– А такое было возможно? – спросила Саммер.
– Кто знает? – ответил я. – Новые объединенные части будут весьма необычными. Брубейкер от этого должен был только выиграть, поскольку его подразделение и сейчас использует весьма необычные методы ведения военных действий. Возможно, Вассель и Кумер обманули его, предложив стратегический альянс. Так или иначе, но они назначили встречу на вечер четвертого января. Вероятно, место выбрал Брубейкер. Должно быть, он проезжал там множество раз, когда ездил из Форт-Бэрда в отель с полем для гольфа. Естественно, он чувствовал себя уверенно. Брубейкер не позволил бы Маршаллу сесть у себя за спиной, если бы испытывал какие-то сомнения.
– А откуда ты знаешь, что сзади сидел именно Маршалл?
– Протокол, – сказал я. – Полковник беседует с генералом и другим полковником. Вассель должен был сидеть на переднем сиденье, а Кумер сзади, так, чтобы Брубейкер мог повернуться и видеть обоих. Ну а на Маршалла Брубейкер просто не обращал внимания. Он ведь всего лишь майор. Кого в такой ситуации будет интересовать майор?
– Они собирались его убить? Или это произошло случайно?
– Собирались, тут не может быть никаких сомнений. У них был план. Удаленное место, где они намеревались бросить тело, героин, который Маршалл привез из Германии, заряженный пистолет. Так что по чистой случайности мы оказались правы. Те же самые люди, что убили Карбона, выехали из главных ворот Форт-Бэрда и разобрались с Брубейкером. Они гнали всю дорогу.
– Они дважды оставляли ложный след, – сказала Саммер. – Героин, тело, отвезенное на юг, а не на север.
– Работа любителей, – возразил я. – Медики в Колумбии должны были заметить цианоз и ожоги от выхлопной трубы. Васселю и Кумеру просто безумно повезло: медики не сказали нам об этом сразу. К тому же они оставили машину Брубейкера на севере. Удивительное проявление глупости.
– Наверное, они просто устали. Стресс. Напряжение, бесконечная езда. Они приехали с Арлингтонского кладбища, побывали в Смитфилде, вернулись в Колумбию, а потом обратно в аэропорт. Почти восемнадцать часов. Стоит ли удивляться, что они совершали ошибки? Однако им все это сошло бы с рук, если бы ты выполнил приказ Уилларда.
Я кивнул.
– У нас совсем нет улик, – продолжала Саммер. – Дело сразу развалится. Нет даже косвенных улик. Одни лишь предположения.
– Именно по этой причине нам необходимы признания.
– Нам нужно очень хорошо подумать, прежде чем предъявлять обвинения. При таком слабом подборе доказательств в тюрьму отправишься ты. За причинение беспокойства.
За моей спиной послышался легкий шум, и появилась стюардесса с завтраками. Она вручила один завтрак монахине, один Саммер и один мне. Трапеза оказалась жалкой. Холодный сок, ветчина и сэндвич с сыром. И все. Я решил, что кофе принесут потом. Во всяком случае, я на это рассчитывал. Я прикончил свой завтрак секунд за тридцать. Саммер финишировала через пару секунд после меня. Монахиня даже не прикоснулась к пище. Маленький поднос так и остался стоять перед ней. Я ткнул Саммер под ребра.
– Спроси, собирается ли она это есть, – сказал я.
– Не могу, – проворчала Саммер.
– Она должна заниматься благотворительностью, – заявил я. – В этом суть ее деятельности.
– Не могу, – повторила Саммер.
– Можешь.
Она вздохнула.
– Ладно, подожди минутку.
Однако она слишком долго тянула с этим. Монахиня развернула обертку и принялась за сэндвич.
– Проклятье, – пробормотал я.
– Сожалею, – сказала Саммер.
Я посмотрел на нее.
– Что ты сказала?
– Я сказала: «Сожалею».
– Нет, до этого. Последнее, что ты сказала.
– Я сказала, что не могу к ней обратиться.
Я потряс головой.
– Нет, до того, как принесли завтрак.
– Я сказала, что у нас совсем нет улик.
– Нет, еще раньше.
Я видел, как она вспоминает наш разговор.
– Я сказала, что Васселю и Кумеру все это сошло бы с рук, если бы ты выполнил приказ Уилларда.
Я кивнул. С минуту размышлял над ее словами. Потом закрыл глаза.
Я снова открыл их в Лос-Анджелесе. Самолет коснулся земли, и меня разбудил скрежет шасси по бетону. Затем взревела обратная тяга, началось торможение, и меня бросило вперед на ремень. Снаружи уже начинался рассвет, казавшийся коричневым, как это часто здесь бывает. По внутренней трансляции объявили, что в Калифорнии сейчас семь часов утра. В течение двух суток мы постоянно двигались на запад, и каждые двадцать четыре часа для нас превращались в двадцать восемь. Мне удалось поспать, и я не чувствовал усталости, но по-прежнему хотелось есть.
