— Куда собираешься? — спросил я.
Брат развел руками:
— Ясно куда — к родным пучинам, к Нептуну Тихоокеанскому. Отпуск-то кончается.
Вот ведь как. А я уже и забыл, что Акрам лишь в отпуске. Сразу стало грустно.
— Когда уезжаешь?
— Завтра — самолетом из Ташкента. В шестнадцать двадцать.
— В Ташкент автобусом поедешь?
— Думал, что автобусом. Но папа, оказывается, завтра самосвал в Ташкент посылает за лесом, вот Билял Гиреевич заодно меня и подбросит.
— Папа Сервера? — воскликнул я. — Ну, конечно! Он ведь самосвал водит!
Нельзя было терять ни минуты. У меня созрел великолепный план. Нужно уговорить Биляла Гиреевича погрузить в самосвал нашу макулатуру, проводить в аэропорт Акрама, а потом сдать макулатуру. Вот и очистятся хоромы для нашей Академии.
— Ты собирайся пока, — сказал я брату. — А мне к Серверу срочно надо…
Я мчался к Мамбетову и всю дорогу заклинал небеса, чтобы отец Сервера оказался дома. Билял Гиреевич понял меня с полуслова и сразу согласился помочь.
— Мне-то что, — сказал он. — Я в город воздух везу, а вот обратно нагружусь. Но порядок есть порядок. Ты с шефом поговори — с папкой своим, значит, — пусть
Гафур Рахимович все по закону разрешит. Путевой лист нужен.
— Будет! — заверил я его и заторопился.
— И чтобы в путевой лист про вашу бумагу вписали! — крикнул уже вдогонку Билял Гиреевич.
… А папы дома все не было и не было.
— Задержится он сегодня, — вздыхала мама. — Днем предупредил, что они ночью что-то там испытывать будут.
Я скосил глаза на часы. Половина девятого.
— Мама, я на велике на рудник сгоняю, — сказал я. — Мне очень надо.
Мама вздохнула:
— Один до дома никак не доберется, другому в родных стенах не сидится, третий — и вовсе чемодан пакует.
Голос ее задрожал, и мне стало ужасно жаль маму. Я прижался лицом к маминой руке и зашептал:
— Мам, я быстро… Очень нужно, понимаешь?
— Разве что быстро.
Выкатить за калитку свою верную «Каму» было делом мгновения — скоро я уже мчал к руднику. Издали было видно — в отцовом кабинете горит свет. Я оставил велосипед на лужайке у подъезда управления и взмыл по лестнице.
— Здравствуйте, тетя Лена! — сказал я секретарше отца. Она быстро прислонила палец к губам:
— Тихо… Совещаются… Не получилось у них что-то… А тебе-то чего надо?
Я важно ответил:
— Вот — на прием пришел.
— Таинственный ночной посетитель? — улыбнулась секретарша.
Ответить я не успел — что-то загромыхало в углу и я с трудом узнал голос отца.
— Леночка, — басил отец, — вы можете быть свободны. А мы задержимся. У вас ко мне ничего?
— Ничего, Гафур Рахимович, — спешно ответила тетя Лена пластмассовой решетке на тумбочке. — Только вот… посетитель к вам, — спохватилась она.
— Кто?
— Володя.
— Какой Володя? Из какого отдела?
— Не из отдела он. Сынок ваш — Балтабаев-младший пожаловал.
Решетка селектора затрещала. Я понял, что потешается весь кабинет. Вслед за этим отворилась дверь и выглянул взволнованный отец.
— Случилось что-нибудь?
— Угу! — кивнул я. — Самосвал нужен. Отец округлил глаза.
— Если можно — поточнее. И быстрее — у меня люди.
Я быстро объяснил ситуацию. Отец вздохнул:
— А ты не мог поговорить дома?
— Не мог. Все равно мы с тобой разминулись бы. Так и не поговорили бы — а Билял Гиреевич отвозит Акрама в город на пустой машине.
— Все знаешь! — усмехнулся отец. — Откуда утечка информации?
— Секрет фирмы! — повеселел я.
— Ладно, — согласился отец, — велю утром диспетчеру выдать Мамбетову путевку на вашу бумагу. Только не задерживайте его — на лесосклад опоздает. Договорились?
Назавтра мы грузили в чашу самосвала нашу бумагу. Ох, и много же макулатуры мы собрали, оказывается! Сервер ворчал:
— Еще месяц пособирали бы вот так, безвывозно — и пришлось бы уже не самосвал, а целый вагон подгонять. Не понимаю, зачем бумагу собирать, если так не
охотно за ней приезжают.
— Не догадываешься? — спросил я. — А зачем дядечкам из «Вторсырья» к нам машину за макулатурой гонять, если книголюбы ее сами носят как муравьи? От них ведь отбоя нет. Объяснял ведь уже…
— Дела! — вздохнул Сервер. — Все равно не понимаю. Ведь чем больше, тем лучше — так ведь? Лес спасаем, деревья оберегаем.
— Всем — так, — согласился я. — А кому-то, наверное, не совсем так.
