Послышались вопли и звуки пальбы с другого конца. Тут уж стало не до болтовни: через ошалевшую толпу рабочих рвалось с десяток охранников. Эти ребята были вооружены как надо и немедля открыли по нам огонь, даром что на пути у них стояли свои. Люди были вынуждены приседать и пятиться под градом пуль. За угол пришлось нырять и нам: десять дуроломов способны понаделать шороху.
— Осколочными! — рявкнул Старший, и они с Банни бросили пару М67.
Гранату в четыреста граммов солдат бросает в среднем метров на десять — пятнадцать; а потом лучше укрыться, так как пять метров у М67 — убойный радиус, а осколки способны разлетаться и на пару сотен метров. Так что мы забились за угол, в то время как взрыв накрыл все пространство коридора.
Высунувшись мельком, я увидел лишь зыбкие слои дыма, исковерканные конечности и полное отсутствие движения.
Мы выскочили и понеслись сквозь облако рыжеватого дыма — перепрыгивая через мертвых, огибая раненых, не реагируя на стоны и крики. У стены, покачиваясь, стоял забрызганный кровью человек, держась за лицо перебитыми пальцами. Взрывом ему в лохмотья изорвало одежду — непонятно даже, рабочий это или охранник. Он смотрел на нас мутным, полным отчаяния взглядом, но мы ничем не могли ему помочь.
Коридор выводил в просторный, похожий на парадную залу вестибюль: кресла, экзотические растения, клетки с пестрыми птицами. Всюду здесь носились техники, сея жуткую панику, роняя мебель и загораживая проход. В двойные двери дружно ворвалась свора охранников числом с дюжину. Заправлял ими блондинистый верзила с квадратной челюстью и льдистым взглядом убийцы, и дело свое он знал. Гражданских использовал в качестве живого щита, насылая их на нас, так что оставалось или в них стрелять, или безответно самим принимать огонь.
Сердобольность — качество, не подходящее человеку на моей работе, но и у меня никогда не было склонности убивать тех, кто этого не заслуживает. Ситуация, что и говорить, жуткая, да еще и резко идущая в пике.
— Шеф? — чуть замешкался Банни.
Охранники между тем занимали огневую позицию за спинами визжащего персонала. Если сейчас отступить и ввязаться с этими молодчиками в позиционную войну, можно увязнуть здесь на весь остаток дня — да еще неизвестно, скольких стрелков они могут позвать на помощь. Так что выбирать не приходится: со щитом или на щите. И я сделал то, чего охранники явно не ожидали: я на них накинулся, зная, что моя команда идет следом.
Блондин держался за парой вопящих, закрывших уши ладонями женщин; до него было далековато. Поэтому я сомкнул дистанцию с ближним стрелком и, заехав ему стволом в живот, дал два выстрела, от которых его подкинуло на фут. Мне этого хватило, чтобы, схватив за одежду, жестко крутнуться и увлечь его с собой. Он ударил стрелка, что позади, и вместе они рухнули на холодный плиточный пол. Я же по ходу наступил тому второму на горло.
Слева от меня по своей методе схлестнулся с двумя охранниками Старший: ведь живой щит можно использовать с двух сторон. Он как следует въехал технику по подбородку прикладом и, воспользовавшись тем, что тот увлек за собой стоящего сзади стрелка, пальнул поверх упавших в грудь третьему. Охранник, что по соседству, в суматохе выронил оружие, но, отпихнув ставшего ненужным работягу, метнулся, пытаясь схватить Старшего за горло. Старший, можно сказать, улыбнулся. Всем на заметку: никогда не хватайте опытного бойца обеими руками — он может нанести встречный удар, а вам и прикрыться будет нечем. Старший прижал подбородок к шее, а кованым носком армейского ботинка заехал удальцу в самые орехи. Такого пинка кости не выдерживают, не то что яйца. Сбросив враз ослабшие руки врага, Старший, можно сказать, из жалости лишил бедолагу чувств прикладом в затылок.
Я уловил движение справа и едва успел пригнуться: на меня, целясь, выпрыгнул из-за декоративной пальмы один из стрелков. Но тут лицо у него раскололось, и я различил, как мне подмигнул Банни.
Между тем народа в вестибюле было уже немерено. Для сравнения: никогда не пробовали тушить пожар посреди футбольного матча?
Я свалил еще двоих, и тут у меня кончились патроны. Новый магазин я вставить не успел: на меня с трех сторон надвинулись тот блондин и еще двое. Шаг назад, и они сомкнулись бы вокруг меня, как пальцы в кулаке, поэтому я предпочел броситься на крайнего — рыжего детину без передних зубов. Я отбил его руку своей и позаботился, чтобы ему досталось по переносице незаряженным пистолетом. Он грянулся на меня, а я крутнулся шпинделем и, сцепившись, кинул его на того бойца, что в середке. Рыжему потребовалась секунда, чтобы выпутаться, а я эту секунду использовал и саданул ему пистолетом в пах. Неважно, ушиб я его или нет; главное — удержать врага на месте. Присев, я рукояткой огрел его по сухо щелкнувшим пальцам ступни. Готово. Не успел он заорать, как я, собрав всю силу, в прыжке врезал ему ладонью по кадыку. Голова у молодца отдернулась так далеко и так быстро, что вырубился он наверняка прежде, чем упал окончательно, — то ли ушибленный, то ли мертвый, мне по барабану.
