Ознакомительная версия.
– Это какой этаж?
– Я думаю, шестой, – сказала Гермиона.
– Нет, пятый, – сказал Гарри. – Нам выше.
Но, ступив на лестничную площадку, он остановился как вкопанный: взгляд его упёрся в дверь с табличкой «НЕДУГИ ОТ ЗАКЛЯТИЙ», за которой начинался коридор отделения. Через оконце в двери, прижавшись носом к стеклу, на них смотрел светловолосый кудрявый мужчина с ярко-голубыми глазами и улыбался бессмысленной лучезарной улыбкой во весь свой белозубый рот.
– Ух ты! – сказал Рон, уставясь на это лицо.
– Не может быть! – задохнулась Гермиона. – Профессор Локонс!
Их бывший преподаватель защиты от Тёмных искусств толкнул дверь и вышел на площадку в длинном сиреневом халате.
– Приветствую вас! Вы, я вижу, хотите получить мой автограф?
– Не сильно изменился, – шепнул Гарри, а Джинни, стоявшая рядом, улыбнулась.
– О-о… как ваше здоровье, профессор? – слегка виноватым тоном осведомился Рон.
Это его неисправная палочка так повредила память профессора, что он угодил в больницу святого Мунго. Но поскольку произошло это в тот момент, когда он пытался полностью стереть память у Гарри и Рона, Гарри не был преисполнен сочувствия.
– Я совершенно здоров, благодарю вас! – восторженно сообщил Локонс, доставая из кармана довольно облезлое павлинье перо. – Итак, сколько вам нужно автографов? Знаете, теперь я умею писать письменными буквами!
– Спасибо, сейчас нам не нужно, – сказал Рон и обернулся к Гарри, сделав большие глаза.
А Гарри спросил:
– Профессор, ничего, что вы ходите по коридору? Разве вам не надо лежать в палате?
Улыбка Локонса увяла. Несколько мгновений он вглядывался в лицо Гарри, после чего сказал:
– Мы с вами не встречались?
– Да… было такое. Вы учили нас в Хогвартсе, помните?
– Учил? – чуть-чуть забеспокоился Локонс. – Я? В самом деле?
А затем улыбка возникла вновь – с такой внезапностью, что стало даже страшновато.
– Научил вас всему, что вы знаете, не так ли? Так что с автографами? Дать вам ровно дюжину, чтобы вы могли подарить вашим маленьким друзьям и никто не остался в накладе?
Но в это время из двери в дальнем конце коридора высунулась голова, и голос, полный материнской заботливости, сказал:
– Златопустик, шалунишка, куда это ты убежал?
Добродушного вида целительница с мишурным веночком в волосах торопливо шла к ним по коридору и приветливо улыбалась.
– Ах, Златопустик, у тебя гости! Как мило – да ещё в Рождество. Бедный ягнёночек, вы знаете, его никто не навещает, не понимаю почему, ведь он такая душка!
– Мы раздаём автографы, – сообщил ей Локонс с ослепительной улыбкой. – Они потребовали много, могу ли я отказать? Надеюсь, у нас хватит фотографий?
– Только послушайте его, – сказала целительница, взяв Златопуста под руку и растроганно улыбаясь ему, словно двухлетнему малышу. – Несколько лет назад он был известным человеком, и вот опять полюбил давать автографы – мы очень надеемся, что это признак выздоровления, что к нему возвращается память. Пожалуйста, пройдите сюда. Понимаете, он содержится в изоляторе, видимо, выскользнул, пока я разносила рождественские подарки. Обычно дверь на запоре… Не потому, что он опасен! Но… – она понизила голос до шёпота, – он немножко опасен для самого себя, бедненький… не помнит, кто он, уходит и не знает, как вернуться… Как мило, что вы пришли его навестить.
– Да мы… – Рон беспомощно показал на потолок, – вообще-то мы…
Но целительница выжидательно улыбалась им, и растерянное бормотание Рона «хотели выпить чаю» повисло в пустоте. Они грустно переглянулись и поплелись за Локонсом и целительницей по коридору.
– Только недолго, – шепнул Рон.
Целительница направила волшебную палочку на дверь палаты Януса Тики и произнесла:
– Алохомора.
Дверь распахнулась, и, крепко держа Златопуста под руку она ввела его в палату и усадила в кресло возле кровати.
– Здесь пациенты на длительном лечении, – тихо объяснила она ребятам. – Непоправимые повреждения от заклятий. Конечно, с помощью сильных лекарственных зелий и чар в удачных случаях мы добиваемся некоторого улучшения. Златопуст, кажется, понемногу приходит в себя, а у мистера Боуда налицо значительное улучшение: к нему возвращается дар речи, хотя пока что он разговаривает на языке, который нам не известен. Хорошо, мне надо ещё раздать рождественские подарки, а вы пока поболтайте.
