– Да это бы ничего, – в тон ему ответила Марина, – аспирина у меня хватит на целое войско. А что дальше делать, не соображу. Но, думаю, надо учесть мой прежний опыт пребывания у чжурчженей, принявших меня за богиню, и изобразить перед ними что-то похожее. Ты не помнишь, как по-татарски будет слово «дом», как сказать им «иди домой».
– Марина, ты гений. Я всё понял. У нас в классе татарин Наиль часто по своему болтает, и я у него кое-чему научился. Что-то они понять должны даже из моей речи. По-ихнему «Иди домой» будет «Эйга кайтыгыз». Сейчас я попробую изобразить что-нибудь из школьной самодеятельности. Сначала буду чушь какую-нибудь нести для солидности, ты её не слушай, а в конце речи отправлю их домой. Посмотрим, что получится. Ты фонарями сейчас меня освещай, пока выступать буду. Они видеть меня должны. Но если они что-нибудь опять затеют, свети им по глазам. Это для них вроде холодного душа будет.
Паша внезапно посерьёзнел, насупился, сдвинул брови, выпучил глаза и своим самым громким, занудным и гнусавым голосом обратился к монголам, изображая из себя как минимум – мессию.
– Дорогие монгольские воины. Я рад приветствовать вас в наших краях и очень надеюсь, что вы славно повоевали с неверными во славу Аллаха.
При упоминании Аллаха монголы как по команде вздрогнули, воздели руки к небу, провели ими по лицам, и снова упали лбами на пол, бормоча: «Аллах акбар». Паша продолжал болтать, постепенно входя в роль и стараясь почаще упоминать Аллаха. Он рассказал им про свои школьные успехи, сколько троек у него оказалось в годовом табеле, сколько раз он подтягивается на перекладине и прочую чушь, не забывая в конце очередного эпизода упоминать великого Аллаха. А закончил он гениально просто:
– Вы славно воевали, дорогие монгольские воины. Аллах вами очень доволен. Он считает, что теперь вам надо отдохнуть у родных очагов. Я по поручению самого Аллаха награждаю вас своей милостью и отправляю вас домой. Идите домой и отдыхайте. Передайте это вашему командиру. Я всё сказал.
Он подошёл к воинам, положил каждому на голову руку, затем поднял с колен, пожал им крепко руки и повторил:
– Идите домой, отдыхайте. Эйга кайтыгыз.
Монголы стояли, переминаясь мягкими ичигами на месте, совершенно сбитые с толку, переводя взгляд с Паши на Марину и обратно. Марина перехватила их робкие взгляды, брошенные на сложенное в уголочке оружие, и она поспешила тоже промолвить им по-татарски:
– «Эйга кайтыгыз», «Идите домой», – и махнула рукой в сторону, откуда они появились. Только теперь они поняли, что их отпускают, но без оружия, и разом, как по команде, развернулись, и так же крадучись, как пришли, двинулись в сторону выхода из пещеры с догорающими факелами в руках.
– Пашка, ты такой молодчага, – восхитилась Марина, – болтал здорово, особенно про подтягивание на перекладине. Я и не знала, что ты тридцать раз запросто это можешь.
– Ну, не совсем тридцать. Это я им для важности присочинил, – смущённо ответил покрасневший Паша, – вдруг поймут, уважать станут. А так я всего не больше пятнадцати раз могу подтянуться. А Сашка все двадцать запросто выполнит.
Тут Паша хлопнул себя по лбу:
– Марина, а где наша Клякса? Мы совсем забыли о ней с этими вояками.
Ребята осмотрели все закоулки пещерного хода, перевернули всё, что было можно, но славного паучка нигде не было. Они даже покричали хором, позвали Кляксу, но ответом им была лишь та абсолютная, оглушительная тишина, которая бывает только в глубоких пещерах, и которую знают и побаиваются все спелеологи.
– Очевидно, Паша, она покинула нас. Видимо, у неё какие-то свои дела здесь есть. Как к нам пришла, так и ушла. Как кошка, которая ходит сама по себе. Ну, да что сделаешь. Может быть, ещё где-нибудь встретимся.
Ребята подождали, пока воины Аллаха скрылись за поворотом, а затем, не торопясь, двинулись в другую сторону, прихватив с собой на всякий случай, по острому ятагану.
– Марина, а мы найдём дорогу обратно? Мы забыли отметить тот верхний пролаз, которым сюда попали. Давай вернёмся и мелом пометим выход.
– Не надо, Паша. Возвращаться – плохая примета, Там, в уголочке, оружие осталось от этих вояк с косичками. Вот по нему и определимся при необходимости для возвращения.
Ребята осторожно двинулись дальше по извилистому подземному ходу, ведущему их в полную неизвестность. Они прошли еще несколько поворотов, с боков появились неизвестные ранее хода, пропадающие в пугающей темноте, затем прошли ещё один крутой поворот и неожиданно оказались в большом зале с высоким потолком, ровным полом и гулким эхом. Путешественники остановились в центре зала, высвечивая фонарями стены, крутя головами и осматриваясь.
