последнюю игру, поэтому свидетелей не оставлял.
Глава 24
Бунт
Не приведи бог видеть русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный.
«Капитанская дочка». Пушкин.
Вообще-то мэр никогда не обедал дома, но сегодня изменил правилу, потому что хотел поговорить с сыном. Однако, несмотря на обеденное время, тот еще не проснулся. Петр Тимофеевич плотно поел. Дарья Семеновна занялась посудой, а он, расположившись на диване, просматривал газеты, когда в гостиную вышел сын. Ежов, в рабочем трико и мятой рубахе, видать, найденных в старых одежных запасах, имел не выспавшийся вид и весьма мрачное расположение духа. Петр Тимофеевич, не отрываясь от газеты, приподнял голову.
– Здравствуй, Сережа. Выспался?
– Здравствуй… Хозяин.
Услышав такое обращение к себе, мэр поначалу набычился и смерил сына пристальным взглядом поверх очков. Опустив газету, вдруг улыбнулся.
– Докопался, значит. Похвально, делаешь успехи. А теперь марш в ванную, умываться и завтракать. Друг твой где, спит еще?..
Ежов ответить не успел. В дверях показалась Дарья Семеновна. Вытирая руки о фартук, она ласково улыбалась.
– Доброе утро, Сережа!
– И вам того же, – неприязненно ответил Ежов и, оправдывая свою холодность, добавил. – Не такое уж оно доброе! Поговорить надо, отец.
– Придерживаюсь, – мэр шутливо поднял руку, словно голосовал на общем собрании.
– А завтрак как же? – встрепенулась Дарья Семеновна. – Я пирожков настряпала, беляшей, как же? Пусть Сережа поест, и разговаривайте потом!
– Оставь нас, Даша! – Петр Тимофеевич взглянул на часы. – У меня мало времени.
– Пока горячие…
– Позже поест.
– Вечно у него времени нет, покушать ребенку не даст, – поджав губы, Дарья Семеновна удалилась на кухню.
– Слушаю тебя, сынок, – Петр Тимофеевич похлопал ладонью по дивану. – Присаживайся, сынок. Поговорим, как мужчина с мужчиной. Совсем большой стал, даром, что майор.
Ежов предпочел стул, оседлал его и, стараясь не смотреть на отца, предупредил:
– Разговор серьезный.
– Как у судьи с прокурором?
– Закон есть закон, – Ежов не желал принимать шутливого тона.
– А! Павлик Морозов… На папу решил донести? Только некому доносить, я тут хозяин.
Ежов поморщился, вытянул поверх спинки стула руки ладонями вверх, одна была забинтована.
– Я вот этими руками человека убил!
– Да что ты, – Петр Тимофеевич сообщением не очень расстроился. – И кого?
– Бандита одного. Головой в окно засунул.
– Несчастный случай? Бывает. Сильно порезался?
– Это ожег, – неохотно пояснил Ежов. – Прошлой ночью с полковником поцапались. Красновым. Знаешь такого?
– Наш пострел везде поспел! Краснов повесился.
– Как повесился, – удивился Ежов.
– Тебя надо спросить. Сильно ты с ним поцапался, если он в петлю прыгнул! МВД в панике, генерал в Москве, в отставку собирается, Краснов временно замещал. Такие вот пироги, Сережа. Замначальника Управления повесился! И мало этого. Твой брат в реанимации.
– А с ним-то что?
– С хулиганами на вокзале связался, ножом пырнули. Непутевый он какой-то. Аферист. Его занятия до добра не доводят! Дал Господь родственников, – мэр вздохнул, притворно сетуя на судьбу.
– Твои занятия не лучше, – заметил Ежов. – И что делать будем? Папа.
– А что особенного? Справимся, не в первый раз. Теперь у меня помощник есть. Дела передам, и на покой. Вот, раскидаем кучу малу, выборы скоро. Пойдешь на хозяйство? Пока я жив, помогу. Молодым у нас дорога.
– Ты понимаешь вообще обстановку? Меня, между прочим, милиция разыскивает.
