– Я правда милая, – ласково сказала Мод. – Я могу быть милой, Сентябрь. Я могу тебе помогать, опекать, дарить чудесные подарки и все такое. Могу быть верным проводником.
– Но не бесплатно, – сказала Сентябрь. Она чувствовала себя как во сне, повторяя слова, которые уже говорила раньше. Будто бы она была тенью прежней себя, будто этот разговор был тенью всех прежних разговоров с Маркизой. – Бесплатно ничего не бывает.
– Не бесплатно. Возьми меня с собой. На самом деле я совсем не злая. Я могу быть ужасно доброй, Сентябрь. У меня к тебе очень теплые чувства, и я всего лишь хочу защитить тебя, так же, как хочу, чтобы кто-нибудь защищал меня. – Мод снова потрясла головой. Она на мгновение закрыла лицо руками и снова уронила их. – Возьми меня с собой. Где твой виверн? А твой марид? Тебе же нужен кто-то. Я-то знаю: Рыцарю всегда нужен спутник.
– Я не Рыцарь, я – Епископ. Или хотя бы пытаюсь им быть. Взять тебя с тобой – это самая кривая и косая идея, которая могла бы мне прийти в голову; но здесь это, видимо, значит, что так и следует поступить.
Яго распластался, чтобы девочкам удобнее было забраться к нему на спину. Затем в пустынном дворике произошла самая, пожалуй, поразительная вещь: Маркиза уступила Сентябрь почетное место впереди. Она обняла Сентябрь руками за талию – и даже не попыталась потянуться к Заклепочнику или, скажем, всадить ей стрелу в сердце. Сентябрь глубоко, нервно вздохнула.
– До сих пор, куда бы я ни попадала, я находила дверь. Здесь же – сотни дверей. Как бы мне пригодился Барометр Белинды Капусты! Но его у меня нет, значит, придется выбирать наугад и надеяться, что не ошиблась. Может быть, это не имеет значения и, чтобы двигаться дальше по туннелю из книжки Авогадры, достаточно просто пройти через любую дверь. А может, за дверью вообще обнаружится какая-нибудь кондитерская. Я, наверно, могла бы использовать последний талон на магию, но первый не очень-то помог, а впереди может быть еще долгий путь. Я постараюсь быть… практичной. Как ты и сказала, Мод.
Мод ничего не ответила. Она покрепче ухватилась за Сентябрь и положила голову ей на плечо.
– Пусть будет вон та дверь, с вывеской. На ней написано про важное.
Яго на мягких лапах проследовал к покосившемуся дверному косяку, в который была вставлена крутящаяся стеклянная дверь. Несколько стекол были выбиты при каком-то давнишнем ограблении или бегстве. Как только они приблизились, дверь скрипнула, заскрежетала и начала поворачиваться.
в которой Сентябрь выходит из себя, едва не вступает в схватку с Минотавром, с успехом творит кое-какое волшебство и сквозь дырку в очень странной стене видит маму
Темнота.
Крутящаяся дверь повернулась и остановилась за их спиной, после чего исчезла. Их встречала чернота, идеальная, атласная чернота; чернее, чем Пантер Суровых Штормов в гуще самой черной грозовой тучи; чернее, чем промокшая от чернил страница в книге Авогадры. Сентябрь до боли напрягала глаза, чтобы увидеть хоть что-то в этой темноте чернее воронова крыла. Яго, будучи кошкой, темнотой наслаждался. Он осторожно двинулся вперед, ступая бесшумно, словно оставлял следы лап на снегу.
Кто-то зажег свечу.
Оранжевое пламя вспыхнуло так ярко и внезапно, что Сентябрь и Маркизе пришлось заслонить глаза руками. Одна, вторая, третья, а затем еще три свечи зажглись, очертив венец чугунного канделябра. Огонь бросал неровный свет на круглое основание подсвечника, на котором можно было прочитать гравировку: «БЕРЕГИСЬ СОБАК». Медленно, по мере того, как пламя свечей успокоилось, в поле зрения начало проступать место, куда они попали. Сначала подсвечник, потом обширный древний стол, на котором тот покоился, потом, на углу стола, на полированной поверхности из тикового дерева – чернильница размером с тыкву, с опущенным в нее длинным павлиньим пером. Затем стены, тоже из выскобленного сияющего дерева, увешанные трофеями, как кабинет охотника на крупную дичь. Шесть длинных, покрытых блестками копий аккуратно развешаны в ряд над мертвым холодным камином. Семь греческих бронзовых шлемов таращатся на них пустыми глазницами, под ними – семь широких бронзовых ожерелий, какие покрывают грудь словно доспехи. (Сентябрь знала, что шлемы греческие, потому что в одной из ее книжек такой шлем был у героя по имени Персей.) Под аркой из трех кожаных щитов висел портрет: прекрасная девушка в цветастом платье держит в руках веретено с пряжей.
Рука, что зажгла свечу, принадлежала изысканно одетому Минотавру в очках.
Минотавр покоился в роскошном кресле шоколадного цвета, какие можно найти в кабинетах адвокатов и директоров школ. Читая о Минотаврах, Сентябрь привыкла думать, что все они мальчики, так уж ей казалось; но этот Минотавр явно был дамой, то есть Минотаврой. Огромные изогнутые рога венчали ее голову. Мех на широком носу, почти невидимый, становился заметен только в отсветах танцующего пламени свечи. В носу было толстое бронзовое кольцо, а длинные мохнатые уши напоминали коровьи. В остальном же лицо Минотавры было вполне человеческим, с большими влажными карими глазами под библиотекарскими очками, с полными темными губами. Руки Минотавра изящно сложила перед собой. Под столом из-под простой коричневой юбки, какие носят сельские учительницы, выглядывали сильные твердые копыта.
