— Нет.
— Но Джорджи знает? Никакого ответа.
— У Джорджи свои источники, — сказал я. — Он поддерживает с ними контакт и все такое.
— Наверное, — сказал Майло, отряхивая крошки с рубашки.
— У тебя сироп на подбородке.
— Спасибо, мамочка. — Майло бросил деньги на стол и встал. — Ты не против, если мы немного пройдемся?
— На восток, до музеев?
— Ты все схватываешь на лету, профессор. Пришло время Вегаса.
Мы подошли к зданию из розового гранита, где раньше заседали братья Коссак. Майло долго смотрел на фасад, потом вошел в вестибюль, взглянул на охранника и вернулся ко мне. Я его дожидался, делая вид, что наслаждаюсь архитектурными красотами.
— Ну, ты счастлив? — поинтересовался я, когда мы шагали обратно к кафе.
— Просто в экстазе.
Мы вернулись к кафе, сели в новый автомобиль, который Майло взял напрокат в этот день — черный «мустанг» с открывающимся верхом, — и проехали через Ла-Бриа на открытые пространства Уилшира, что расстилались вдоль северной границы Хэнкок-Парка.
Майло вел машину одним пальцем. Он не спал двое суток, но выглядел на удивление бодрым. У меня же отчаянно слипались глаза. «Севилью» отбуксировали в мастерскую. Позже я позвоню туда, чтобы выяснить, как поживает мой автомобиль. Пока буду ездить на машине Робин. Если только смогу выносить ее аромат, которым пропахла кабина.
Майло выехал на Россмор, а затем на юг по Пятой улице, свернул на Ирвинг и остановился в шести домах от Шестой. На другой стороне располагался особняк шефа Брусарда, который принадлежал муниципалитету. Возле дома стоял безупречно белый «кадиллак». Неподалеку со скучающим лицом нес службу одинокий полицейский в штатском.
Майло уставился на особняк с той же враждебностью, которая промелькнула в его взгляде, когда он наблюдал за охранником в вестибюле дома Коссаков. Прежде чем я успел задать вопрос, он развернул «мустанг» и поехал на юг, а потом резко свернул на восток по Мьюрфилд, где вдруг сбросил скорость и остановился перед зданием, которое скрывали высокие стены.
— Особняк Уолта Обея, — сказал он прежде, чем я успел открыть рот.
Каменные стены. Как в поместье Лёца, которое граничило с домом, где прошла та давняя вечеринка. Место убийства. Если построить достаточно высокие стены, можно многое себе позволить.
Джейни Инголлс насиловали мужчины сразу двух поколений.
Над воротами медленно поворачивалась камера слежения.
— Ну-ка, улыбнись, — пробормотал Майло и помахал рукой.
Потом нажал на газ и с ревом умчался прочь.
Он отвез меня домой, и я проспал до пяти вечера, а как только проснулся, сразу включил новости. Сообщение о гибели братьев Коссак появилось только через час и лишь в местных новостях.
Оно полностью соответствовало словам Джорджи Немерова: автомобильная катастрофа, наступившая в результате превышения скорости. В тридцатисекундном сюжете сообщалось, что Харви и Бобо являлись «богатыми предпринимателями», которые участвовали в реализации «ряда вызвавших дискуссии проектов». Никаких фотографий. Ни малейших подозрений в убийстве.
Еще одна ночная смерть, не попавшая в выпуски новостей Лос-Анджелеса по той причине, что произошла в девяноста милях к северу.
Вскоре я получил сообщение по электронной почте — статья из «Санта-Барбара ньюс-пресс» — и больше ничего. Адрес отправителя: [email protected] В статье содержалось нечто новое.
Изложенные факты не требовали интерпретации: тело шестидесятивосьмилетнего представителя агентства недвижимости по имени Майкл Ларнер найдено два часа назад на переднем сиденье его «БМВ». Машина стояла в лесу, к северу от съезда с шоссе номер сто один, в предместьях Санта-Барбары. На коленях Ларнера лежал пистолет, из которого недавно стреляли. «Смерть произошла от единственного выстрела в голову, самоубийство весьма вероятно».
Ларнер приехал в Санта-Барбару для опознания тела своего сына Брэдли, умершего в возрасте сорока двух лет, также — вот уж ирония судьбы — в автомобиле от сердечного приступа. Автомобиль Брэдли — «лексус» — найден всего в нескольких милях от места смерти Майкла Ларнера, на тихой улице, в северной части Монтесито. Скорбящий отец покинул морг после полудня, полиция до сих пор не сумела установить, как провел последние три часа своей жизни Майкл Ларнер.
Тело обнаружил бездомный.