– Это пустяки. Ты через кого на меня вышел? Вопрос поинтересней.
– Граф раскололся. Адрес дал. Ищу Хозяина, главаря мафии, людей смешу, а это мой папа.
– Как же ты сумел Графа расколоть? – мэр смотрел с любопытством.
– По душам поговорили. Интересный человек.
– И за это ты его на дыбе подвесил, паяльником пытал?
– Чего?! – возмутился Ежов.
– И проводом задушил. Душевный разговор называется. Методы у тебя!
– Шутишь.
– Это ты шутишь, сынок, а мне дерьмо разгребать. Графа с Барином прикончил, очередь за папой? – мэр показал острые зубы. – На меня не рассчитывай, другие планы. А то придется сани запрягать, и в лес везти. Павлик Морозов.
– Чего ты несешь!
– Ты хотел прямого разговора?.. Не нравится. Хочешь по закону? В два счета улетишь без пересадки, сразу в камеру для смертников. Принимай жизнь, какая она есть, сын. Или она тебя в порошок сотрет, и костей не выплюнет. Родителей не выбирают, я – отец, ты – сын. Либо – мы вместе, либо – война. Пора ножками по земле ходить, а не в облаках витать. Художник.
– Я защищался! Самозащита, следствие докажет. Стекло сверху упало, я не убивал.
– Да, конечно, – мэр иронизировал. – Графа повесил, а девочку пожалел.
– Девочку?
– Лиза, кажется, да? Спидом она болеет, сбежала, товарок допросили. Тебя не видели, но ты признался, что с Графом беседовал. Кто еще, если не ты? И Барин! Полковник милиции, между прочим. Камера смертников, если по закону. А чего ты хотел, Сережа. Орден на грудь?
– Лиза меня видела, больше никто.
– Вы, кажется, вдвоем были. Кто он, твой друг, долго спящий?
– Подручный Графа. Рахит. Он молчать будет.
– Внедренный агент, значит. А за девчонку не беспокойся! – мэр развел руками. – Наверно, на свалке ее найдут. Такие вот дела, Сережа. Все решаемо в этом мире, если между собой порядок.
– Почему на свалке. Ее убили?
– Скорее всего, наводчица. Ворота настежь, соседи позвонили, наряд приехал, пес мертвый, хозяин на дыбе замучен, девиц отыскали. Они на Лизу показали, в доме с Графом оставалась, якобы дочь. Графа ограбили, два сейфа открыты, надо думать, миллионов десять взяли. Это вы с другом?
Серые глаза мэра сочились отеческим любопытством.
– Мы не грабители, – ощетинился Ежов.
– Жаль! Деньги хорошие. Если она навела, ее зачистят подельники. Сумма большая, да и сам Граф человек системы. Кто это сделал, будем выяснять.
– Думаешь, Фауст?
Мэр согласно кивнул, глянул на часы.
– Это проблема. Некогда. Постараюсь вернуться пораньше, вечером обсудим. Убедительная просьба к тебе будет, вместе с твоим другом. Из дома ни на шаг, здесь вы в безопасности, надеюсь, понемногу все утрясется. Наломал ты дров, хоть баню топи. Это тонкий механизм! Человеческие судьбы, отношения, это годами строилось, а ты примчался, как с дуба рухнул, свалился на голову. Ты с Пумой этой разберись! Только без насилия, сынок, просто побеседуй, душевно, как ты умеешь. Если не расколется, тогда все, извини. Слишком много знает.
– Вот что, папа дорогой. – Ежов сверкнул глазами. – Хозяин ты или нет, всем башку оторву. Ее не трогать. Это моя девушка. Понятно?
– Ой-ой, боюсь. Ты что, сынок! Из-за какой-то шлюхи шум поднял.
– Не говори так, очень прошу. Она не шлюха.
– Из зоопарка сбежала, – мэр приподнялся. – Отложим до вечера.
– До вечера ничего не изменится! Я женюсь на ней.
Мэр всплеснул руками, и снова сел.
– Что за
