— Тогда — в очередь! — гневно махнула она рукой, и толпа сомкнулась, явно опасаясь, как бы наш самосвал нахально не влез без очереди в образовавшуюся брешь.
— Не волнуйтесь, бабуля! — сказал я. — Мне бы только бечевки сыскать побольше бумагу перевязать.
Тут приемщик просунул голову в окошко и сказал:
— Сдавать — сдавай, а на талоны и не рассчитывай.
— Это почему же? — удивился я.
— Не положено. Школьники бумагу за деньги сдавать должны. За две копейки кило. Правило есть такое. И без всяких талонов. Это что за еще такое — выгоды
ищут, понимаешь! Не буду принимать — ясно?
Я едва не задохнулся от обиды. Да где же она — справедливость? Я скосил глаза на Биляла Гиреевича. Он, похоже, начинал нервничать. Поймав мой взгляд, он с мольбой в голосе сказал:
— Володь, ехать надо — склад ведь закроют. Как же я без леса вернусь?
— Билял Гиреевич, миленький!.. — взмолился я. — Вы же видите, как… они… — я был готов расплакаться от бессилия и досады.
— Погоди паниковать! — остановил он меня и сердито зыркнул на приемщика:
— Слышь, Канзас-Сити, а где еще бумагу принимают? Да только чтобы поблизости…
— Зря стараетесь, товарищ! — махнул рукой приемщик. — Никто не примет за талоны. Русским языком повторяю: по-ло-жение!.. А по две копейки — могу и без очереди.
Я опустил голову и уронил:
— Забирайте, если так…
Приемщик сказал:
— Пожалуйста, мне не жалко… Только имейте в виду: склад не резиновый, больше тонны сегодня не приму.
— Это что же будет? — вновь закипела книголюбивая старушка. — Мы мальчишку с машиной пропустим вперед, а сами пойдем домой?
Все зашумели и стали оттеснять меня от окошка. Я вернулся к машине.
— Что будем делать? — сердито спросил Билял Гиреевич. — Не везти ведь назад бумагу. Да и груз меня ждет на лесоскладе…
И тогда я вернулся к очереди и громко объявил:
— Товарищи! Кому нужна макулатура?
Все разом повернули ко мне головы.
— Продаешь, что ли? — поинтересовался какой-то парень. — Почем двадцать кило?
— Даром отдаю. Все равно государству достанется.
— Зачем даром, — отклонил мою щедрость парень. — Могу и купить. Хочешь — рубль дам?
— И я дам! — выкрикнул кто-то.
— И я… — протиснулась ко мне все та же старушка.
— Не надо мне ваших рублей — лишь бы бумага не пропала.
Я вскочил на подножку самосвала и шепнул Билялу Гиреевичу:
— Давайте задним ходом вон на ту площадку. Выгрузим.
Он понял и задергал рычагами. Скоро кузов дрогнул, натужно зашипел и, подрагивая, начал опрокидываться. Бумага полетела на землю.
— Берите, товарищи! — сказал я. — Макулатура — лучший подарок!
Просить дважды мне не пришлось. Очередь упала на нашу макулатуру и растащила ее по тюкам и тючатам. Я облегченно вздохнул — теперь и макулатура сдана, и Академию в Юркином сарае открывать можно. Билял Гиреевич потянул рычаг на себя и кузов плавно опустился.
— Поехали, что ли? — повеселел он.
Я кивнул и сел в кабину. Когда мы отъезжали, всю нашу макулатуру книголюбы уже разобрали. Они улыбались.
А мне почему-то было грустно.
Вернувшись из Ташкента, я тотчас помчался к Юрке. Здесь вовсю шла работа — ребята белили сарай снаружи и изнутри. Оно и понятно — кого привлечет Академия с обшарпанным фасадом. Юрка протянул мне свободную кисть:
— Держи, для тебя приготовили.
Побелка высыхала на глазах, становясь из блекло-водянистой — густо-белой: жгучее солнышко знало свое дело. Когда мы доканчивали белить сарай, та половина, что ребята начали без меня, уже высохла. Я стоял у белой стены, словно у холста, и раздумывал, как украсить ее.
— Тащи краски! — мигнул мне Сервер. — Надо сделать из сарайчика конфетку!-
На одной половине стены я крупно вывел: «Входить без стука!». На другой — «ККАДТУ».
Фархад напряг лоб, силясь расшифровать магическое слово.
— Что это значит? — не выдержал он. Я рассмеялся:
— Ну и президент — не знаешь, как собственная контора называется. Ведь это очень просто — Катта-Караванская Академия Добрых Тимуровских Услуг. Ясно?
— Язык сломаешь, — уклончиво ответил Фархад.
— Можно короче, — согласился я. — «АДУ», например — Академия добрых услуг.
— Совсем другое дело, — повеселел Фархад. — А от твоего «ККАДТУ» впечатление такое, будто шесть бурлаков разом ухватились за язык и тянут его в разные стороны.
Я остановил его:
— Ты бы, президент, больше думал не о вывеске, а о деле. Рекламу я беру на себя, а ты уж голову ломай, как работу вести. Айда в сарай, поглядим — что да где устроить.
