Наша безымянная кошка (к Апреле она так и не привыкла, осталась просто кошкой) уселась на крыльце и вовсю умывалась. Она, вообще-то, чистюля, часто приводит себя в порядок. Но сегодня – что-то особенное. Полдня она не слезала с крыльца, нам надоело через нее перешагивать, а она все мылась. Аж блестела вся на солнце.
– У нее сегодня банный день, – объяснил Алешка.
– Гостей намывает, – сказала мама.
И не ошиблась. