Вошел старший лейтенант Пайчадзе. Удивленно поднял на меня брови — узнал. Едва улыбнулся, но со слов моих сразу все понял — нахмурился. Наконец я умолк.
Полковник поднял глаза на офицеров, обвел их взглядом:
— Все?
— Да, товарищ полковник, — ответил высокий капитан. Полковник подошел к столу, вынул из планшета карту, расстелил:
— Товарищи офицеры! Кто еще не понял, объясняю — в соседнем селе наводнение, река вышла из берегов, прорвало плотину, затопило дома, погибает скот, имущество. Надо эвакуировать население, скот, имущество. Вот предполагаемый район действия… Затопило, очевидно, эту часть села, в долине, возле реки… Эту улицу, вот эти дома… Подходы здесь, здесь и здесь…
Полковник и офицеры склонились над картой.
«Чего они медлят? — С досадой думал я. — Вместо того чтобы сразу поднять всех по тревоге, броситься по машинам и в село — совещания какие-то проводят… А там люди, может, погибают…»
Только потом я понял, что на все это ушли считанные минуты. Просто — это была дисциплина, организованность, которые исключали беспорядок и хаос. Я понял, что делать быстро — это не обязательно пороть горячку. Но это я понял только потом, а тогда досадовал, что они, как мне казалось очень долго раскачиваются.
— Значит, так, — говорил полковник. — В операции будут участвовать бронетранспортеры, два мотострелковых батальона, первый и третий, три малых арттягача. Действовать будем по обстановке. Тревогу по лагерю не объявлять. Людей поднимать тихо, без шума. Других не будить. Готовность… — Он посмотрел на часы, и в это время на стуле возле кровати зажужжал телефон. Полковник подошел, снял трубку.
— Полковник Соболь слушает… Так… Здравствуйте… Здравствуйте, товарищ Шевченко… Так… Уже знаем. Через пять минут выступаем… Откуда? Откуда знаем?.. Нас оповестили… — Он посмотрел на меня, улыбнулся, прикрыл трубку рукой, спросил тихо. — Как тебя зовут? Секретарь райкома звонит.
— Ява — растерялся я и добавил: — Рень.
— Один товарищ. Ява Рень. Знаете?.. Так… так… Хорошо, передам. Значит, через пять минут выступаем, товарищ Шевченко. Не волнуйтесь, сделаем все, что в наших силах. До свидания. — Полковник положил трубку, снова посмотрел на часы. — Готовность… четыре минуты! В два четырнадцать … Выполняйте!
Мгновение — и палатка уже была пуста.
— А тебе секретарь райкома просил передать благодарность. За инициативу и оперативность. Он, оказывается, знает тебя.
Я покраснел и опустил глаза:
— Это он мать мою знает, а не меня. Она — депутат.
Полковник накинул на плечи длинный, почти до пят зеленый плащ с капюшоном, без рукавов, и мы вышли.
Из палаток выскакивали, на ходу поправляя гимнастерки, солдаты и бежали до артиллерийского парка. Не слышно было ни криков, ни возгласов — никакого шума. Только дробно стучали сапоги по дорожкам.
В парке заводили машины. Пока мы подошли, они уже одна за одной выворачивали на дорогу. Обгоняя бронетранспортеры и тягачи, вперед вырвался газик с брезентовым верхом, похожий на наш колхозный, на котором ездил председатель и который все звали «бобик». Но этот «бобик» был совсем новенький, не заляпанный грязью, с белыми кругами на скатах. «Бобик» подскочил к нам и резко затормозил. На заднем сидении сидело трое офицеров. Свободное было только место впереди, рядом с шофером.
Полковник на мгновение задумался…
— Мда, с велосипедом мы сюда не влезем…
— Товарищ полковник, я его возьму в свою машину, да, мы с ним старые знакомые, — послышался сзади голос старшего лейтенанта Пайчадзе.
— А, ну хорошо! Хорошо.
И не успел я опомниться, как Пайчадзе схватил мой велосипед и побежал с ним вперед, крикнув мне на ходу.
— Давай за мной!
Я бросился за ним.
Пайчадзе подбежал к бронетранспортеру, передал кому-то наверх велосипед и уже сам взлетел и исчез за бортом. Я беспомощно заметался, не зная, как вскарабкаться — повсюду я натыкался на мокрую скользкую броню Меня охватило отчаяние — мотор рычал, машина вздрагивала — вот-вот тронется. А я все карабкался и сползал, как лягушка в стеклянной банке. В отчаянии я уже хотел было крикнуть, как услышав сверху:
— Давай руку, да! — Голос старшего лейтенанта Пайчадзе.