Гарри огляделся. По всем признакам палата была постоянным обиталищем её пациентов. Здесь около кроватей скопилось гораздо больше их личных вещей, чем в палате мистера Уизли; стена над изголовьем у Локонса была сплошь обклеена его фотографиями. Он ослепительно улыбался с каждой и приветственно махал посетителям. Многие из них он подписал самому себе, детскими печатными буквами. Как только целительница поместила его в кресло, Златопуст подтянул к себе новую пачку фотографий, схватил перо и стал лихорадочно их подписывать.
– Можете положить их в конверты, – посоветовал он Джинни, бросая ей на колени одну за другой по мере подписания. – Знаете, меня не забыли, нет, я получаю кучу писем от поклонников… Глэдис Гаджен пишет каждую неделю… Хотел бы знать почему… – Он замолк в лёгком недоумении, потом опять расцвёл улыбкой и с новой энергией принялся за автографы. – Видимо, причиной моя прекрасная внешность…
Напротив лежал траурного вида, с землистым лицом волшебник и смотрел в потолок; он что-то бормотал себе под нос и как будто не замечал окружающего. Через одну кровать от него располагалась женщина; вся голова у неё обросла шерстью. Гарри вспомнил, как на втором курсе нечто похожее произошло с Гермионой. К счастью, тогда это явление оказалось временным. В дальнем конце палаты две кровати были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы больные и их посетители могли отдохнуть от посторонних глаз.
– А это тебе, Агнес, – весело сказала целительница, вручая шерстистой женщине маленькую стопку рождественских подарков. – Видишь, тебя не забывают. И сын прислал сову – пишет, что навестит тебя вечером. Как приятно!
Агнес несколько раз гавкнула.
– А тебе, Бродерик, смотри, прислали цветок в горшке и красивый календарь с разными забавными гиппогрифами на каждый месяц. С ними будет веселее, правда?
Целительница подошла к бормотуну, поставила на тумбочку довольно уродливое растение с длинными качающимися щупальцами и волшебной палочкой прикрепила к стене календарь.
– О, миссис Долгопупс, вы уже уходите?
Гарри крутанул головой. Занавески в дальнем конце были раздвинуты и по проходу между кроватями шли двое посетителей: могучего вида старуха в длинном зелёном платье с изъеденной молью лисой и в остроконечной шляпе, украшенной не чем иным, как чучелом стервятника, и позади неё, нога за ногу, удручённый Невилл.
И тут Гарри осенило, кто эти двое в дальнем конце палаты. Он стал озираться – чем бы отвлечь друзей, чтобы Невилл вышел незамеченным, чтобы к нему не пристали с расспросами, но Рон тоже оглянулся, услышав фамилию Долгопупс, и, прежде чем Гарри успел остановить его, крикнул: «Невилл!»
Невилл вздрогнул и съёжился, словно мимо просвистела пуля.
– Невилл, это мы! – Рон вскочил. – Ты видел? Локонс здесь! Ты к кому приходил?
– Твои друзья, Невилл, дорогой? – любезно сказала его бабушка, направляясь к компании.
У Невилла был такой вид, будто он предпочёл бы провалиться сквозь землю. Пухлое лицо его налилось багровой краской, и он старался ни на кого не смотреть.
– Ах, да, – сказала бабушка, приглядевшись к Гарри. И подала ему морщинистую и как бы когтистую руку, – да, да, конечно. Я знаю, кто ты, Невилл очень тебя ценит.
– Спасибо, – сказал Гарри и пожал ей руку. Невилл не смотрел на него, он потупился и ещё больше потемнел лицом.
– А вы, несомненно, Уизли, – продолжала старуха, царственно подавая руку сначала Рону, а потом Джинни. – Да, я знаю ваших родителей – не близко, конечно, – достойнейшие, достойнейшие люди. А ты, должно быть, Гермиона Грейнджер?
Гермиона была поражена тем, что старой даме известно её имя, но руку исправно подала.
– Да, Невилл про тебя рассказывал. Выручала его не раз, правда? Он хороший мальчик, – старуха кинула на внука сурово-оценивающий взгляд, – но, боюсь, не унаследовал отцовского таланта.
Она кивнула в сторону дальних кроватей; при этом чучело стервятника у неё на голове угрожающе заколыхалось.
– Что? – изумился Рон (Гарри хотел наступить ему на ногу, но сделать это незаметно в джинсах гораздо труднее, чем в мантии). – Это твой папа там?
– Что я слышу, Невилл? – строго сказала старая дама. – Ты не рассказал друзьям о родителях?
Невилл глубоко вздохнул, посмотрел на потолок и помотал головой. Гарри не помнил, чтобы кого-нибудь ещё ему было так жалко, но помочь сейчас Невиллу ничем не мог.
Ознакомительная версия.
