она погрузилась в беспокойный сон; кажется, ей приснились острые камни далеко внизу и этот ветер, подталкивающий к краю. По крайней мере, когда телефон завибрировал на тумбе рядом, она вздрогнула, решив, что отправилась в свободное падение.
Было темно. Ветер стих, и, похоже, снегопад прекратился. Голова все еще кружилась от глинтвейна, и, ответив на вызов, капитан не сразу узнала собственный голос:
– Капитан полиции Кристиан Тайлер слушает.
– Даже посреди ночи вас разбуди, вы ответите по уставу… Я всегда вам поражался, капитан.
Она распахнула глаза.
– Фледель?!
– Вы уж простите, что так поздно звоню. Не хотелось бы застать вас в участке, особенно учитывая, как громко вы кричите мое имя.
Он засмеялся. Пурга уже стихла, и Кристиан слышала его голос столь отчетливо, будто он был рядом; от одной этой мысли бросило в жар. Она не знала, что чувствовать: одновременно ее одолевали радость, волнение, ужас и страх неизвестности. Бросив взгляд на экран, она увидела, что сержант звонит с абонентского номера. Единственный разумный вопрос сорвался с ее губ:
– Вы не боитесь, что я сейчас же отдам приказ о трассировке сигнала?
– Я уже вверил свою судьбу вам при нашем последнем разговоре, – серьезно ответил Фледель. – Теперь все зависит от вас.
– Что, если я не верю вашим словам и не собираюсь вам помогать?
Она не знала, зачем говорит это.
– То мне ничего не остается, кроме как сдаться в полицию, хоть я ничего и не совершал. Я не могу прятаться вечно. И я не могу справиться с этим без вашей помощи. А если точнее, без вашего доверия.
– Доверия? – Кристиан перестала понимать, о чем он говорит. Она откинулась на подушку, и комната медленно закружилась перед глазами. Похоже, вино подействовало сильнее, чем она думала; впрочем, ясность мыслей, казалось, сохранялась. – Я устала от вопросов, на которые никто не может дать мне ответов. Сколько бы я ни билась, количество зацепок сокращается, а тайн – только увеличивается. Я ничего о вас не знаю, сержант. О каком доверии может идти речь?
Он замолчал, и на секунду Кристиан даже показалось, что связь отключилась. Она ответила слишком резко? Капитан не могла объяснить своего поведения даже себе – ведь саму себя она уже убедила в невиновности сержанта. Наверное, сказывался стресс.
– По крайней мере, это значит, что вы попытались.
Снова воцарилась тишина. Едва потрескивала связь, напоминая, что они все еще разговаривают.
– Конечно… – тихо ответила она наконец. – Я сказала глупость. Никто не верит, что это были вы.
– И вы тоже?
Секунда, чтобы собраться и ответить.
– И я. Я знаю про ваш отряд. И про то, что вы искали Жаклин.
– Вы… и правда далеко забрались.
Его голос стал едва различимым.
– Потому что… я хочу, чтобы этот кошмар закончился, – ответила она так же тихо. – Чтобы вы вернулись к нам. Чтобы все стало как прежде.
«Я скучаю», – прошептала она про себя. Голос Фледеля отзывался в груди тоской, и Кристиан только сейчас поняла, как ей не хватает его. Все это путешествие лишь в надежде вернуть его…
– Мне нужно, чтобы вы рассказали свою точку зрения. Я могу лишь догадываться о том, что произошло, по скудным обрывкам информации, что мне удалось получить. Расскажите мне, что случилось на самом деле.
– И вы поверите?
– И я поверю.
Вновь пауза. Глубокий вдох, и, наконец, ответ.
– Вы заслуживаете после всего этого знать правду. Прося о доверии, я и сам должен довериться.
После нашего обучения в полицейской академии меня здорово помотало по стране, прежде чем я начал работать в убойном отделе столичной полиции. Еще сколько-то лет, и вот я уже капитан. Так странно, да? Расследовал рядовые убийства вместе со своим отрядом, ни в каких громких делах не участвовал. Может быть, не был для этого создан, или начальство не сильно верило в мои способности.
Зато они верили в способности Ирвана. Он был моим лучшим другом из отдела по борьбе с наркотиками. И с отрядом моим у него были неплохие отношения – мы часто выбирались куда-нибудь отдохнуть. Наверное, вы уже заметили по моему характеру, что я довольно легко схожусь с людьми. Знаете, даже то, что произошло, не смогло этого изменить…
Однажды Ирван пришел ко мне очень встревоженным. Ему дали серьезную и крайне конфиденциальную задачу – именно это его и насторожило. Рассказывать о целях операции нельзя было никому, включая его семью. Но Ирван всегда предпочитал делать все по-своему – и знаете, капитан, в этом он чем-то был похож на вас. Ему было поручено внедриться в крупнейшую банду наркоторговцев и передавать всю имеющуюся информацию в отдел. Ирван хотел иметь подстраховку на случай, если что-то пойдет не так, и он выбрал в качестве этой подстраховки меня.
Естественно, все пошло не так. Когда ему удалось выяснить, где они хранят товар – несколько десятков килограмм наркотиков – и где собираются проводить сделку, его рассекретили. Он успел лишь связаться со мной и послать сигнал о помощи, исходящий из давно заброшенного завода. Даже слова вымолвить не успел – но я успел понять, что дела плохи.
Разумеется, я должен был сразу же доложить начальству. Да и Ирван должен был – но, скорее всего, просто не успел. Дрожь пробирает, когда я вновь понимаю, что его единственной ошибкой во всем этом деле было… довериться мне.
Я не рассчитал критичность ситуации. Более того, я решил, что это мой шанс выделиться, показать, чего я стою, как полицейский. Решил погеройствовать. Какой же идиот.
Кажется, я разговаривал тогда с одной из свидетельниц. Конечно, я сразу сообщил, что уезжаю – когда еще выпадет такой шанс! – но до участка, да и до завода ехать мне было немного дольше, чем ребятам.
Я доверял им, как семье. Ни на секунду в них не сомневался. Именно поэтому я отдал им приказ отправляться на место и действовать по ситуации – я в любом случае думал, что доберусь примерно в то же время, как только смогу добраться до заброшенного завода через городские улицы.
Городские улицы с этим чертовым трафиком. Вы уже видели это, да, капитан? Я встрял в пробку чуть ли не на час. За это время я тысячи раз успевал передумать, взять в руки трубку и начать набирать начальству – и в ту же секунду думал, что слишком уж паникую, что ребята справятся и мы это дело как-нибудь замнем, а вот меня за нарушение по головке не погладят. Думая об этом сейчас, чувствую себя