Меня, как пушинку, оторвало от земли и втянуло в машину. Сразу же машина тронулась. И настроение мое с отчаянно-безнадежного моментально переключилось на радостно-возбужденное. Впервые в жизни я ехал на такой машине! На военном бронетранспортере-амфибии, который предназначен для высадки десантов и преодоления водных рубежей! Ездил ли кто-нибудь из ребят на такой машине? Да никогда! Они просто лопнут от зависти, как узнают! Эх, машинка! Вот машинка! Может, она еще и секретная… Даже наверняка секретная! Конечно! Разве есть еще где-нибудь в мире такие машины!
Меня распирало от гордости и радостно щекотало в груди. Только бы увидел кто-нибудь из ребят! Только бы увидел! А то ведь не поверят…
И вдруг я вспомнил, куда и зачем я еду… «Эх ты, — с презрением сказал я себе. — Там такое творится! Такое несчастье! Людей заливает, а ты. «Только бы кто увидел!..»
Но радостное щекотание из груди все равно не уходило. Я стоял возле самого водителя, смотрел на освещенные перед ним приборы, на разные циферблаты и стрелочки, смотрел сквозь стекло вперед на дорогу, которую освещали мощные фары, на «бобик», который, легко подпрыгивая на ухабах, бежал впереди нас, и казалось мне, будто я иду в настоящий бой с врагом, и сердце мое сладко замирало.
«Эх ты, — снова с презрением сказал я себе, — там такое… такое… а ты… Эгоист! Барахольщик!»
Мы уже миновали дот и выехали на «глеканку». Машины шли быстро, полным ходом. Я даже не успел себя доругать как следует — уже позади и «глеканка». Вот уже полевая дорога, скоро село. И снова мне показалось, будто я иду в настоящий бой, врываюсь в захваченное врагом родное село. Такое меня охватило боевое рвение, что от нетерпения я даже подпрыгивать начал. Машины с ходу влетели в село и, не останавливаясь, свернули прямо на улицу Гагарина.
В свете фар я еще издали увидел людей, которые возились возле плота, и трактор буксующий в переулке, и телеги, на которые потерпевшие грузили свое мокрое имущество. Все было так, как будто я никуда не ездил. Я мимоходом даже удивился — неужели так мало времени прошло. А мне показалось — целая вечность.
«Бобик» полковника подъехал к людям и остановился. Остановились и мы. Полковник и офицеры вылезли из машины. Старший лейтенант Пайчадзе тоже соскочил на землю и подбежал к ним. Вдруг возле них возникли и председатель Иван Иванович Шапка, и секретарь сельсовета Халабуда, и директор школы Николай Павлович, и зоотехник Иван Свиридович — короче, все наша сельское начальство. Они окружили офицеров и все вместе возбужденно заговорили, размахивая руками. Слов не было слышно, потому что в машинах гудели не заглушенные моторы.
А я весь напрягся, съежился и замер. Я думал об одном — лишь бы меня не высадили сейчас из машины, лишь бы разрешили остаться. «Ну, пожалуйста, ну, что вам — жалко, ну, забудьте про меня, ну оставьте, пожалуйста, ну…» — причитал я про себя. И боялся поднять глаза, чтобы не встретиться взглядом со старшим лейтенантом, или с водителем, или с солдатами (их было всего пятеро на машине). Вцепившись в мокрый холодный поручень, я напряженно смотрел вперед, на полковника, окруженного людьми. И ждал, чувствуя почему-то, что главное зависит от него. Он уже что-то уверенно говорил офицерам, показывая рукой то в одну, то в другую сторону, — очевидно, ставил задачу.
Вот люди расступились — офицеры бросились к машинам.
Пайчадзе вскочил на бронетранспортер и приказал водителю.
— В конец улицы, да, к крайней хате!
Я поднял глаза на Пайчадзе и похолодел — встретился с ним взглядом. Он смотрел прямо на меня. Я опустил глаза. Сейчас он скажет: «Слезай» — и все. Просить, уговаривать, убеждать в такой момент просто невозможно. Не до того.
Но вместо «Слезай!» Пайчадзе сказал: «Давай!» — И не мне, а водителю.
Водитель крутанул руль, объезжая «бобик» и машина двинулась прямо к воде.
— Только сиди и не рыпайся! — Услышал я над собой голос Пайчадзе.
Я вздохнул и с благодарностью посмотрел на него. Но он на меня уже не смотрел. Он смотрел вперед. Шофер включил верхнюю фару-прожектор, и она прорезала темноту далеко вперед. Куда только хватал глаз — везде была вода. Волны уже бились о борта бронетранспортера. Он все глубже погружался в воду. Водитель перевел какой-то рычаг, на корме у машины закипела, пошла бурунами вода, и вдруг я почувствовал, что мы уже не едем, а плывем: нас плавно покачивало, земли под колесами уже не было. Заборы и плетни по сторонам скрылись под водой, и трудно было поверить, что мы плывем по улице.
Глава XX. Подвиг старшего лейтенанта Пайчадзе. Неожиданное появление Павлуши
