Брайан Джейкс - Двое с «Летучего голландца»

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»… Страшная и таинственная легенда.

Кто придумал ее и рассказал? Из века в век моряки разных стран с замиранием сердца передавали друг другу истории о корабле-призраке, бороздящем просторы океанов от Маркизовых островов до арктических морей. Шепотом рассказывали услышанные из уст очевидцев подробности и молили Бога уберечь их от встречи с вечным скитальцем. Ведь всем известно, что встреча с ним — предвестник гибели.

«Летучий голландец»… Окаменевшие от соли белесые снасти, зловещие лохмотья парусов, днище, обросшее ракушками до самого корабельного носа, и на борту команда — люди-призраки, для которых и время, и стихия бесконечны. А у штурвала капитан Вандердеккен — страшный и высохший как древняя мумия, с пожелтевшим лицом, с волосами, слипшимися от морской соли и пены, с безумным, потерявшим надежду взором. Ищет он берег на горизонте. Что за проклятие лежит на нем и его судне? Чем прогневал он небеса? За что обречен на вечное скитание? Кто знает об этом?..

Лишь двое оставшихся в живых.

И я берусь за перо, чтобы поведать эту таинственную историю.

В верхней комнате грязного кабака, известного под названием «Прожорливая акула», за столом, заляпанным жирными пятнами и потеками от спиртного, сидели двое. Один — крупный мужчина, голландец, капитан и владелец судна. Другой — тщедушный китаец, промышляющий торговлей драгоценными камнями. Поглощенные разговором и внимательно следя друг за другом, они не обращали внимания ни на гудки сирен, доносившиеся из туманной гавани, ни на портовый шум. Даже бутылка крепкого джина не отвлекала собеседников. В полутьме маленькой комнаты, в клубах табачного дыма их взгляды то и дело притягивал небольшой мешочек синего бархата, который китаец выложил на стол, но не выпускал из рук.

Осторожно и не торопясь, пальцами с длинными ногтями торговец развязал кожаный шнурок, стягивающий мешочек, и в скупом свете масляной лампы блеснули грани огромного изумруда, похожего на глаз сказочного дракона. Заметив жадный взгляд, брошенный на сокровище капитаном, китаец улыбнулся одними глазами и быстро прикрыл камень рукой. Внимательно наблюдая за собеседником, он тихо проговорил:

— Мой человек в Южной Америке, в Вальпараисо, ждет прибытия гонца, который сможет доставить мне пакет. В пакете — братья и сестры этого зеленого камушка. Какие-то побольше, какие-то поменьше, но их там множество, и любой из них стоит целое состояние. Это небывалое богатство, мой друг. Даже в самых смелых и безумных мечтах сложно представить такое сокровище. Тот, кто повезет этот драгоценный груз, должен быть незаурядным человеком: достаточно сильным и властным, чтобы защитить его от чужих лап, и достаточно отважным, чтобы проделать весь путь в это время года. Здесь, в порту, у меня повсюду глаза и уши. Я долго думал и решил, что только вы в состоянии сделать это нелегкое дело.

Серые и холодные, словно море зимой, глаза капитана пристально, не мигая, смотрели на торговца.

— Что я получу, если выполню ваше поручение?

Китаец чуть сник под пронзительным взглядом и, убрав руку со стола, произнес:

— Этот прекрасный камень и еще два таких же, когда доставите мне груз.

Изумруд снова вспыхнул зеленым пламенем. Голландец быстро схватил его и кратко ответил:

— Идет!

По узким улицам порта, хрипло дыша, хватая ртом сырой туманный воздух, бежал мальчик. Его мокрые прохудившиеся башмаки то и дело соскальзывали с ног, шлепали по щебню дороги. Сзади раздавался стук тяжелых крепких сапог его преследователей. Стук становился все ближе и ближе.

Пробегая по пятнам желтого света, падающего из окон ближайшей таверны, мальчик споткнулся, но удержал равновесие и припустил дальше, ища спасения в мутной темноте ночи. Что бы ни случилось, он ни за что не вернется назад, в семью Бьернсонов. Не будут они больше помыкать им как скотиной, как рабочей лошадью, как рабом. И пусть холодный пот заливает глаза, а свинцовые от усталости ноги еле передвигаются, он будет бежать дальше и дальше. Прочь от этой опротивевшей ему жизни. Да и разве это жизнь? Немой от рождения, он рос без отца и никто не мог позаботиться о нем, защитить. Его мать — слабая женщина, — овдовев, вышла замуж за торговца селедкой Бьернсона, но прожила недолго. После ее смерти мальчика переселили в погреб. Отчим и три его великовозрастных сына относились к нему, как к собаке. Все! Хватит!

