нахожу слов.
Помещение примерно метров десять в ширину, цепи – по метру каждая. Учитывая наш рост, нам с Аней друг до друга не достать. Да и есть ли в этом толк?
– Ты в порядке? Я испугалась, думала, что ты…
– Умер? – продолжая оглядывать подвал, спрашиваю я.
– Руслан, мне страшно… – Аня в отчаянии. – Он убьёт нас! Он будет делать страшные вещи!
Выглядит ужасно – волосы растрепаны, глаза опухшие, еще и этот синяк на щеке – большой, жирный, свежий.
– Он ударил тебя? – спрашиваю я, поднимаясь. – И что с машиной, интересно?
– Сдалась тебе твоя машина! – сморщив лицо, истерично визжит Аня. – Есть кое-что поважнее!
– Если он оставил её там же – на обочине, нас скоро обязательно найдут, – объясняю я ход своих мыслей. – По машине нас будет проще отыскать. Там и следы, и улики, и все остальное.
Аня утирает нос, растерянно глядя в пол.
– И часы он с меня снял, козёл… – сокрушаюсь я. – Эх, ну что за ночка такая… Просто ад.
Хватаю ногу и снова пробую расшатать замок или балку в стене, но у меня ничего не выходит. Колодка, повисшая на щиколотках, ногу обхватывает плотно. С двух концов изогнута в широкие усики с пропущенным через них коротким железным стержнем. С правой стороны у него шляпка, не дающая проскользнуть через усики, а с другой продет замок. Сомкнуты концы плотно, зазор минимальный.
Аня не сводит с меня глаз. Ждет моей реакции, помощи. Надеется, что я придумаю план побега и мы немедленно приведем его в действие, только вот у меня пока нет ни единого соображения по поводу того, что делать.
– Эй, ты, псих! – ору я в потолок. – Лучше бы тебе выпустить нас отсюда! За нами скоро придут и тогда ты сильно обо всем пожалеешь!
– Не надо, Руслан! – Аня смотрит на меня огромными от страха глазами и трясет головой. – Ты можешь его разозлить.
– И что?
– Он болен… Не надо, я прошу тебя…
– Да мне плевать! – яростно воплю я. – Этот урод меня разозлил!
– Я не хочу умирать, Руслан! – взмаливается Аня со слезами в глазах. – Нужно как-то выбираться отсюда…
– Эй, помогите! Нам нужна помощь! Слышите? – кричу я в узенькие оконца под потолком. – Нас похитили!
– Никого тут нет, неужели ты не понимаешь? – Аня ощупывает лицо, чтобы понять, где оно болит сильнее. – Никто нам не поможет.
– Хрен ему! – я в сердцах сплевываю на пол и снова обращаюсь к потолку. – Хрен тебе, слышал? За нами скоро придут!
Окна здесь маленькие, небольшие, но вытянутые. Через них не выбраться наружу, хотя… Аня, возможно, могла бы.
Дверь широкая, массивная, с большой круглой деревянной ручкой. Вроде заперта на замок.
– Сколько времени? Как долго я… спал? – мне нужно хоть в чем-то сориентироваться. Не в местности, так во времени.
Ощущение словно вышел из многолетней комы.
Аня налегает на замок и цепь, тужится, хочет расшатать кольцо, кричит, нервничает, но у нее тоже ничего не получается.
– Аня, ты слышишь меня?
– Что?
– Как долго я был без сознания?
Это она во всём виновата. Из-за неё вы здесь.
– Часа три… – отвечает она, бросая цепь на пол и закрывая лицо руками.
В углу стоит небольшая печь с уходящей наружу трубой. Похоже, рабочая – даёт тепло в холодное время года.
Мы здесь надолго?
Нам предстоит зимовать в этом подвале?
Лампочки в потолке или какого-либо другого источника света нет. Светло только благодаря солнцу, проникающему через форточки. Настолько высоко посаженные, что кроме неба с наших матрасов в них ничего не видать.
Ночью будет тьма кромешная.
– Ты говорил про какие-то документы, – уточняет Аня. – Что ты имел в виду? Это как-то связано с твоей работой?
Где-то вдалеке поют птицы и жужжат мухи.
– Нет, – твердо отвечаю я. – Забудь об этом.
– А что за документы?
– Неважно. Почему ты не убежала?
Такая глупая, беспомощная… Я дал ей фору, чтобы свалить оттуда, а она ей не воспользовалась.
– Он догнал меня. Ударил и потащил к дороге. Я не смогла вырваться, кричала, тогда он снова меня ударил и я потеряла сознание. Очнулась уже в телеге.
– И что? – я сосредоточен и представляю, как всё происходило, как ей было страшно, больно, но это не прошибает во мне сострадания. Сама во всём виновата.
Сказать бы ей об этом, пристыдить, но я сдерживаюсь. Не время и не место выяснять, кто прав, а кто виноват. Нужно исправлять то, что уже случилось.
– Как долго мы ехали?
Утираю грязный пот со лба, встряхиваю головой. Каждый удар сердца отдается тупой болью в висках.
– Не знаю. Часа полтора, два.
Аня крепко сжимает ступни и нервно раскачивается, а я опускаюсь на матрас и всё прислушиваясь к звукам снаружи, вожусь с колодкой – нужно найти способ открыть её. Перед глазами проносятся сцены, в которых он заходит сюда с ножом или бензопилой в руках и рубит нас на части. Или насилует Аню…
Выдыхаю посильнее, чтобы справиться со страхом, но это не помогает. Я парализован и шокирован.
Где же этот урод? Когда придет обратно? И что будет, когда он всё-таки явится?
Эти мысли подстегивали меня, поэтому я не бросал попыток освободиться. Силы во мне иссякли, но старался я как мог – всё пробовал оторвать цепь, сломать замок, бил им о петлю в стене, но это ничего не дало – зря только тратил энергию.
Легко и просто это всё не закончится. И мы можем умереть здесь – вот, что самое паршивое.
Всем своим существом я отказываюсь принимать факт того, что это реально и ничей не розыгрыш, но вязкий и холодный страх, всё больше расползающийся по венам, расстилающийся под кожей, неумолимо убеждает меня в том, что всё по-настоящему и, действительно, происходит именно с нами.
– Если бы ты просто разбудила меня… – говорю я дрожащим, но строгим голосом, – то мы бы…
– Моя вина… – соглашается Аня. – Не сверни я на том повороте…
– Но ты свернула, – ядовитым тоном подхватываю я. – И теперь нам грозит смерть!
Аня ложится и рыдает, а я, опершись о стену, пытаюсь предположить, что же с нами будет дальше.
За дверью раздаются шаги.
Это он.
Спускается, встает перед дверью, вставляет ключ в замочную скважину, со скрипом прокручивает его и… дверь открывается.
К чему это приведет, я не знаю, но вместо того урода на пороге совершенно для нас с Аней неожиданно появляется девушка. Или женщина. Сходу и не разобрать, сколько ей лет. Выглядит она и молодо и зрело
