Диана Джонс - Волшебные одежды

За это время Утенок с Танамилом собрали людей и отправили их к озеру, рвать тростник. А сами тем временем набрали груду мелкой гальки и на каждом камешке изобразили примерно вот такой значок: #. Утенок заявил, что это сеть, которая будет удерживать душу. Теперь все носят такие камушки пришпилеными к одежде. Они различаются по цветам кланов. Поскольку у нашего народа кланов нет, наши выбирали клан по своему усмотрению. Джей взял красно-синий камешек — цвета Сыновей Крепости, клана Карса Адона. Я хотела взять такой же, но Утенок сказал, что нам с ним, как и Хэрн с Робин, полагается золотой, потому что мы теперь особы королевской крови. Меня это раздражает, но все остальные говорят, что Утенок прав. Вы просто не поверите, насколько все повеселели, когда получили от Танамила эти камушки!

По некотором размышлении мне показалось, что Хэрн относится к моему тканью как к утешению, к отговорке — вроде этих самых камушков. На него это похоже. Иногда я думаю, что только порадовалась бы, если бы он оказался прав.

Когда с камушками было покончено, Утенок с Танамилом принялись плести сеть из тростника, и провозились с ней далеко за полночь. Я это узнала лишь тогда, когда ушла ткать к самой Реке. Танамил, как перед этим мама, с трудом перебрался через край водопада и упал в теплое озерцо, подняв фонтан брызг. Мой станок так и окатило. Следом за Танамилом появился Утенок, серый от усталости. Он чуть не рухнул обратно вниз — и рухнул бы, и расшибся, если бы Джей не ухватил его за накидку. Тогда-то я и допустила ошибку при тканье. Утенок и Танамил вымокли до нитки. Я никогда прежде не видела Танамила мокрым. Джей вытащил их обоих на берег. Утенок так и застыл, что-то шепча себе под нос, а Танамил перевернулся на спину. Грудь его тяжело вздымалась, и он был еле жив.

— Что с ним такое? — спросила я.

— Это все те сети, которые они мастерили, — отозвался Джей. — Судя по их виду, они вложили в них все, что только у них было.

Я кое-как совладала со своим страхом высоты и посмотрела на сети. Сети были хрупкие и узкие — все, кроме одной, большой, раскинувшейся у самого дна; но ее мне было плохо видно из-за висящей в воздухе водяной пыли. Я слышала, что еще одна сеть, побольше, стоит дальше, в узкой расщелине, при выходе из цепочки синих заводей. Те сети, которые я могла рассмотреть, протянулись через весь водопад, от края до края, везде, где только можно было найти выступ или ровную площадку. Хэрн расставил своих бойцов на этих выступах по обе стороны водопада, по две группы на каждую сеть. Те, кого назначили в резерв, собрались на широкой травянистой поляне за той площадкой, на которой я ткала. Мы как-то очень быстро протоптали тропинку от этого места и до лагеря Карса Адона в долине.

К этой площадке постоянно кто-то то прибегал, то убегал, но мне некогда было особо присматриваться к этим перемещениям. Кто-то увидел лежащего Танамила и сбегал за Робин. Робин тут же примчалась.

— Что ты натворил?! — воскликнула она, опустившись на колени прямо в теплую воду.

— Израсходовал все силы, сколько их у меня было, — тяжело дыша, отозвался Танамил. — Попытался заставить Канкредина принять такой облик, с которым мы сможем драться. С водой не подерешься.

— Ты был неправ, что использовал еще и все силы Утенка! — сказала я. Я разозлилась из-за Утенка и из-за того, что мне пришлось распускать кусок работы. И мне было очень скверно на душе — из-за Матери.

— Пришлось! — выдохнул Танамил. — Моих не хватало.

Я фыркнула.

— И ты еще именуешь себя богом!

Танамил приподнялся на локте и сказал очень странную вещь — сказал очень серьезно и пылко.

— Я никогда не именовал себя так! Ни я, и никто из Бессмертных. Так нас нарекли люди, и так мы оказались связаны!

Я извинилась перед Танамилом. Думается мне, что его слова станут одной из самых сильных частей моего тканья.

Робин отправила их обоих отдыхать ко мне в шатер. Когда она оттуда вышла, я сообразила спросить у нее про эту бобину с нитками. Конечно, надо было мне раньше обратиться к Робин. Робин отмотала хвост нитки, потерла ее, потом понюхала.

— Кажется, это тот же самый материал, из которого обычно был сделан Один, — сказала она. — Ну, до того, как он вошел в огонь и превратился в золото. Как его спряли — я понятия не имею. Но, с другой стороны, ведь делают же как-то золотые нитки. Знаешь, Танакви, я думаю, Один сам подскажет тебе, что из них соткать. Не используй их, пока не будешь твердо уверена.

И потому я жду. Я до сих пор не уверена.

