5. Появление Ахмеда
Закончив земляные работы, чумазые компаньоны, устало перекрестившись, уселись на травку передохнуть. Дело было сделано, соперники устранены, теперь можно было спокойно полюбоваться прекрасной панорамой, открывающейся с горы, полежать, отдохнуть и помечтать. Умиротворённый Дэн с печатью удовольствия на лице от завершенного удачного дела полулежал на склоне, облокотившись на упругий куст орешника, а замученный шанцевым инструментом Ал лежал навзничь и смотрел только в небо, свои мысли обращая только к богу, ибо на землю смотреть ему было всё ещё невообразимо тяжко, поскольку творились на ней очень скверные, шумные и непонятные дела.
Дэн возлежал на склоне и просчитывал, сколько времени понадобится для полного устранения ребят.
– Ничего, Алквилл, – успокаивал он компаньона, – пройдёт десяток дней, эти зловредные дети сгинут в пещере, атакованные красноглазыми силами ада, а нашему Проводнику ничего не будет, он-то их переживёт. Тогда придём мы, отроем ход обратно, и с помощью нашего Проводника найдём то, что принадлежит нам и только нам по праву Космоса. И начнётся у нас с тобой красивая и вкусная жизнь. Купим роскошную виллу на берегу голубой лагуны, и заживём только для себя, день и ночь благодаря господа бога за его благоволение к нам.
Усталый Ал не чутко внимал бормотанию шефа, шумно работая лёгкими. Солнце спряталось за лёгким облачком, под слабым бризом слегка посвежело, удачная перспектива располагала к покою, и наши работнички задремали после тяжких трудов. Алу приснились опять эти проклятые арбузы. Будто он вновь попал на рынок и хочет стащить огромный переспелый арбуз, но тот уворачивается, не даётся в руки, словно издевается над ним. И вдруг Ал понимает, что это вовсе не арбуз, а почему-то ставший большим чёрный бесовский Проводник, который стал ему корчить рожи и протянул к нему свои тонкие противные щупальца, опутавшие ему руки и ноги. Ал принялся кричать и отбиваться, но антихрист так крепко стиснул поганые щупальца, что ему от отчаяния ничего не оставалось, как проснуться.
Он лежал на склоне, крепко связанный, но не Проводником, а тонким капроновым шнуром. Перед ним стоял на коленях здоровенный чёрнобородый человек, затягивающий у него на груди тугой узел. В стороне под кустом орешника здоровенной куклой возлежал, тоже крепко связанный, его благодетель с кляпом во рту. Дэн бешено вращал глазами и всем своим видом выражал своё невероятное возмущение. Однако на чернобородого это не производило никакого впечатления. Он вовсе не казался диким злодеем, а наоборот, сочился добродушием, с лица не сходила радушная улыбка. Чернобородый окончательно изо всех сил затянул сложный узел на груди Ала, весело подмигнул ему левым чёрным пронзительным глазом, а затем повернулся к отцу Дионисию и укоризненно заметил:
– Ну, разве так можно, господа, ведь это же дети, наше будущее, а вы их вот так, прямо заживо закопали.
Затем он подошёл к Дэну и небрежно выдернул у него изо рта промокшую тряпку-кляп, но, услышав неистовые возмущенные крики, да ещё на непонятном наречии, вновь закрыл им изрыгающий проклятья рот богослова.
– Господа, мы люди интеллигентные, зачем так шуметь? Надо говорить спокойно и по существу вопроса. Если вы ответите мне на некоторые интересующие меня вопросы, я уверен, что мы поладим и станем добрыми друзьями. Я вовсе не намерен входить в конфликт с самим Папой, хотя мы и разных конфессий. Не будучи силён в итальянском, мне остаётся надеяться лишь на то, что за прошедший месяц вы достигли некоторых успехов в русском языке, кроме ненормативной лексики. Поэтому я намерен немедленно приступить к прямым переговорам.
Чернобородый, неудобно сидевший на корточках, оглянулся, подобрал неподалёку лежавший обломок известняка, сел на него, с облегчением вытянул ноги и продолжил разговор:
– Господа! Я знаю, чем вы занимаетесь вот уже целый месяц здесь, в окрестностях сопки Сестра. Я тоже не терял времени зря всё это время, держал в поле зрения и вас, и эту дружную ребячью компанию. Немало сочувствуя вашим неудачам, предлагаю объединить наши усилия в поисках «Золотой Бабы». Надо понять, что, если бы вам даже удалось найти то, о чём так мечтаете, то всё равно вы не смогли бы вывезти драгоценную находку из страны. Я помогу вам в этом, но за 50 процентов. Вы понимаете, о чём я говорю? – переспросил он ошалело смотревших на него монахов.
