любого малейшего движения отдают страшной болью в лоб и затылок. Впрочем, какой от этих глаз толк, если на голове у меня мешок. Не видно нихрена. Если бы не отдаленный свет луны, просачивающийся через ткань, я бы, возможно, решил, что ослеп.
Руки в запястьях, ноги на лодыжках и выше колена туго связаны верёвкой. Она так сильно впивается в кожу, словно это не веревка, а колючая проволока.
Когда первая волна паники проходит, пронизывая леденящей дрожью, я всё еще не могу сообразить, что случилось, где я и где Аня.
Восстанавливаю события – погоню, то, как он меня вырубил.
Невольно съёживаюсь от ужаса.
Не двигаюсь, чтобы не привлекать внимание.
Подо мной твердая поверхность и что-то мягкое, тонкое. Похоже на какую-то тряпку или одеяло.
– Аня, Аня… – шепчу я. – Ты здесь?
Ответа не следует.
Покачивает и трясет, подбрасывает. Скрип колес где-то внизу совсем рядом, фырканье лошади.
Мы в телеге?
Нужно бежать отсюда.
– Аня, ты здесь? – также шепотом, но настойчивее повторяю я.
Получается громче, чем я предполагал, но этот урод, наверное, ничего не услышал, потому что мы не останавливаемся и продолжаем ехать.
Он ведь не мог убить её, нет.
– Аня?
Приглушенное мычание. Знакомый голос. Родной.
Это она. Точно она.
Кажется, у неё во рту кляп, поэтому она и не может нормально говорить.
– Аня, всё в порядке?
– Амуааммуум.
Телега останавливается, я замираю.
Этот псих… Как же он ужасен. Вспоминаю его жуткую морду, тошнотворный запах, эти огромные руки на своей шее… Меня чуть ли не выворачивает от паники.
Хлопает по загривку лошадь, спрыгивает на землю и, шаркая по траве, направляется в нашу сторону.
Тяжело дышит, сопит.
Вижу его размытый силуэт сквозь мешок. Лица не разглядеть (если его можно так назвать), но я чувствую, что смотрит он прямо на меня.
Всё также фыркает лошадь, трещат сверчки, дует легкий ветерок. Безмятежная летняя ночь вдали от суетливого города во всей красе.
– Отпусти нас, слышишь? – внезапно вырывается у меня.
Аня дергается где-то справа и снова издает эти нечленораздельные звуки. Силится, наверное, избавиться от кляпа во рту и веревок на руках-ногах.
Урод не двигается, молчит.
Я верчу головой, изворачиваюсь в надежде высвободиться, но тщетно.
– Нас будут искать! Нас найдут! И тогда ты пожалеешь! – кричу я злобно. – Отпусти нас, пока не поздно!
Шаркает обратно к лошади, садится.
Трогаемся.
Аня не перестает приглушенно о чем-то кричать и биться в углу телеги подобно рыбе, выброшенной на берег, а я, подавшись в сторону лошади, продолжаю монолог.
– Это как-то связано с моей работой? Всё из-за документов? Или это какой-то розыгрыш?
Молчит.
– Да скажи ты хоть слово!
Я могу, действительно, могу его переубедить осуществлять свой план, каким бы страшным или важным он ему не казался. Нужно найти к нему правильный подход – договориться можно с каждым человеком (мне ли этого не знать), а он хоть и уродлив, болен, но всё же человек. Не чудище, не монстр, не животное. Это человек и я должен вразумить его. Нужно донести ему, что он совершает большую ошибку или пообещать то, что заставит этого полудурка изменить планы.
– Что тебе нужно? Деньги? Мы можем с тобой договориться. Я заплачу тебе – нужно только найти банкомат. Отдам всё, что есть. Обещаю. Слышишь меня? Не совершай глупостей, подумай, зачем тебе это всё?
Вновь останавливаемся.
Урод спешивается и снова идет к нам – быстро, торопливо. Подходит совсем близко и мне в нос опять бьет его мерзкий, поросячий запах.
– Стой, не надо ничего… – успевает вырваться у меня до того, как о мою голову ударяется что-то тяжелое. Я так и не понял, что это – его рука или какой-то предмет.
Аня гулко взвыла, а я, растворяясь в бесконечном потоке сильной и тупой боли, вновь отправился в бездонные недра темноты.
* * *
Голос Ани – приглушенный, неспокойный.
– Руслан!
Медленно возвращаюсь обратно.
Мир по кусочкам восстанавливается, воспоминания – старые и недавние наслаиваются друг на друга, заполняя сознание животным ужасом, от которого волосы на голове и руках шевелятся словно живые.
С трудом открываю глаза.
– Ты цел? Как ты? – боязливо и озабоченно спрашивает Аня. – Голова болит?
Глаза от яркого солнечного света пронзает тысячей иголок, сильно хочется пить. Язык распух и присох к нёбу – говорить будет трудно.
Первое, что я увидел, подняв веки – грязный бетонный обшарпанный потолок, изъеденный трещинами, держащийся на деревянных подпорках – двух посередине и еще двух по краям.
Пол тоже деревянный.
У противоположной стены на пол брошен матрас. На нём Аня и сидит.
– Где мы? – с огромным усилием спрашиваю я.
– У него в подвале.
На ноге у меня болтается черное ржавое железное кольцо шириной примерно сантиметров тридцать-сорок, сомкнутое небольшим, но крепким на вид замком. От кольца тянется прочная железная цепь, соединенная с толстой стальной балкой, торчащей из стены.
Озадаченно поднимаясь, беру в руки цепь, осматриваю её, изучаю крепление на ноге. Все выполнено прочно и первое, что приходит в голову – это мысль о том, что освободиться так просто не получится.
Стена крепкая – бетонная. Балка широкая и посажена глубоко. Я её и тянул, и расшатывал, но толку ноль. Замок, держащий цепь на ней, тоже выглядит крепким и надежным. Голыми руками не справиться.
Аня прикована по той же системе, что и я. И матрас под ней такой же грязный и вонючий. Словом, мы оба в заднице, но её хотя бы не били по голове два раза до потери сознания за последние несколько часов. Хотя… возможно, и ей досталось тоже.
Да, точно досталось. Вижу синяк на лице.
В смятении и удивлении оглядываю то Аню, то свою ногу, то весь этот подвал, и не
