— Ползи сюда, — позвал Петька.
Шурка протиснулся к выходу и лег на теплый щебень рядом с Петькой.
Ребята быстро заснули под монотонный гул ветра и шелест песка, сдуваемого с уступов.
* * *
Петьку разбудил стон и какое-то грубое бормотание. Он прислушался: Тимка, Таня и Шурка дышали ровно, почти не слышно. На улице ветер утих и из пещеры не доносилось ни звука. Во сне почудилось, — решил Петька. Он засыпал, когда наверху явно раздались человеческие голоса.
— Отдашь карту, отпущу живым!
— Карту захотел, да я тебя, стерва, сам задушу.
Послышался шум возни. Петька нащупал Тимкино плечо, затряс:
— Проснись.
— Я не сплю, слышу.
Шурка тоже зашевелился и в темноте пополз через ребят в глубь пещеры.
— Куда прешь?
Повизгивая от страха, Шурка забился в узкую щель. Проснулась Таня.
— Что случилось?
— Там дерутся.
Раздался выстрел. Затопали ногами, по-видимому, бандиты гнались друг за другом. Грохнуло подряд еще четыре выстрела. Тимка расслышал, как пули тенькнули о скалу. Потом где-то далеко опять выстрелили, и стало тихо. Ребята долго лежали молча, боялись не только шевелиться, но и дышать громко.
* * *
Петька разгреб щебень, высунулся наружу. У скалы, под которой прятались ребята, намело холмики рыжего песка. И на нем ясно отпечатались следы сапог с подковами и другие следы от охотничьих чирков с мягкой подошвой.
— Наверное, это мужики пьяные были, а вовсе не бандиты, — сказал Шурка.
— Глупый ты, они же о карте кричали, о лабиринте. Я с самого начала слышал, а потом Петька проснулся и тоже слышал. Это диверсанты, которые Мулекова ждали. И не трясись ты, а то врежу.
— Я тоже врежу, если надо, — запальчиво крикнул Шурка.
Тимка не успел его схватить, Шурка ловко увернулся и побежал вниз в зеленый распадок.
— Кончайте вы, собираться надо! — строго закричал Петька, — мешки вытаскивайте, завязывайте.
Тимка презрительно плюнул вслед Шурке и подошел к пещере:
— Сейчас, Петька, быстро управимся.
Снизу из распадка донесся пронзительный крик. Подскочили к спуску и окаменели. Навстречу им летел Шурка Подметкин. Лицо перекосил страх. Одним прыжком он взвился на уступ к ребятам.
Петька выхватил из кармана нож.
Щурка хлопал глазами, молчал, его трясло, стучали зубы.
— Там человек лежит, убитый насмерть, — едва проговорил Шурка.
Первым к трупу подошел Петька. Убитый лежал вниз лицом. Левая рука подогнута. В правой зажат пистолет. Пустая обойма валялась рядом.
— Иди, Тимка, сюда. Обыскать его надо.
Словно онемевший, Тимка уставился на затылок убитого.
— Да не бойся ты, — с яростью прошипел Петька.
Тимка, крадучись, сделал два шага и опять замер на месте.
— Мне муторно смотреть на мертвых людей.
— Иди, тебе говорят. — Петька кивнул на лежащего: — Это же фашист. Дохлых я их целыми горами видел.
Тимка, как во сне переставляя ноги, приблизился к Петьке.
Когда перевернули тяжелый труп, оба вздрогнули. Лицо диверсанта походило на медвежью оскаленную пасть. Желтые зубы, как клыки, высоко торчали из-за губы. Застывшие глаза смотрели на ребят по-звериному.
Карманы диверсанта оказались пустыми.
— Мальчишки, — сказала из-за кустов Таня, — посмотрите, у него в кулаке какая-то картонка.
И опять Петька, он совсем потерял страх, стал разгибать толстые пальцы убитого. С трудом разжал и вытащил хрупкий обломок бересты. Внимательно рассмотрели: на нем была только пунктирная линия. И в начале четыре буквы: «Жарг…»
— Понятно, — сказал Петька, — Жаргино.
Убитого снова перевернули вниз лицом и, положив все, как было, отошли, маскируя следы. Пистолет тоже не взяли, патронов в нем не было, носить с собой тяжелую железяку нет проку. Да и опасно. Повстречается убийца, сразу сообразит, откуда взяли оружие. Не оглядываясь, прошли лощину, обогнули по краю полувысохшее болото и скрылись в таежных дебрях. Шли осторожно. Присматривались к колодинам, стороной обходили кусты и каменистые обвалы. Следов диверсанта не обнаружили.
В сумерках вышли к истоку холодного ручейка. Костер разводить побоялись. Спать легли под кучей поваленных обгоревших деревьев. У входа, где мог пролезть человек, насторожили капкан.