Тем временем блондин, оттолкнув подручного, выхватил из чехла на ремне морпеховский нож «кабар» (винтовку он в свалке потерял). Этот нож я от души уважаю, к тому же, судя по всему, обращаться с ним громила умел.
Лезвие у «кабара» тридцать сантиметров длиной, из них семнадцать — слегка зазубренное острие. Эдакий драконий зуб, бронежилет которому совершенно не помеха. У десантуры и морпехов этот тесак на вооружении со Второй мировой, а в руках умелого бойца он сочетает убойную, кости секущую силу и зловещую скорость. Я в ответ выхватил свой неразлучный «рапид» с выкидным лезвием. Понятное дело, длины в нем всего десяток сантиметров и против «кабара» он не больше чем пилка для ногтей, но, как говорится, для корабля главное не размер, а ходкость.
Блондин (на рубашке у него была бирка с надписью «Дитер») стал раскачиваться налево-направо, вынуждая меня ему вторить. Углы он срезал и всякий раз, меняя направление, постепенно сгибал руку в локте, чтобы казалось, будто он стоит на месте, хотя на самом деле постепенно приближался. Молодец, я и сам так делаю. Внезапно он метнулся в коротком выпаде, норовя чиркнуть концом лезвия по моей руке с ножом. Похвально.
Идиоты в такой схватке стремятся всадить нож с ходу, и хотя иногда им удается задеть цель, противнику ничто не мешает наносить им систематически порез за порезом, пока раны наконец не начнут брать свое. Этот парень цеплял, чирканьем рассчитывая повредить мне руку, что постепенно сказалось бы и на обороне, и на нападении. Двигался он быстро, приходилось шевелиться, чтобы и впрямь не задел.
Я нырнул влево, он попробовал снова, на этот раз метя ниже и в более длинном выпаде, чтобы, отдергивая острие, резануть понизу. Ловко.
Тем не менее к поединку я был готов и на атаки исправно отвечал контрударами. Нож у меня очень легкий — достаточно работать запястьем, чтобы нанести весьма серьезную рану, — и в итоге я этого Дитера, чувствуется, задел по кости: руку он отдернул, кровавые капли полетели веером. Лицо его на мгновение отразило боль и удивление, но он быстро собрался и ловким обманным выпадом достал меня по локтю — как раз там, где кожа тоньше всего. Место попадания ожгло болью.
Вокруг все так же бушевала паника, однако, если сейчас на секунду отвлечься, ты покойник. Мои товарищи свою работу знали, однако дело не только в умении, но и в числе. Долго ли еще выдюжит наше трио?
Дитер цепко держал меня взглядом; было видно, что, как и я, в движениях и ударах он руководствуется боковым зрением. Мы беспрестанно перемещались, двигаясь на цыпочках, как танцоры в точно выверенном и опасном па-де-де. Когда я делал шаг, шагал он, и наоборот. Мелькали лезвия, дважды сталь лязгала о сталь, и всякий раз клинки вскользь парировали друг друга.
Борясь с опытным соперником, победить можно, если он поддастся эмоциям, допустит ошибку или ты применишь какой-нибудь прием, который не использует он. Пока с нервами у Дитера все было в порядке, и ошибки он не сделал ни одной. Кровь у него сочилась из трех порезов, у меня из четырех.
Он сместился вправо, затем обманным движением отпрянул и попытался полоснуть меня по лицу — что опять же оказалось обманным движением — и наконец пригнулся, пробуя достать мою бедренную артерию. Обманное движение сверху почти всегда вынуждает подаваться корпусом назад, чтобы избежать пореза, а это, в свою очередь, ослабляет защиту торса, приоткрывая пах и бедро. Красотища, просто академическая выучка. Только со мной таких финтов не надо.
Когда он подался вперед, якобы с целью полоснуть меня по лицу, я понял: это не более чем обманка. Ошибки Дитер не сделал, он просто выбрал для своего финта не того соперника. Когда он затем резко нагнулся, пытаясь достать мое бедро, я нагнулся вместе с ним; в итоге его лезвие слегка задело мой ремень. А когда Дитер подавался назад, я зеркальным движением надвинулся и, вопреки его ожиданию, проник клинком чуть дальше, да не по воздуху, а вонзив острие в мягкое углубление между низом внутреннего бицепса и верхним краем трицепса. Лезвие вошло всего-то на сантиметр с небольшим, но этого оказалось достаточно, чтобы проделать отверстие в плечевой артерии. Судя по тому, как лицо Дитера исказилось болью, я задел еще и медиальный нерв.
