Стёпочка побледнел, и на лице его стали отчётливее видны веснушки и пятна грязи.
Коля ясно представил себе, с какой силой ударится сейчас этот маленький мягкий стремительный комочек о Стёпочку, стоящего на узкой скользкой железной полоске.
Стёпочка не двигался и, не отрываясь, следил за приближением птицы. Она неслась прямо на него.
Она промчалась над самой Стёпочкиной головой — так близко, что волосы его шевельнулись.
И Стёпочка, невольно уклоняясь от удара, слегка отшатнулся. Он отшатнулся — и закачался, размахивая в воздухе руками.
Он качнулся вправо. И выпрямился. Но сразу же качнулся влево. Он снова выпрямился, но тут же качнулся вправо… Ему не удавалось найти равновесие.
Коля, с трудом сдерживая крик, шагнул к самому краю крыши и протянул к Стёпочке руки. Он глядел на качающегося Стёпочку и глядел вниз, на двор, с ужасом измеряя глазами ту глубину, в которую Стёпочка сейчас обрушится.
И вдруг посреди двора он увидел человека, который стоял и смотрел вверх.
Это был Виталий Макарыч. Задрав курчавую чёрную голову, неподвижный, он смотрел на Стёпочку. Коля хорошо видел его лицо. Он видел ужас в его глазах.
Стёпочка качнулся ещё раз и, сделав какое-то немыслимое движение всем телом, выпрямился. Шаг, ещё шаг, ещё — и он очутился на крыше рядом с Колей.
Коля схватил его за руку и, не отпуская, потащил вверх по скату, как можно дальше от балки. У трубы они сели рядом и долго молча дышали. Коля всё не отпускал Стёпочкину руку, словно боясь, как бы он снова не полез на балку.
Вдруг Стёпочка повернул к Коле лицо и улыбнулся.
— А всё-таки не упал! — сказал он.
Тут за спиной у них загремело, загрохотало, и, обернувшись, они увидели Виталия Макарыча. Виталий Макарыч бежал по крыше.
Он взял Стёпочку за шиворот, поднял его и поставил перед собой.
— Да как ты посмел?! — закричал он, тряся его, словно мешок.
Он поднял Стёпочку своей единственной рукой и прижал его к груди, как маленького. И, как маленького, понёс его по лестнице вниз. Коля едва поспевал за ним.
Виталий Макарыч вынес Стёпочку на двор и только там поставил его на ноги.
— Больше вы никогда не будете на крыше, — сказал он.
V
По дороге домой Коля признался Стёпочке, что не поедет с ним на Чёрное море.
Стёпочка не поверил. До сих пор Коля всегда его слушался, и он привык к этому.
— Вздор! — сказал Стёпочка. — Поедешь.
— Не поеду.
— Почему?
— Так.
Он не мог объяснить Стёпочке, что нельзя оставить маму совсем одну.
— Трусишь? — сказал Стёпочка. — Ладно, ты мне не нужен. Поеду без тебя.
Коля мрачно смотрел в землю. Он осрамился перед Стёпочкой там, на крыше, он осрамился сейчас, отказавшись ехать. Но иначе он не мог.
Глава третья
Поиски
I
Хорош ли Виталий Макарыч или плох, но ясно было одно: он, видимо, кое-что знал о жизни колиного папы в этом городе при немцах. И Коля решил во что бы то ни стало поговорить с ним и узнать всё, что он знает.
Однако оказалось, что дело это очень трудное: никак не представлялся подходящий случай. Виталия Макарыча он видел часто, но всегда на людях. А на людях разговаривать с ним о папе он не мог.
Колю перевели из бригады маляров в столярную бригаду, потому что на расспросы Виталия Макарыча он ответил, что когда-то сам смастерил тележку на четырёх колёсах. Стёпочка остался маляром, но красить крышу ему не разрешили. Крышу теперь красили взрослые рабочие, а школьники-маляры работали на дворе и красили отремонтированные столярами парты. Коля тоже работал во дворе и видел Стёпочку всё время.
Бригадиром столяров был Вова Кравчук, уже совсем большой мальчик, поступавший в девятый класс. У него были рыжие прямые волосы, торчавшие слипшимися вихрами, и крупные рыжие веснушки на лице. Ресницы и брови у него тоже были рыжие, и даже цвет глаз был красный, как у кролика. Из коротких рукавов его куртки торчали большие красные руки, и вообще весь он был до того красен, что, когда касался свежевыструганных досок, казалось, будто на них должны остаться красные пятна. Он лучше всех мальчиков знал столярное ремесло, и сам уже редко пилил, строгал и клеил, а только показывал, как это нужно делать. Его огромные старые ботинки, завязанные верёвками вместо шнурков, были полны опилок. С ватерпасом, складным метром и карандашом в руках он красными глазами молчаливо следил за работой. Иногда он протягивал руку, с необычайной точностью проводил по дереву черту карандашом и говорил: «Пили здесь». Или замечал: «Криво». Или: «Не строгай против шерсти». И отходил. И после каждого его замечания неладившаяся работа шла на лад.
В колины столярные способности он не поверил и дал ему поначалу странное поручение: выпрямлять гвозди. Гвоздей на строительство отпущено было недостаточно, и столяры заготовляли их сами, выдёргивая клещами из разрушенных стен старого здания. Все эти гвозди оказывались кривыми, и их нужно было выпрямлять. Коля клал их на железную доску, придерживая двумя пальцами, и бил молотком. Это занятие оказалось однообразным и нудным. Вова Кравчук требовал совершенно прямых гвоздей,