Слушая бульканье воды, разговаривали шепотом.
— Обогнать бы этого бандита, да вычистить лабиринт под метелку, — заявил Шурка. — Припрется он туда, а там фига на постном масле.
— Обгоним, — отозвался Петька, — пойдем напрямки, через горы, и обгоним.
Шурка захихикал:
— Диверсант, наверно, мечтает, что старикашка Костоедов ждет его в Жаргино, мол, к лабиринту за ручку проводит. Ха-ха. Не знает, что Костоедову да-а-вно заупокойную отслужили, — Шурка опять засмеялся, а Таня чувствовала, что ему совсем не весело.
Петька рассказал ребятам, как в Иркутске следователь говорил кому-то по телефону: «Не дождавшись действий от группы Мулекова, немцы могут сбросить второй десант из Японии».
— Петька, а если они все-таки сбросят, тогда что?
— По телефону следователю ответили: «Проконтролируем».
— И все?
— Все.
Говорливый ручеек незаметно усыпил уставших детей и, словно радуясь этому, заиграл на перекатах лунными бликами.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
Узнайте новую схему обеспечения укрепрайонов на участке Бета-Гамма-Эпсилон-Альфа. Используйте все возможности получения программы «Отдела зарубежных связей»…
О заброске диверсантов сообщайте через Нулевого и по «Омеге».
Вершинин
Петька проснулся раньше всех. Сухой веткой разрядил капкан и на четвереньках вылез наружу. Из кармана штанов достал компас, щелкнул кнопкой. Красный конец стрелки показал на юг. Туда, где, перегораживая небо, как рубчатый горизонт, высился далекий хребет.
— Дня через два-три к нему подойдем, — подумал Петька, — и диверсанта обгоним.
Петькины расчеты не оправдались. Буреломы, пропасти, топкие болота задерживали продвижение отряда. От усталости заметно ослабла Таня. Шурка тоже едва волочил ноги. Совсем почернело лицо у Тимки. Тогда Петька велел не жалеть пищу. Как ни странно, пища теперь сил не прибавляла. Но все равно утром, как только загоралась заря, Петька будил отряд и брал ориентир строго на юг.
ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
Новая схема Бета-Гамма-Эпсилон-Альфа передана через Нулевого. Дубль дан по «Омеге»… По приказу Берлина здесь создается особая диверсионная группа под кодовым названием «Феникс». Цель группы: извлечение запаса золота, спрятанного колчаковцами в горных массивах Южного Забайкалья, в так называемом лабиринте Гаусса…
Авдеев
— Ого, какой высоченный! За сто лет на него не вскарабкаешься.
— Не трясись ты раньше времени.
Подняв головы, ребята рассматривали хребет. Шершавой стеной он уходил в темноту неба. Где-то за ним опустилось солнце и последними лучами освещало с той стороны неприступные каменные громады. Наступали сумерки. В воде уже поблескивали редкие звезды.
Осторожно по камням перешли реку. Решили заночевать на узкой песчаной полосе. Сбросили с плеч мешки. Развели костер. Петька зачерпнул котелком воды, раскрошил туда последние четыре сухаря, размешал и поставил котелок на огонь. Сухие ветки пылали, как солома. Языки пламени, выхлестываясь из костра, освещали тихие скалы, торчащие посередине речки. Эти скалы походили сейчас на каменные пальцы чудовища, утонувшего миллионы лет назад.
— Чего огонь-то такой развели, — забеспокоился Шурка.
— Пусть полыхает, быстрей сварится! — Тимка сидел на корточках, собирал по мешкам остатки припасов и складывал в холщевую сумку.
— Мальчишки, а Шурка правильно говорит, большой огонь бандит может увидеть.
— Он здесь не появится. — Петька помешал палочкой в котелке. — У него карта, он хребет стороной обойдет.
— Я, например, думаю, что он и не пошел искать Жаргино, а захоронил того убитого и спокойненько сидит, ожидает Мулекова, — громко произнес Шурка.
Ему не ответили, потому что со стороны реки донеслось какое-то сопение, кто-то хлопнул как будто в ладоши, и громко вздохнул: — О-хо-хо-хо-хо. — И опять хлопнули мокрыми ладонями: — И-хо-о-хо-о, — повторил голос тяжко.
Булькнула вода. Ребята замерли. У Тани похолодел затылок, ей показалось, что сейчас кто-то руками схватит ее за шею. Вдруг Шурка, глядевший в сторону реки, дико закричал, вскочил и бросился бежать. Петька резко повернулся к реке. В свете костра прямо на него смотрела из воды круглая голова с прищуренными глазами. Усы, кажется, шевелились. Открывая неестественно рот, она произнесла:
— О-хо-хо-о-о.
Петька вздрогнул. А когда снова посмотрел, головы уже не было.
— Тимка, это люди?
