Ознакомительная версия.
У Рона округлились глаза.
– Я помню, отец говорил о нём дома! Он был невыразимец, он работал в Отделе тайн!
С минуту они глядели друг на друга, потом Гермиона притянула к себе газету, закрыла её, свирепо посмотрела на первую страницу с портретами беглых Пожирателей смерти и вскочила.
– Ты куда? – опешил Рон.
– Отправить письмо. – Гермиона вскинула сумку на плечо. – Не знаю, получится ли… но надо попробовать… а кроме меня, некому.
– Терпеть не могу, когда она себя так ведёт, – проворчал Рон. Они тоже направились к выходу из Большого зала, только не так быстро. – Умрёт, что ли, если скажет, в чём дело? Ну, потеряла бы десять секунд… А-а, Хагрид.
Хагрид стоял у двери в вестибюль, дожидаясь, когда пройдёт толпа когтевранцев. Он по-прежнему был в кровоподтёках, как в день возвращения из командировки к великанам, а на переносице у него красовалась свежая рана.
– Как жизнь, приятели? – спросил он, причём вместо улыбки у него получилась болезненная гримаса.
– А ты как, Хагрид? – спросил Гарри, шагая рядом с ним через вестибюль к парадной двери.
– Хорошо, хорошо, – ответил Хагрид, с наигранной весёлостью; он помахал рукой, едва не контузив проходившую мимо профессора Вектор. – Всё дела, понимаешь… к занятиям готовиться… у пары саламандр чешуйная парша… у меня испытательный срок.
– У тебя испытательный срок? – громким голосом переспросил Рон, так что многие ребята с любопытством обернулись. – Извини… Правда испытательный срок? – повторил он шёпотом.
– Да… Правду сказать, я другого не ждал. Вы, может, не заметили – инспекция-то не больно хорошо прошла… вот как, значит… – Он тяжело вздохнул. – Пойду-ка натру этих саламандр красным перчиком, не то, глядишь, и хвосты отвалятся. Пока, ребятки.
Он вышел в дверь, спустился с каменной лестницы и зашагал по мокрому лугу. Гарри смотрел ему вслед и думал, хватит ли у него сил перенести хотя бы ещё одну плохую новость.
* * *
Известие о том, что Хагрид оставлен с испытательным сроком, разнеслось по всей школе, но, к возмущению Гарри, почти никто не расстроился, а некоторые – и в первую голову, конечно, Драко Малфой – просто обрадовались. Что же до диковинной смерти какого-то министерского служащего в больнице святого Мунго, то знали о ней и были огорчены, кажется, только они трое. Разговоры в коридорах были только об одном: о десяти сбежавших Пожирателях смерти – новость распространили те немногие, кто читал газеты. Поползли слухи, что кое-кто из беглых замечен в Хогсмиде, что они прячутся в Визжащей хижине и намерены прорваться в Хогвартс, как когда-то Сириус Блэк.
Ребята, выросшие в семьях волшебников, с детства знали имена этих Пожирателей смерти – их произносили почти с таким же страхом, как имя самого Тёмного Лорда; преступления их, совершённые в годы волан-де-мортовского террора, стали легендой. А по коридорам Хогвартса ходили юные родственники их жертв, и теперь на них падали вовсе нежеланные отсветы их мрачной славы. Сьюзен Боунс, чьи дядя, тётя и двоюродные братья пали от руки одного из злодеев, с горечью сказала на уроке травологии, что теперь она поняла, каково оказаться на месте Гарри.
– Не знаю, как ты с этим живёшь. Это ужас, – выпалила она, подсыпая слишком много драконьего навоза саженцам визгоперки, отчего они недовольно запищали и заёрзали.
Да и Гарри снова стал предметом повышенного внимания и оживлённых пересудов в коридорах, правда, в интонациях шептунов он уловил некоторую перемену. Теперь в них слышалось любопытство, а не враждебность, и несколько раз до него долетели обрывки разговоров, из которых явствовало, что ребят не устраивает версия «Пророка» насчёт того, как и почему удалось Пожирателям смерти вырваться из крепости Азкабан. Недоумение и страх вынуждали этих усомнившихся обратиться к единственному объяснению, которое было им доступно – к тому, о чём твердили с прошлого года Гарри и Дамблдор.
Изменилось не только настроение учеников. То и дело можно было встретить в коридорах двух-трёх профессоров, шёпотом ведущих напряжённую беседу, – завидя приближающихся учеников, они немедленно её обрывали.
– Должно быть, больше не могут свободно разговаривать в учительской, – тихо сказала Гермиона, когда они втроём прошли мимо стоявших тесной группой перед кабинетом заклинаний МакГонагалл, Флитвика и Стебль. – Если там Амбридж.
