– Ну если так, если ты не врешь, то идите. Но к обеду чтоб были дома.
Я не стал ничего спрашивать у Алешки. Он так решительно шагал в сторону кузни, что даже показался мне полководцем давних лет. Прямо так: на груди бинокль и два ордена, на правом боку маузер в деревянной кобуре, на левом – шашка. И руками отмахивает, как солдат в строю.
Спроси его сейчас: «Лех, а Лех…», он тут же отрубит:
– Отставить! Разговорчики в строю! Левой, левой, раз-два-три!
Оставалось только ждать развития событий и постараться понять, в какую сторону они развиваются.
…Кощея мы застали за работой. Он вызванивал на наковальне что-то вроде залихватской сабли. Не иначе Алешке к его маузеру, орденам и биноклю.
В кузне было очень романтично – пылал горн, рдело в нем изогнутое лезвие, стоял у наковальни голый по пояс, но в кожаном фартуке и с ленточкой на голове жилистый коваль по кличке Кощей. Сыпались под молотком праздничным салютом алые искры.
И вовсе не романтично висел над горном закопченный котелок. В нем что-то булькало и из него чем-то вкусно пахло. Вармишелью с мармаладом.
Кощей выдернул из-за уха припасенную папироску, прикурил ее от раскаленного клинка и сунул саблю в бочку с водой, там все забурлило и зашипело, вытащил ее и бросил в угол, где навалом лежали всякие готовые изделия.
Потом он снял с крюка котелок и поставил его на дубовую колоду, положил рядом три ложки и три куска черного хлеба.
– В самое время пришли, – похвалил он нас, – завтракать будем. Хлебайте, хлопцы.
И что вы думаете? Мы стали стесняться: ах, спасибо, мы уже дома откушали, да вам самому мало? Как же! Навалились на похлебку, будто тетушка Марта нас уже три дня не кормила. А похлебка еще та была! В ней даже разварились какие-то травки с каким-то ароматом. Точно – этот Кощей не только кузнец, но еще и колдун.
Скоро в пустом котелке впустую звенели пустые ложки.
– Спасибо, – сказал Алешка с некоторым разочарованием в голосе, – было очень вкусно. – И он, наверное, хотел добавить, что было очень мало.
– Отработаешь, – сказал Кощей. – Бери малый молот. Фартук накинь. А ты поддуй маленько. – Это он мне сказал.
Я взялся за гладкую ручку мехов и стал качать. Почти сразу в горне заалело. Кощей положил туда кусок металла. Алешка тем временем исчез под фартуком – он был ему до пят – и держал в руках приличную кувалду.
Вскоре кусок металла раскалился добела. Кощей выхватил его длинными клещами, положил на наковальню и взял в руку небольшой молоток.
Вот тут и началось самое интересное. Оказывается, в нормальной кузне работают двое: кузнец – тонкий мастер и молотобоец. И вот когда нужно сделать грубую поковку, кузнец своим небольшим молотком показывает молотобойцу, куда и как сильно лупить кувалдой.
И пошла звонкая работа. Кощей сначала постукивает молотком по наковальне, а потом ударяет им в заготовку – указывает, куда бить. Алешка тут же ахает в это место малым молотом. И пошел перезвон – тонкие удары, дробные, гулкий удар – прямо музыка. Словно колокола в церкви звонят. Только с искрами.
И у меня на глазах бесформенный кусок металла превращался в тонкую пластинку. Затем Кощей резко кладет свой молоток набок – это сигнал Алешке: прекратили бой. И пластина отправляется в горн.
– Качай, – кивает мне Кощей.
Пластина краснеет, желтеет, белеет. И снова – на наковальню. Даже жалко ее немного.
Теперь работа другая пошла. В руке Кощея – рубило, такой молоток с острым концом. Он его ставит на пластину, Алешка бьет молотом. И постепенно эта бесформенная пластинка вся превращается в узорные завитки. И прямо у меня на глазах становится старинной дверной петлей-накладкой. Кощей берет третий молоток с острым круглым кончиком, и они с Алешкой пробивают в ней дырки для гвоздей. Колдовство какое-то!
Петля готова. Кощей бросает ее не в бочку с водой, а в ведро с машинным маслом. Оно закипает как на сковороде. И когда Кощей достает петлю из ведра, она оказывается покрытой красивым темно-синим воронением.
– Вот так вот! – Кощей из-за другого уха вытаскивает другую папироску. – Заказ готов.
– А вот эта сабля, – спросил Алешка, отдыхиваясь и стягивая с себя тяжелый фартук, – она кому? Джигиту?
– Какая сабля?
– Да вот эта, которая в бочке мокнет.
– Какая сабля, Левонтий? – Кощей легонько улыбнулся. – Это коса. Дачник один попросил. У него электрическая есть, да ему, вишь, настоящая нужна. Люблю, говорит, помахать на рассвете. Да, Левон-тий, вспомнил я этих теток. Которые под хохлушек косят. Вы от них держитесь подальше. Аферистки.