Мы выбрались из самолета и направились в зал выдачи багажа. Именно здесь водители встречают прилетевших. Я огляделся по сторонам и увидел, что Кельвин Франц никого не прислал. Он приехал сам. Я сразу обрадовался. Мы попали в хорошие руки.
– У меня для тебя новости, – сказал он.
Я представил его Саммер. Он пожал ей руку и забрал у нее сумку. Я решил, что это не только жест вежливости, но и способ побыстрее посадить нас в свой «хаммер». Его машина была припаркована в запрещенном месте. Однако полицейские держались от нее подальше. Камуфляжная черно-зеленая окраска «хаммера» всегда производила на них такое действие. Мы сели в машину. Я пропустил Саммер на переднее сиденье. Это был не просто жест вежливости – мне хотелось растянуться сзади. В самолете было очень неудобно сидеть.
– Нашли «гранд-маркиз», – сказал Франц.
Он включил мощный дизельный двигатель, и мы отъехали от тротуара. Ирвин находился к северу от Барстоу, примерно в тридцати милях езды через город. Я прикинул, что Франц потратит около часа, учитывая, что утром дороги будут забиты машинами. Саммер с интересом наблюдала за его манерой вождения. Я уловил в ее глазах одобрение. У нее бы ушло на такую поездку не более тридцати минут.
– Машину обнаружили в Эндрюсе, – сказал Франц. – Они ее там бросили.
– Когда Маршалла отправили в Германию, – добавил я.
Франц кивнул, не отводя взгляда от дороги.
– Так и было написано в журнале убытия и прибытия. Припаркована Маршаллом, с отметкой Управления военных сообщений в декларации. Наши парни передали эти сведения в ФБР. Так быстрее. Система взаимных одолжений. Бюро работало всю ночь. Сначала с неохотой, но потом они заинтересовались. Оказалось, что это связано с делом, которое они расследуют.
– С делом Брубейкера, – сказал я.
Франц кивнул.
– На коврике в багажнике обнаружены кровь и кусочки мозга Брубейкера. Их соскребли бумажными салфетками, но недостаточно тщательно.
– Что-нибудь еще? – спросил я.
– Еще очень многое. Там найдены другие следы крови, совсем немного, возможно, с рукава или лезвия ножа.
– Кровь Карбона, – сказал я. – Она осталась после предыдущей поездки Маршалла в багажнике. А нож нашли?
– Нет, – ответил Франц. – Но внутри багажника полно отпечатков Маршалла.
– Иначе и быть не могло, – заметил я. – Он провел в нем несколько часов.
– Под ковриком нашли личный знак, – сказал Франц. – Вероятно, цепочка была порвана и он оказался в багажнике.
– Личный знак Карбона? – спросил я.
– Совершенно верно.
– Любители. Что-то еще?
– В основном обычные вещи. Машина была довольно грязной. Волосы, волокна, старые обертки, банки от содовой, ну и все в таком же духе.
– А баночка от йогурта?
– Одна, – ответил Франц. – В багажнике.
– Клубничный или малиновый?
– Клубничный. С отпечатками Маршалла. Такое впечатление, что он решил перекусить.
– Он открывал баночку, – сказал я. – Но йогурт Маршалл не ел.
– Там еще оказался пустой конверт, – продолжал Франц. – Адресованный Крамеру в Двенадцатый корпус, в Германию. Авиапочта, с прошлогодней маркой. Обратного адреса нет. Такое впечатление, что прежде в нем лежала фотография.
Я ничего не ответил. Франц посмотрел на меня в зеркало.
– Это хорошие новости? – спросил он.
Я улыбнулся.
– Если раньше у нас были только предположения, то теперь появились косвенные улики.
– Гигантский скачок для всего человечества,[39] – сказал Франц.
Потом я перестал улыбаться и отвернулся. И начал думать о Карбоне, Брубейкере и миссис Крамер. И о миссис Ричер. В начале января 1990 года по всему миру умирали люди.
Дорога до Ирвина заняла более часа. Наверное, об автострадах Лос-Анджелеса говорят правду. На базе все выглядело как обычно. Все были чем-то заняты. База расположилась на большом участке пустыни Мохаве, и здесь по очереди жили полки бронетанковых войск, которые участвовали в учениях, когда сюда прибывали другие части. Тут всегда царила напряженная атмосфера учений. Погода обычно оставалась солнечной, и люди неизменно получали удовольствие, играя с большими дорогими игрушками.