«Я собирался вздремнуть, — рассказал бродяга, Лэнгдон Биттингер, пятидесяти двух лет. — И сразу же понял: здесь что-то не так. Такая дорогая машина стоит возле дерева. Я заглянул в нее и постучал в окно. Но он уже умер. Я был во Вьетнаме и знаю, как выглядит смерть».
Высадив Алекса, Майло включил радио «мустанга» и поймал радиостанцию, которая передавала классический рок. Группа «Ван Хален» исполняла «Джамп».
Резвая маленькая машина, этот «мустанг». Темперамент так и рвется наружу.
— Раньше он принадлежал садовнику Тома Круза, — сообщила девушка из проката автомобилей.
Настоящая сова — она работала с часу ночи до восьми утра.
— Великолепно, — ответил Майло, бросив ключи в карман. — Надеюсь, это поможет мне на прослушиваниях.
Девушка понимающе кивнула:
— Вы исполняете характерные роли?
— Нет, — покачал головой Майло, — мне не хватает характера.
Он вернулся к дому Джона Дж. Брусарда на Ирвинг и несколько часов наблюдал за особняком. Жена шефа вышла из дома в 13.03, ее сопровождала женщина-полицейский, открывшая дверцу белого «кадиллака». Миссис Б. уехала в сторону Уилшира и вскоре скрылась из вида.
Джон Дж. остался в доме один? Майло знал, что Брусарда нет на работе; он звонил туда, представился служащим из офиса Уолта Обея, и ему вежливо сообщили, что шефа сегодня не будет.
Что ж, Майло совсем не удивился. В утреннем выпуске «Тайме» появились новые материалы, направленные против Брусарда. Лига защиты полиции жаловалась на падение нравов, сваливая все на Брусарда. Комментировал статью профессор юриспруденции, анализировавший поведение Брусарда. Между строк легко читался вывод, что темперамент шефа не годится для сегодняшней действительности. Интересно, что это значит?
Если принять во внимание события прошедшей ночи — и доклад шефу Крейга Боска, — Брусард не мог не понимать, что круг сужается.
Джон Дж. всегда отличался осторожностью. Что же он сейчас делает? Выбирает костюм из дюжины, висящих в шкафу? Казалось, происходящее его не взволновало.
Возможно, так и было.
Майло продолжал наблюдать за особняком. Он немного прогулялся, чтобы размять ноги, готовясь к долгому ожиданию. Однако очень скоро ему пришлось вернуться в «мустанг»: не прошло и пяти минут, как на подъездной аллее появился зеленый седан — самый обычный «форд», принадлежащий ПДЛА.
Одинокий водитель. Высокий человек неподвижно сидел за рулем. Майло сразу же узнал благородный профиль шефа.
Брусард свернул на юг, как и его жена. Притормозил на Уилшир, где довольно долго стоял на месте, включив сигнал левого поворота — наглядный пример достойного поведения за рулем, — после чего свернул на бульвар.
И поехал на восток. Возможно, он все-таки отправился на работу. Чтобы показать, кто в доме хозяин.
Ну что ж, существует только один способ узнать.
Брусард четко выполнял все правила, ни разу не превысив скорость, двигался вдоль центральной линии, потом показал правый поворот, свернул на юг, проехал мимо бульвара Вашингтона и плавно вписался в поток автомобилей, несущихся по восточной автостраде.
Машин было довольно много, однако свободного места оставалось достаточно, и Майло без труда следовал за «фордом», пока Брусард не съехал с автострады на Сото, в восточном Лос-Анджелесе.
Офис коронера?
Брусард действительно подкатил к аккуратному зданию морга, находившемуся в западном крыле больничного комплекса округа, но вместо того чтобы припарковаться рядом с другими полицейскими машинами, проехал еще две мили. Остановился на узкой улице под названием Сан-Элиас, свернул направо и на скорости двадцать миль в час двинулся мимо рядов небольших бунгало.
Преодолев три квартала Сан-Элиас, зеленый «форд» оказался в тупике и вырулил на обочину.
Въезд перегораживали роскошные двойные ворота из железа, украшенные готическими арками, высотой в двадцать футов. Идущие по верху ворот завитки образовывали буквы. Отставший на квартал Майло не сумел их прочитать.
Джон Дж. Брусард припарковал «форд», вышел, запер дверцу и поправил пиджак.
Нет, он не собирался в свой офис — шеф никогда не показывался в Паркеровском центре без формы. Идеально выглаженной, грудь украшена многочисленными нашивками. Во время торжественных мероприятий Брусард надевал шляпу.
Считает себя генералом, говорили насмешники.