— Неправильно это! — сердито мотал головой Сервер, грузя бумагу…
Решили, что с макулатурой поеду я. Во-первых, к себе в кабину Билял Гиреевич больше двоих не возьмет. Один из двоих — Акрам. Так кому же ехать провожать Акрама, как не братишке? А значит — мне. Акрам подал руку Серверу, Юрке и Косте, мы забрались в широкую кабину, стрельнули дверцей и самосвал мягко запылил к шоссе.
У аэропорта мы вышли и обнялись.
— Дальше идти не надо. Не люблю долгих прощаний, — твердо сказал Акрам. — Адрес знаешь — пиши на пароходство, перешлют. Буду ждать новостей из Академии. Надеюсь, одной болтовней не закончится?
Я вспыхнул:
— Ты что ж, думаешь, выбрали президента — и все? Сам видишь — бумагу везу, сарай расчистили — теперь там будет не склад, а Академия.
— Все равно пиши, что получилось.
Акрам, словно тисками, сжал мои плечи, поднял чемодан и, махнув на прощанье Билялу Гиреевичу, не оглядываясь, быстро пошел к аэровокзалу и скоро растворился в людском аквариуме…
* * *
Мы подъехали к постовому милиционеру. Я вышел и спросил:
— Скажите, пожалуйста, где тут макулатуру сдают?
— За талоны, что ли? Во-он в том доме.
Уже издалека мы увидели изрядный хвост терпеливых книголюбов. Смешно было бы становиться в очередь с самосвалом. Я решительно протиснулся к окошечку приемщика.
— Пожалуйста, примите вне очереди машину макулатуры! — гордо сказал я. — Из Катта-Каравана. Слыхали про такой?
— А мне хоть из Рио-де-Жанейро! — сонно ответил приемщик. — В порядке живой очереди. Кстати, слыхал про такую?
Я кивнул. Но приемщик, похоже, не собирался успокаиваться.
— Раздвинь пошире уши и не говори, что не слышал! — громко и с вызовом сказал он. — С этими словами он по пояс хлынул в окошко — как горячая, разварившаяся каша. — Ты, пацан, наверное, думаешь, что тут одни пни сидят? Ошибаешься, дружок! Я, если хочешь знать, диплом самой чистой пробы имею! И кстати говоря, выпускник географического факультета. Не веришь? Ну так держи против своего Катта-Каравана!..
И он, на потеху очереди, расстрелял меня неслыханными и диковинными названиями:
— Бет-Пак-Дала!.. Химена-де-ла Фонтера! Фос-ду-Эмбира!.. Ван-Кань-Донг!.. Вади-Абу-Авасиг!.. Караул-Кельды!.. Принсипи-да-Бейра!.. Сан-Франциско-де-ла Кадета!.. Эль-Ксар-Эль-Кебир!.. Салар-де Уюни!.. Бююк-Караштыран!.. Цаган-Хайрхан!.. Канзас-Сити!.. И так далее!!! — заключил он.
Он с явным сожалением умолк. Толпа бешено зааплодировала, и приемщик, улыбаясь, раскланялся, а затем, как улитка, уполз обратно, довольный произведенным эффектом.
— А теперь — прошу в очередь, сэр! — заключил он уже из своей ракушки.
Очередь зашумела. Особенно выделялся визгливый голос морщинистой бабуси в толстых очках:
— Какой невоспитанный мальчик!.. Мы тут всю ночь дежурили, а ему без очереди охота. Совсем распустились. Вот в наше время молодые люди макулатуру без очереди не сдавали. Как сейчас помню… Ездят тут всякие!
— Бабуля, я не за талонами стою, нам надо Академию открыть, а сарай бумагой завален — ведь уже полгода не приезжают за ней в школу.
— Не за талонами? — сощурилась старушка, явно теряя ко мне всякий интерес. — Ну, тогда не жалко. Сдавай, только побыстрее.
Последние слова бабуси больно задели меня. Не жалко… Это кому же не жалко? За свои хилых двадцать кило они вон как разволновались. А наш самосвал с отборной макулатурой, получается, не жалко? Да чем же наша бумага хуже? И где, спрашивается, справедливость? Кто сможет доказать, что нашей школьной библиотеке меньше нужны Дюма и другие макулатурные классики? Почему, спрашивается, мы должны просто так валить в кучу нашу бумагу, а не получать, как и вся эта толпа, заветные талончики на книги? Где тут справедливость? Обидно…
Я досадовал на себя, на всех нас. Ну, почему нам раньше в голову не приходило, что можно самим отвозить и сдавать макулатуру? Если взяться всей школой — так давно бы уже библиотека ломилась от книжек! Нет уж, решил я, стиснем зубы и станем в очередь — в нашем самосвале никак не меньше сорока талонов! Это же сорок книг — целая полка! Добыл же однажды Юрка Воронов талончик на «Королеву Марго». Имею ли я право лишить сейчас нашу библиотеку сорока хороших книг?..
И я сказал старушке:
— Извините, бабуля, но я пошутил. Как это — не за талонами?! Разве наша бумага из другого теста?