— Не в сарай, а в Академию, — поправил меня Камилов. — Про сарай забудь.
Мы окунулись в полумрак, который рассеивал сейчас лишь сноп света, вливавшегося в дверь, а из щелей в черепичной крыше больно кололи солнечные кинжальчики.
— Так, — деловито начал Фархад. — Светящаяся крыша летом — это текущая крыша осенью. Черепицу надо будет перебрать.
— Где поставим верстак? — спросил я.
Решили — у правой стенки.
— Тогда, — рассуждал Фархад, — свет от лампочки будет падать слева.
— Кстати о лампочке, — напомнил Сервер. — Надо бы подумать и о ней. Кто проведет в сарай электричество?
— В Академию! — снова вспылил Фархад.
— Зря кидаешься, — усмехнулся Сервер. — Сарай, между прочим, по-узбекски значит дворец!
— Сам ты дворец!
— Тихо, драчуны, тихо! — поспешил я успокоить распалившихся академиков. — Не подменяйте дело парламентскими дебатами. А про лампочку сказано верно. Электричество нам сюда нужно в первую очередь.
— Можно от летнего душа провести, — предложил Юрка. — Там у нас есть свет.
— А кто проведет? — задумался Сервер. — Ты, что ли?
— Я не умею, — честно признался Воронов.
— Не волнуйся, мы тоже не умеем, — сказал Мамбетов. — Надо кого-нибудь из взрослых позвать.
— Может, тогда и Академия не нужна? — взорвался я. — С, первых шагов сами в добрых услугах нуждаемся. Толку от таких академиков, как от козла молока.
— Старая хохма! — скривился Сервер. — А вот беспомощности нашей нам не простят. Надо всему учиться, все уметь делать своими руками — это верно.
Фархад вздохнул:
— Ребята, я знаете чего боюсь — чтобы наша Академия не превратилась в рядовой Дом быта.
Мы были ошеломлены этим предположением. Мы, понимаешь, хотим сделать нашу Академию пионерской совестью поселка, а Фархад говорит про нее такие страшные слова. Какой еще Дом быта? Только этого не хватало…
— Погоди, Фархад, — задумчиво сказал я. — Все будет зависеть от нас самих. И потом — ни один Дом быта не ходит к заказчикам, а ждет, когда они сами его
потревожат.
— Невелика разница! — хмыкнул Камилов.
— Погоди, это еще не все… В нашей Академии будут зоркие глаза и чуткие уши — разведчики. Они должны знать поселок как содержимое своего портфеля…
— … И доносить нам, где и кто нуждается в нашей помощи? — перебил меня Фархад.
— Ты проницателен, президент! — кивнул я.
Фархад скривился:
— Не при чем тут моя проницательность, — все это еще Гайдар придумал в книжке о Тимуре.
Я пожал плечами:
— А разве мы это не знаем? Ведь мы и есть тимуровцы, гайдаровцы, а вовсе не камиловцы, мамбетовцы, или, скажем, балтабаевцы. Просто, мне кажется, мы не
совершим большого преступления, если станем делать добрые дела открыто, а не под покровом тайны. Акрам, по-моему, прав.
— Можно и тайно! — сказал Сервер.
— Кое-что можно, — согласился я. — Но ведь смешно сейчас вспомнить, как мы ночью с красным фонарем для проявки фотокарточек собирали урюк у бабки Натальи.
— Пытались собирать! — поправил меня Сервер.
— Вот-вот… — продолжил я. — Андрей, пока розетку искал, чуть в колодец не свалился.
— Верно, Володя! — вступил в разговор Юрка Воронов. — Сейчас о тимуровцах знают все. И поэтому пусть знают все, где наш штаб, пусть знают, что мы умеем и что хотим делать, и пусть приходят к нам в любое время.
— Нужен Устав нашей Академии, — торжественно сказал Андрей.
— Стоп, ребята! — сказал я. — Давайте не будем начинать с бумаг. Иначе превратимся в скучную контору.
Расходясь по домам, мы договорились, что завтра каждый принесет в нашу Академию все инструменты, какие только сумеет раздобыть — ножовку, ножницы, рубанок, лобзик, молоток, гвозди, тиски… Ах, как много всего нам было теперь нужно! Мне же поручили ребята еще одно важное дело — найти в отцовской библиотеке книжку для электромонтеров, чтобы научиться свет проводить.
Папы еще не было дома, и я скользнул в его кабинет. Всю стену занимали здесь книжные полки. Я стал внимательно просматривать корешки и скоро увидел «Справочник электрика». Усевшись поудобнее в отцово кресло, я включил настольную лампу и принялся листать справочник. Он был мне явно не по зубам. Но не мог же я поставить его на место, а завтра доложить друзьям, дескать, трудное это дело — проводить электричество, а значит, надо вам, тимуровцам, бить челом в поселковый Дом быта… Нет, это было невозможно. И я, мучаясь, продолжал читать непонятные фразы. За этим невеселым занятием и застал меня отец.
