глаза смотрели прямо, без малейшей тени смущения. Такой взгляд бывает у больших собак, знающих себе цену. Наверняка, каким бы делом ни занимался, адвокат или нет, его коньком была мертвая, бульдожья хватка.
– Здравствуйте, Сергей Петрович, – мужчина только обозначил, что готов подняться, однако вставать не спешил, дескать, он человек пожилой и скакать вверх-вниз не намерен даже перед депутатами. – Я к вам по делу. Много времени не займу. Позволите.
– С кем имею честь, – Ежов не спешил присаживаться.
– Лев Ильич, к вашим услугам, адвокат, – гость понимал все без лишних слов, это было видно по легкой усмешке в уголках глаз. – Мои соболезнования, Сергей Петрович, что вторгся в ваш дом без предупреждения, хлопоты у вас, понимаю. Если подружимся, будете звать меня дядей Левой.
– Ну, я пошла, – робко сказала Пума из-за спины Ежова.
– Милочка! Одну минуту, – окликнул ее Лев Ильич. – Знаете, умираю от жажды, здесь душно. У вас не найдется глотка шампанского? Извините, я без церемоний.
– Я лучше окну открою, – недружелюбно сказал Ежов.
– Что вы, что вы! – воскликнул адвокат, обрывая попытку на взлете. – Не люблю сквозняки. И зачем столько работы. Лучше шампанское, можно советское.
– Или коньяку, – Ежов начал злиться.
– Серж, я принесу! В холодильнике бутылка шампанского.
– Вот-вот. Холодное очень кстати. А коньяк в такую жару вреден для печени. – Лев Ильич закинул ногу на ногу, словно размещался тут навсегда. – И потом, что сейчас делают, это не коньяк! Это дуст. Сам не пью и никому не советую. А на свадьбу пойдет. После борьбы с пьянством такую дрянь пьют, что химическое оружие бессильно.
– Какого черта… – зарычал Ежов, он все еще стоял. Гость упреждающе поднял руки.
– Не жалейте спиртного! Жалейте душевные силы, они вам скоро пригодятся.
Ежов повернулся, сердито посмотрел на Пуму, желая осадить пришельца.
– Адвокат. Да это проходимец какой-то. Зачем пустила?
– Не вижу противоречия, – возразил Лев Ильич. – Все порядочные адвокаты – проходимцы, увы, такова профессия. Но далеко не все проходимцы – порядочные адвокаты. Каламбур. Не буду упоминать громких имен, от некоторых имею аллергию, однако, Сергей Петрович, вынужден вас огорчить. Адвокат, к помощи которого вы прибегли, не самый лучший способ избавить свои карманы от наличных денег, лучше бы вы их выбросили вместе с пиджаком.
Ежов для вида заинтересовался.
– Вы имеете в виду… кого именно?
– Караул! Не надо имен, – напомнил Лев Ильич и потер ладони. – Видите, у меня чешутся руки, я бы с удовольствием набил негодяю фэйс. На его счастье, я немолод и хорошо воспитан. Так как насчет шампанского?
Ежов кивнул, Пума исчезла.
– Ваш многоуважаемый папа, Сергей Петрович, был выдающимся человеком. Если бы вы успели, и спросили, к кому обратиться в трудную минуту, он бы вам обязательно ответил. Конечно, к дяде Леве! И он бы вас не обманул. Никогда не верьте дорогим адвокатам. Они дороги только потому, что умеют продаваться. Есть одна умная истина. Кто умеет продаваться, тот умеет и продавать, – Лев Ильич дал время осмыслить фразу. – Вас продали, Сергей Петрович, и гораздо дешевле, чем вы о себе думаете.
– Откуда такая информация?
– Сергей Петрович. – Лев Ильич укоризненно качал головой. – Я не выдаю источники даже своим клиентам, не то что их сыновьям, иначе бы не дожил до седин. Память о старой дружбе вынудила меня прийти с визитом, но не требуйте слишком многого. Я намекнул, кто вас продал, могу сказать – кому.
– Кому? – Ежов сел, наконец-то, на стул.
– Одному из соперников по предвыборной борьбе, которого поддерживает одна радикальная партия, якобы патриоты, денег у них мало, а злости много, поэтому не гнушаются грязных приемчиков. Выборы не есть борьба кандидатов, выборы – борьба будущих режимов. И знаете, не хочется проснуться однажды в стране, где правят бал молодчики в мундирах. Компромат на вас очень серьезный. Как известно, кто предупрежден – тот вооружен. Я просто исполняю долг.
– Если есть компромат, почему они не воспользовались во время кампании?
– Помилуйте. Не в обиду вам будет сказано, Сергей Петрович, но вы просто ангел, младенец. Я имею в виду политику, а не ваш весьма мужественный образ, который вызывает уважение. Если вас устранить до выборов, то они оказали бы услугу другому кандидату, но никак не своему ставленнику, для этого у них слабы позиции, он все равно не пройдет. Да и что такое – разоблачить кандидата, одного из многих? Выстрел по воробьям, скандал не получится. А вот когда вы станете депутатом, другое дело. Тут уж извините, полетят перышки. Они подключат прессу, которая ищет сенсаций, ныне гласность, обольют вас дегтем, вываляют в тех перьях и подожгут фитиль. Хлеба и зрелищ, ничто в этом мире не меняется. Хлеба они дать не могут, а вот на зрелище да, тут очки заработают, и не только очки…
В гостиную вернулась Пума, она уже переоделась в весеннее платье, с двумя бокалами и бутылкой шампанского в ведерке, поставила поднос на журнальный столик.
– Спасибо, уважили больного человека, – Лев Ильич от предвкушаемого удовольствия даже крякнул.
– А ты? – спросил Ежов невесту.
– Мне некогда, извините, – Пума с некоторой тревогой кивнула гостю и удалилась. После того, как шампанское было налито в бокалы, разговор продолжился.
– Вы хорошо знали моего отца. Я правильно понял?
– Как выяснилось, не очень-то хорошо. Мы проработали почти 25 лет, четверть века. Срок большой, сейчас столько не дают. Если бы знал хорошо, то смирил бы свою гордыню, и не допустил его до позора. Смерть в общественном туалете, пусть в Москве, не интеллигентно, дурной вкус. Разумеется, я был в курсе не публичных аспектов его деятельности, но от опасных поступков уберечь, как видите, не смог, в чем себя сегодня укоряю. Сколько раз он мне говорил: Лева, не пей, ты кончишь в сортире! Накаркал Петр Тимофеевич на свою голову. И кто, скажите, из нас прав?
– Не забывайте, его убили.
– А я про что! Если бы мы не разругались. Если бы он пощадил мою одну-единственную слабость? – Лев Ильич щелкнул ногтем по искрящемуся бокалу. – В конец концов, я трачу собственное здоровье, а не государственное достояние. Если бы он слушал меня, алкоголика, то умер бы на пуховой перине, как полагается, в окружении детей, внуков и правнуков!
– Оставим это, – Ежов осушил бокал залпом.
– Хорошо, перейдем к делу, – гость поспешил сделать то же самое, выпил, поставил бокал на стол. – Не откажите повторить. Блаженны страждущие, ибо они насытятся.
Ежов выполнил просьбу. Лев Ильич принял бокал с улыбкой.
– Мне кажется, мы сработаемся. Благодарю за доверие.
– Конкретно. Что вы предлагаете, о чем речь?
– Помилуйте,