– Думаете, они узнали что-то новое? – спросил Рон, оглянувшись на трёх профессоров.
– Если и узнали, мы об этом не услышим, – сердито сказал Гарри. – После этого декрета – какой там у него номер?..
Дело в том, что после побега из Азкабана на доске объявлений появилось такое:
ПРИКАЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА
Преподавателям запрещается сообщать ученикам информацию, не относящуюся непосредственно к предмету, для обучения которому они наняты.
Основание: Декрет об образовании № 26.
Подписано: Долорес Джейн Амбридж, генеральный инспектор.
Этот последний декрет стал предметом многочисленных шуток. Ли Джордан указал Амбридж, что в соответствии с новым правилом она не вправе выгонять Фреда и Джорджа из класса за то, что они играли сзади со взрыв-кусачкой.
– Профессор, взрыв-кусачка не связана с защитой от Тёмных искусств. Эта информация не имеет отношения к вашему предмету.
Когда Гарри увидел Джордана в следующий раз, рука у того сильно кровоточила. Гарри порекомендовал настойку растопырника.
Гарри думал, что после побега преступников из Азкабана Амбридж чуточку присмиреет, смутится оттого, что это безобразие случилось под самым носом у её возлюбленного Фаджа. Но нет, это как будто только утвердило её в неистовом желании взять под свой контроль все стороны жизни Хогвартса. Она была полна решимости уволить в скором времени, как минимум, одного преподавателя; вопрос состоял только в том, кого первого – профессора Трелони или Хагрида.
Каждое занятие по прорицаниям и уходу за магическими существами проходило теперь в присутствии Амбридж и её блокнота. Она маячила у камина в пропахшей благовониями комнате на башне, прерывала становившиеся всё более истерическими вещания Трелони трудными вопросами о птицегадании и гептомологии, утверждала, что Трелони предугадывает ответы учеников раньше, чем они ответят, требовала, чтобы та продемонстрировала своё умение работать с хрустальным шаром, гадать на кофейной гуще или по рунам. Гарри думал, что Трелони скоро сломается под этим давлением. Несколько раз он встречал её в коридорах – что само по себе было необычно, ибо профессор предпочитала сидеть у себя в башне, – и Трелони что-то лихорадочно бормотала, заламывала руки и испуганно оглядывалась через плечо, издавая при этом сильный запах кулинарного хереса. Если бы он не так беспокоился за Хагрида, то пожалел бы её, но уж коли одному из них быть выгнанным, то кому остаться – такого вопроса для Гарри не существовало.
К сожалению, нельзя было сказать, что Хагрид на уроках выглядит убедительнее Трелони. Правда, он последовал совету Гермионы и не показывал им никого более страшного, чем шишуга (существо, неотличимое от терьера Джека Рассела, если не считать раздвоенного хвоста), – видимо, к Рождеству и у него сдали нервы. На занятиях он был непривычно рассеян и взвинчен, то и дело терял нить рассуждений, на вопросы учеников отвечал невпопад и всё время тревожно оглядывался на Амбридж. Кроме того, он стал держаться отчужденнее с Гарри, Роном и Гермионой и прямо запретил им приходить к нему после наступления темноты.
– Если она вас поймает, нам всем крышка, – сказал он им без обиняков, и, не желая ставить его под удар, они перестали ходить к нему по вечерам в гости.
Гарри видел, что Амбридж постепенно лишает его всего, ради чего стоило жить в Хогвартсе: общения с Хагридом, писем Сириуса, «Молнии» и квиддича. Отыграться он мог только одним способом – удвоенным усердием на занятиях ОД.
Он с радостью замечал, что известие о побеге десяти Пожирателей смерти прибавило рвения всем членам отряда, даже Захарии Смиту. Но ни на ком это не сказалось так сильно, как на Невилле. Известие о том, что палачи его родителей гуляют на свободе, вызвало в нём странную и даже пугающую перемену. Он ни разу не упомянул о своей встрече с Гарри, Роном и Гермионой в изоляторе больницы святого Мунго, и они, следуя его примеру, тоже помалкивали. Ни словом не обмолвился он и о побеге Беллатрисы Лестрейндж с сообщниками.
Теперь он вообще почти не разговаривал на сборах ОД и неутомимо отрабатывал каждое заклятие и контрзаклятие, с которыми знакомил их Гарри, – закусив губу от усердия, не обращая внимания на осечки и ушибы. Успехи он делал стремительные. Когда Гарри преподал им Щитовые чары – способ отражать несильные заклятия так, чтобы они отскакивали в самого нападающего, – быстрее Невилла ими овладела только Гермиона.
Ознакомительная версия.