– Вот еще! – подначил его Алешка. – Они нас пирожками кормят.
– Они накормят… Потом не прокакаешься. Наводчицы они. И не с Украины они. Это у них маскировка такая. Жулье поганое.
– Штукатурка и малярка.
– Ну… профессия у них есть. Они ею и пользуются. Договариваются о ремонте квартиры, начинают работать, хозяев пирожками кормят…
– В доверие влезают?
– Ну! А сами в квартире все выглядывают – где чего хорошенького лежит. А потом своих подельников наводят.
– А! – Алешка беспечно отмахнулся. – У нас в сарае ничего такого хорошенького не лежит. Только кошка.
– Значит, им что-то другое надо. – Кощей достал из ведра с маслом еще три «старинные петли», протер их, завернул в чистую тряпочку и обвязал бечевкой.
– Это другому дачнику? – спросил Алешка. – Олигарху?
– Почти угадал. Это в «зáмок». Видал небось за прудом стоит, за стеной. Какой-то Леопард там живет. То ли наш, то ли мериканец, не разберешь. За петли загодя заплатил, не жадный.
– Леопард? – быстро переспросил Алешка. – Или Леонард?
– А хрен его знает! Мне какая разница?
– Дядя Кощей, – Алешка вдруг сменил любопытство в голосе на трогательную заботливость. – Вы, наверное, устали. Давайте мы этому Леопарду ваш заказ отнесем. Нам все равно по пути.
Ни фига себе – по пути! Вокруг пруда, да еще и обратно.
– Устать-то не устал, – задумчиво проговорил Кощей, – да заказов на сегодня много. А что? Снесите, пожалуй, только не потеряйте дорогой. Чай пить будем?
– А как же! Два раза.
Мы напились чаю «два раза», и Алешка сказал:
– Дим, забирай заказ. Пошли к Леопарду в клетку.
Когда мы отошли от кузни и стало ясно, что нас оттуда не видно, Алешка сказал:
– Немного свернем, Дим, на время.
– К тетушке Марте?
– К хохлаткам. Я их обожаю.
– Зачем, Леш?
– ОРМ! – выдал, глазом не моргнув.
ОРМ, чтоб вы знали, это оперативно-розыскные мероприятия. Это мне известно. Мне только неизвестно, зачем ему это надо. Я давно уже потерял, как бы сказать, нить его мыслей. И поэтому, не задумываясь, не возражая, делал то, что Лешка считал нужным делать.
– Дим, ты только строй из себя, что тебе их очень жалко. Ты понял? – Это он спросил очень строго. Серьезно.
Я покивал, перекинул сверток с заказом из правой руки в левую и молча пошел за Алешкой к дачке Арбуза.
Откуда Алешка это знал, мне так и осталось неизвестным, но факт – на крылечке дачки, которую снимал наш Арбуз, пригорюнившись, сидели две перезрелые тыковки. Дом был заперт, Арбуз куда-то исчез, идти им было некуда. И к тому же они попали в ласковые железные лапки моего младшего братишки. Со стальными невидимыми коготками.
– Здрасте, – сказал Алешка. – А где Ван Ваныч?
– Уехал, – мрачно ответила Паша (или Глаша).
– На Украину? – уточнил Алешка. – Уишни в варэниках кушать?
– Баланду он будет кушать, – мрачно уточнила Глаша (или Паша). – В турме он.
Так ему и надо, хотел сказать я, но Лешка меня опередил:
– Ван Ваныч? В тюрьме? Такой хороший человек?
Тыковки вопросительно переглянулись, будто спрашивая друг друга: он что, в самом деле хороший человек; ты что-нибудь за ним такое замечала?
– Наша мама от него в восторге, – сказал Алешка и добавил: – Он разгадал ее мечту.
Тыковки опять переглянулись, довольно тупо, на мой взгляд.
– Наша мама, – гнул свою линию Алешка, – так надеялась, что вы все вместе построите ей дом. И будете приходить к нам в гости со своими пирожками. – Алешка вздохнул. – Наверное, кто-нибудь где-нибудь ошибся. Когда-нибудь.
Наконец-то клюнуло. Хохлатки закопошились.
– Ванечка, он хороший.
– Ванечка, он доверчивый.
– Да, – сказал Алешка. – В нашем классе есть очень хороший мальчик. Очень доверчивый. Но он все время что-нибудь плохое делает. Потому что у него есть старший брат. Плохой мальчик. И он все время учит плохому своего хорошего младшего брата.
Что-то мне это не очень понравилось. А вот хохлаткам в жилу пришлось.
– Ой, хлопец! Який же ты вумный! Старший научит, а меньшому – отвечать. Жалко Ванечку. У него как раз така история.
– Плохой старший брат? – сочувственно спросил Алешка. И покивал своей хитрой головкой.
– Да який он ему брат? Черт ему брат! Ванечка як с им спознался, так и пошел кривой дорожкой.
Алешка сделал вид, что вот-вот из его веселых глаз хлынут потоки слез. И стал размазывать по щекам кузнечную копоть.