Канкредин появился вечером. Когда Джей сказал мне об этом, я выскочила из-за станка и вместе с Джеем подошла к краю — чтобы увидеть, что происходит внизу, и соткать это.

Зрелище было кошмарное — хотя я, в каком-то смысле, уже успела к нему привыкнуть. Канкредин явился в облике водяной горы, высотой футов в сто, если не больше. Эта гора с ревом обрушилась на долину и разлилась поверх озера, от берега до берега. Я видела, как она сминает деревья и каменные амбары, словно бумажные фигурки, зацепив их самым краешком. Эта волна не была прозрачной, но не была и совсем однородной. Она была черно-зеленой, и воняла протухшей водой, и несла с собой деревья, балки, обломки моста и много всего другого, — и время от времени все это проглядывало сквозь воду. Но внутри этого водного массива виднелись чудовищные силуэты, глядящие на нас глаза и оскаленные зубы. Когда эти чудовища растеклись по озеру, я закричала. Они при продвижении втягивали в себя саму материю озера, а за ними оставалась лишь грязь, растекающаяся тонкими струйками. И у многих людей, стоявших у меня за спиной, тоже вырвался крик.

Хэрн разослал ко всем гонцов, со словами о том, что это просто вода.

Вода. О, Хэрн! Это же целая Река, обращенная ко злу! Вспомнить хотя бы, что творит Река во время половодья. Но люди уже начали верить Хэрну.

— Это просто вода, — повторяли все, дрожа.

Вода все прибывала. Вершина волны изогнулась, и на ее гребне заплясали деревья и камни. Казалось, что гребень вот-вот наклонится и обрушится — как на морских волнах. Но он не рушился. Я прямо-таки чувствовала силу, которая удерживает его. Неудивительно, что Танамилу пришлось спасаться бегством. Эта сила быа уверена в себе — это я тоже чувствовала. Они почти достигли конца своего пути, и Один еще до вечера должен был оказаться у них в руках. Они помчались к расщелине с голубыми заводями.

Там-то Утенок с Танамилом и натянули свою первую сеть. Волна накатила, влилась в расщелину и прошла через сеть, словно и не заметив ее. Но, однако же, я услышала грохот обрушившейся огромной волны. У всех заложило уши, а поджилки ослабли. Гребень изогнулся, прежде чем маги успели его удержать, и вся масса воды рухнула в расщелину. Я вся вымокла, хотя и стояла высоко наверху. Бревна, камни и деревья рухнули вместе с водой. Некоторые люди, стоявшие пониже, пострадали, но серьезных травм не было.

Оставшаяся водяная стена остановилась, зависла и в конце концов с ворчанием и скрежетом отступила обратно в озеро — и там и остановилась, и поверхность ее забурлила от ярости. Оказалось, что вход в расщелину разбит, и танамилова сеть вместе с ним. Но Танамил знал, что эта сеть будет разрушена.

Джей сказал, что это походило на проволоку, которую натягивают в ловушках.

Но пришло известие, что нижние сети, включаю ту, большую на дне, тоже порваны. Танамил, невзирая на усталость, кое-как выбрался из шатра и отправился вниз, чинить сети. Проходя мимо нас с Джеем, он сказал, что запретил Утенку идти с ним, и я была ему за это благодарна.

Огромная волна стояла, бурля, посреди озера, и по мере того, как в нее вливалась вода из водопада, она становилась все выше и выше. За ней была лишь грязь и мелкие лужицы. Но еще до наступления темноты нам сообщили снизу, что среди лужиц лежат тела двух магов.

— Они — всего лишь смертные люди, как и мы, — сказал Хэрн. А потом повсюду учинилась суматоха, поскольку Хэрн желал выяснить: правильно ли ему запомнилось, что у Канкредина было всего не то сорок, не то пятьдесят магов? К этому времени уже даже самые колеблющиеся из варваров поняли, что они значат для Канкредина ничуть не больше, чем наши люди. Лорды варваров прислали гонца, который смиренно сообщил, что магов всегда было пятьдесят. Я думаю, что Хэрн и сам это знал. Ему просто нужно было приободрить людей.

Но меня это не приободрило. Я смотрела на водяную гору и думала: как же может в ней жить? А потом до меня дошло. Люди, которые имеют дело с душами, опасны, и когда они живые, и когда они мертвые. Я вспомнила, как Канкредин вдруг появился перед нами в том кресле — вот его не было, и вот он возник, — и заподозрила, что Канкредин не живой. Когда изнуренный Танамил, покончив с сетями, поднимался обратно, я шепотом спросила у него об этом.

— Да, он мертвый, — сказал Танамил. — Никто из живых не может работать с душами. Все маги проходят через смерть. А потом они облачаются в свои волшебные одежды, и эти одежды являются одновременно и заклинаниями, и их новыми телами.