– Здесь что-то не так, – сказала Сентябрь, слезая с широкой спины Яго. Тень Маркизы последовала за ней, но держалась сзади, поближе к глянцевому боку Пантера. – Минотавр живет в центре лабиринта, а я пока и шагу не ступила ни в какой лабиринт! Думаю, я уж как-нибудь узнала бы лабиринт, если бы прошла его весь! – Она вглядывалась через стол в Минотавру, которая сидела так неподвижно, что вполне могла оказаться и статуей.
Минотавра медленно склонила голову набок.
– А что же ты в таком случае делала, – спросила она, – когда прошла через одну дверь вверх, потом через другую вниз, поворачивая туда и сюда, через страницы книги, и глубокую шахту, и целый океан, и укромное убежище мудрой женщины? Милая моя, лабиринты приманивают и запутывают, они сами неумолимо затягивают тебя внутрь – а иначе что это за лабиринт, если приходится с билетом в руке стоять в очереди перед дверью с надписью «Лабиринт»? Разве что из тюков сена, как на сельской ярмарке. В конечном итоге все подземелья – это лабиринты. А может, и все земли под солнцем. Да и весь мир – лабиринт, только очень большой.
– А может, тогда и Принц Мирра здесь? Нет ли в вашей коллекции неоткрываемого ларца?
– Нет. Здесь есть я! Я – темный якорь на дне мира. Мне решать, пропускать ли вас дальше вниз.
Сентябрь знала, что она должна задавать леди Минотавре важные и срочные вопросы. Но, опережая их, у нее внезапно без очереди вырвалось:
– Я думала, рога бывают только у быков.
Толстая бровь Минотавры изогнулась.
– А я думала, что все человечьи девочки носят платья. Но при этом я уверена, что тебе доводилось ходить в штанах. Разве тебе не хочется носить мальчишескую одежду в тех случаях, когда это удобнее и практичнее?
– Пожалуй, что да, когда надо заниматься тяжелым трудом.
– Ах, мое милое дитя! Я только таким трудом и занимаюсь.
Минотавра встала, возвысившись над ними. У нее были мускулистые плечи и до того мощные ноги, что это было заметно даже под грубой тканью юбки. Она перешла к самодельному креслу-качалке возле очага и устроилась в нем, вынув из корзинки незаконченное вязанье с клубком полупрозрачной пряжи – точно такой же, что и на веретене девушки с портрета. Рассеянным жестом она указала вязальной спицей на черные дрова в камине, и те тут же охотно загорелись. Пальцы Минотавры уже вовсю управлялись с вязаньем, когда она снова заговорила.
– Все минотавры происходят от одного бедного-несчастного предка. Вы, вероятно, о нем слышали, наш дедушка весьма знаменит. Королева одной далекой страны влюбилась в быка. Звучит странно, но не обращайте внимания – древний мир был в этом смысле довольно шокирующим. Но даже если бы и не был, любовь может вспыхнуть между любыми существами, в любом количестве, которые выглядят слегка повернутыми и даже перевернутыми. Особенно если одно из них – это Волшебный Бык, который умеет говорить и писать стихи, пить чай и рассуждать о натурфилософии. Так или иначе, королева и бык – это элементы, которые не так-то легко соединить, поэтому наша Королева обратилась за помощью к Волшебному Изобретателю. Я так понимаю, что вы встречались с его праправнучкой. В былые времена перемещаться между мирами было так же просто, как в наше время прокатиться на троллейбусе. Изобретатель прибыл посредством пары восковых крыльев, которые он сам изобрел, и изготовил из слоновой кости, кожи и зеркал корову, в которую должна была забраться Королева, чтобы королевская свадьба могла состояться. Когда появился их первый ребенок, он, как легко предположить, оказался наполовину человеком и наполовину быком – огромное, страшное чудище. Когда он закричал, требуя молока, его родная мать спряталась за комодом. Поэтому Изобретатель построил лабиринт, в котором можно было спрятать ребенка, – да, чтобы матери не пришлось на него смотреть, а еще затем, чтобы никто в стране не попытался бы, похваляясь своей силушкой, заколоть его или одолеть иным способом. Время от времени к этому первому минотавру подсылали друзей, чтобы те с ним поиграли, но игры с минотавром плохи, так что выжили не все. Хотя кто-то, должно быть, и уцелел. Через некоторое время Волшебный Бык погиб в схватке с одним негодяем из Вавилона и его гигантским волосатым братцем. Королева нашла приятного молодого человека, который не задавал вопросов о ее первом браке, и родила ему очаровательную дочурку – вот она, моя тетушка. – Минотавра показала на портрет над своей головой. – За это время здесь, в лабиринте, в темноте, выросла целая деревня. Дедушка прекрасно уживался с юношами и девушками, которые без особого желания, но все же спускались сюда, чтобы скрасить чудовищу жизнь. Они вместе строили в лабиринте дома́, торговали зерном и маслом, устраивали деревенские танцы, учились делать сыр. Подрастая, юноши и девушки начинали находить удовольствие в том, что никто не беспокоит их всякими глупостями вроде налогов или войн с чужими странами. Они оставались в городе-лабиринте, где заводили детей или же открывали приличное плотницкое дело. Минотавр оказался не так уж и плох, когда узнаешь его получше, особенно если ты достаточно проворен, чтобы не попасть ему на рога. И оказалось, что дедушку можно полюбить, если ты не его мать, – потому что одна смелая и благородная девица, который мы все обязаны жизнью, вышла за него замуж. Все мы, естественно, Тельцы по знаку Зодиака. Мы чудовища хорошие, здравомыслящие. Вот меня, например, зовут Левая, потому что если поворачивать все время налево, то найдешь выход из лабиринта, каким бы он ни был запутанным.