– Паша, – осторожно заметила Марина, – я, кажется, узнаю этот зал.
– Я тоже, – отозвался Паша. – Именно здесь мы нашли «Марин Голд». И именно отсюда у нас похитили и её, и наш волшебный талисман. Но, похоже, что сейчас попали сюда чуточку пораньше. Её ещё сюда не поставили.
– Но уже изваяли, Паша, – сказала Марина и показала на крупную глыбу белого кристаллического известняка, лежащую для чего-то в центре зала. – Вот из этой глыбы известняка позднее будет вырублен пьедестал для «золотой богини».
– Да, пожалуй, но что-то здесь мне не нравится. Как-то слишком внезапно скрылись эти разоружённые бойцы Чингизхана. Я читал у Чивилихина, что монгольские воины были в те времена самыми упорными и свирепыми в борьбе, чем и побеждали. У них было правило, если ошибался один из десятки, то хан уничтожал всю десятку. А если ошибалась десятка, то вырубали всю сотню, как капусту на колхозном поле. А тут трое воинов сдались двум подросткам и оружие отдали. Странно это.
– Да ничего тут странного нет. Они же нас за богов приняли, вот и отдали оружие. Не будут же они с богами сражаться. Глупее не придумаешь.
– Марина, ты забываешь об одном. У монголов строго определённые божества. Они фанатики своих богов и пророков, а чужие идолы для них не существуют, если про них ничего не сказано в Коране. Так что они, конечно, испугались и послушались нас, но только до первого поворота, а сейчас, я полагаю, уже вприпрыжку несутся по пещере с целым войском обратно, разыскивая нас.
Только Паша произнёс эти слова, как вдруг со всех сторон послышался непонятный странный шорох, будто что-то вокруг сдвинулось вдруг, словно широкая песчаная река потекла по подземным коридорам, увлекая всё за собой. Ребята, обеспокоенные шумом, подняли фонари и увидели вокруг себя нацеленный на них лес боевых копий и густой частокол застывших стрел с дрожащими от напряжения на тетиве пальцами, за которыми отсвечивали мрачной злобой чёрные точки зрачков в узких прищуренных глазах азиатских воинов. Затем они услышали звон битого стекла и их фонари разом погасли.
Уложив Чернобородого пятью точными выстрелами в упор, Дэн с лихой радостью подскочил к лежащему телу, злобно пнул его остроносыми ботинками, злорадно прошипев: «О, диабль», что по-итальянски, как известно, означает: «О, чёрт побери!», повернулся к напарнику и что-то рявкнул ему вполголоса, добавив мрачно по-русски «Могила». Ошарашенный поворотом дела Ал, испуганно поглядывая на Дэна с пистолетом в руке, принялся быстро откапывать вход в пещеру, который совсем недавно они дружно закапывали. Торопясь, Дэн тоже взял в руки лопату и стал активно помогать компаньону. Через полчаса на месте былого лаза в пещеру чернела свежеотрытая прямоугольная могильная яма. Землекопы, запарившись от непривычного труда, присели отдохнуть на свежий отвал. Они сидели, понурившись, думая каждый о своём.
Алквилл опять задумался о том, как тяжко бог наказал его, лишив любимой работы по перевоспитанию диких народов. Ведь как было здорово раньше. Заходишь, бывало, в деревушку с узкоглазыми язычниками, которые никогда и слыхом не слыхивали о Христе и верном слуге его Папе, снимешь с двух еретиков шкуру заживо, ещё троих поджаришь на медленном огне, и назавтра не только эта деревня, но и вся ближайшая округа спешит с наскоро сколоченными крестами к нему на коленях, крестясь и кланяясь направо и налево. А нынче, – он шумно сплюнул в сторону, – день и ночь борется с диаволом, засевшим всюду и везде, даже в срамном месте, а его вовсе не понимают, и препоны ставят ему, руки вяжут и пальцами грозят.
Дэн же радостно размышлял о том, что с большим трудом, но он всё же отстоял своё тяжкое золото. Сколько страхов натерпелся, что бы найти его, затем столько рисковал, чтобы вновь отыскать его, и почти на самом финише вдруг нашёлся помощничек, который захотел отобрать его «золотое» светлое будущее. Сейчас он зароет этого бандита в яме, и пусть его найдут те, кто пойдёт за ним. А он в это время спокойно отсидится в городе и подготовит себе алиби. А свалить смерть чернобородого всегда можно будет на этих противных подростков, которые тоже, кстати, сгинут в пещере. И все концы будут спрятаны в этой чёрной дыре. А когда вся шумиха утихнет, он снова придёт сюда и возьмёт своё золото.