Мальчик бежал, но погоня настигала и хотелось только одного — никогда не слышать этого топота за спиной, никогда не знать той жалкой жизни, что он влачил в семье Бьернсонов. К ним он больше никогда не вернется! НИКОГДА!..

Матрос-бирманец со шрамом на лице быстро скатился вниз по лестнице к четырем собутыльникам, которые устроились в одном из темных углов таверны «Прожорливая акула». Он кивнул своим товарищам, призывая к вниманию, и прошептал:

— Капитан идет!

Все пятеро матросов были разных национальностей, и все, как на подбор, — редкие негодяи. Вряд ли когда-либо на борт судна одновременно попадали более мерзкие портовые крысы. Затаившись в потемках, они не сводили глаз с лестницы, ведущей в верхнюю комнату. Бирманец подмигнул собутыльникам, и лицо его, изуродованное синим шрамом, страшно исказилось.

— Я все подслушал. Капитан пойдет за зелеными камнями.

Англичанин с густой бородой злорадно ухмыльнулся.

— Выходит, груз железа в Вальпараисо только ширма. Кому голландец собирается дурить голову?! Понятно сразу: цель плавания — сокровище!

Похожий на ястреба араб, не спеша потянул кинжал из-за пояса.

— Ну, денежки-то мы свои заберем! Верно? Англичанин — главарь всей этой банды — схватил араба за руку.

— Разумеется, мой друг. Разумеется. И всю жизнь проживем как лорды! Только убери сейчас нож и жди моей команды. Понял? Всему свое время.

Опрокинув еще по стаканчику джина, они вышли из таверны.

Мальчик остановился и повернулся лицом к своим преследователям. Он оказался в ловушке, дальше бежать было некуда — за спиной плескалось море. Верзилы Бьернсоны тесным кольцом окружили его на самом краю пристани. Их жертва, тяжело дыша, глотала воздух, дрожа в ночном тумане. Самый долговязый из братьев, шагнув вперед, схватил мальчика за ворот рубашки.

С глухим вскриком, похожим скорее на рычание, тот извернулся и вонзил зубы в руку обидчика. Бьернсон, взвыв от боли, выпустил добычу и другой рукой инстинктивно ударил парня в челюсть. Удар был настолько силен, что оглушенный мальчик потерял равновесие и, подняв тучу брызг, упал с пристани прямо в море. И сразу ушел под воду.

Опустившись на колени, братья всматривались в темную, покрытую маслянистой пленкой глубину. Но на гладкой поверхности воды появилась лишь цепочка пузырьков, а потом и она исчезла. Тупое лицо долговязого исказил страх, однако он быстро взял себя в руки и твердо сказал остальным:

— Так. Мы просто не смогли его догнать. Никто ничего об этом не узнает. Родни у него нет. Одним немым дураком больше, одним меньше — какая разница? Пошли скорее отсюда.

Убедившись, что в темноте и тумане их никто не заметил, все трое отправились домой.

Задержавшись на сходнях, капитан наблюдал, как из тумана, окутавшего порт, появляются последние из его матросов. Жестом приказав им подняться на борт, он прокричал:

— Опять нализались, дармоеды! Ну ладно! Теперь до Тихого океана спиртное вряд ли найдешь! По местам! Пора в путь.

Бирманец улыбнулся, и снова шрам исказил его лицо.

— Так точно, капитан! Есть, капитан!

Корабль стал разворачиваться носом в открытое море. О борт судна разбивался прибой. Кормовые кранцы терлись о доски причала. Вглядываясь в туман, капитан повернул штурвал на несколько градусов и крикнул:

— Отдать швартовы!

Стоявший на корме матрос-финн ловко дернул канат так, что петля сразу соскочила с кнехта, и конец зашлепал по воде. Поеживаясь от холода и не желая возиться в ледяной воде, матрос не стал вытягивать канат на борт и оставил его тянуться за судном. Сам же побежал скорее на камбуз, чтобы согреться у теплой плиты.

В холодной воде мальчик совсем окоченел. То теряя сознание, то приходя в себя и пытаясь удержаться на воде, он вдруг почувствовал, как лицо оцарапал грубый канат. Вцепившись из последних сил в этот канат онемевшими руками, мальчик попытался забраться по нему наверх. Казалось, прошла вечность. Когда его ноги коснулись обшивки корабля, он подтянулся и, уцепившись за подвернувшийся выступ, вылез из ледяной воды. Забравшись в какое-то углубление, он скрючился там, поднял глаза и увидел выцветшие от времени красные, обведенные золотом буквы: «Flieger Hollander». Он не умел читать, и эта надпись ничего ему не сказала. Название судна было написано по-голландски, а на английском, которого он тоже не понимал, она означала «Летучий голландец».