Надо сказать, друзья по несчастью не многое поняли из степенной речи Чернобородого. Перепуганный Алквилл, по правде говоря, вообще не понял ничего. Он всего лишь смотрел в рот Чернобородому и думал только о том, будут ли его бить и пытать сегодня, или только завтра. Зато шустрый Дэн кое-что ухватил из длинной речи их пленителя. При слове «Золотая Баба» он заметно вздрогнул и попробовал освободиться от пут, а при словах «50 процентов» вдруг так замычал, что заглушил истошный гудок электровоза где-то там, далеко внизу. Он заметался, засучил связанными ногами, отрицательно замотал головой, но его остановила вновь заструившаяся над жаркой поляной степенная речь Чернобородого:
– Господа, я вам советую крепко подумать о моём предложении. Вы оказались одни в чужой стране, не знакомы ни с местностью, ни с местными жителями, ни с местными порядками. А я здесь уже давно и у меня всё схвачено. Конечно, вам не понравилась цифра 50, но это можно обсудить. В принципе, оценивая то большое, что уже вами сделано, я могу согласиться и на 40 процентов.
Дэн при этом вновь завопил и засучил ногами, но уже не столь энергично и шумно. Чернобородый внимательно посмотрел на него:
– Ну, так и быть. Учитывая ваши личные заслуги, а также тот факт, что вас всё-таки двое, я останавливаюсь окончательно на 30 процентах. Советую вам соглашаться, дело к вечеру, а до утра вас здесь оставлять в таком виде не совсем удобно, господа. Комары, однако, ночью лютуют здесь.
Дэн грустно молчал. Он понимал безвыходность положения, но терять более 40 полновесных килограммов золота, к которому он уже успел привыкнуть и считал давно своим, было невыносимо больно. Но как только Чернобородый произнёс слово «комары», Дэн тут же согласно закивал головой и попытался улыбнуться перекошенным ртом с кляпом.
– Ну вот, это совсем другое дело, – удовлетворённо произнёс Чернобородый.
Он вынул у Дэна изо рта пропитавшийся слюной кляп, затем вынул из-за пояса огромный тесак и полоснул им по стягивающим Дэна верёвкам, повернулся за этим же к Алу. Дэн поднялся, со стоном расправил затёкшие руки и ноги, попрыгал на одном месте, и вдруг – воспользовавшись беспечностью Чернобородого, выхватил у себя из-за спины чёрный потёртый «ТТ», и, с ненавистью глядя на врага, с наслаждением всадил в спину противника всю обойму. Чернобородый удивлённо повернулся, взглянул на него гаснущим взглядом, и рухнул на уже успевший подсохнуть пепельно-серый грунт.
– Марина, кто это? – удивлённо спросил Паша. Странные воины, услышав чужую речь, дернулись с испуга головами и с новой силой поклонились, сильно стукнувшись при этом лбами о неровный пол.
– Монголы какие-то, что ли? – ответила задумчиво Марина. – Куда-то мы с тобой, Паша, не туда спрыгнули. Ты только посмотри, что это за воины, какие у них луки, стрелы, ятаганы кривые, да острые. Нужно не дать им поднять головы, слепить фонарями, а то они из нас либо дуршлаг сотворят, либо азу по-монгольски приготовят. От татарского азу оно не намного отличается, наверное. А это блюдо тебе неплохо известно по школьной столовой.
– Тогда, Марина, вот ты и свети им прямо в лица обеими фонарями, а я, пока они не пришли в себя, попробую разоружить их.
Паша отдал свой фонарь подруге и с опаской подошёл к уткнувшимся в пол воинам. Но как только он попробовал вынуть у крайнего монгола саблю из ножен, как он встрепенулся, подскочил, закричал что-то гортанное, отчего остальные двое тоже попытались подскочить, но были вновь остановлены слепящим светом и грозным Пашкиным окриком:
– Лежать, я сказал, а то, как дам по башке.
Вряд ли сыны степей поняли смысл Пашиных слов, но его грозный тон прекратил их сопротивление, да и слово «башка», видимо, имело для них какой-то грозный смысл, тем более, что яркие фонари внушили им животный ужас перед этим неведомым холодным ослепляющим светом. Паша, не теряя времени, бодренько отобрал у них всё оружие, сложил его в уголок к стеночке, затем позволил монголам подняться с колен и оглядеться. Увидев чужих, странно одетых людей с ярким божественным светом, они снова упали на колени, бормоча какие-то свои молитвы о пощаде.
– Марина, что будем делать с ними? – полушёпотом спросил Паша. – Сколько ещё они валяться так будут. Простудятся, пол холодный, однако.
– Да это бы ничего, – в тон ему ответила Марина, – аспирина у меня хватит на целое войско. А что дальше делать, не соображу. Но, думаю, надо учесть мой прежний опыт пребывания у чжурчженей, принявших меня за богиню, и изобразить перед ними что-то похожее. Ты не помнишь, как по-татарски будет слово «дом», как сказать им «иди домой».
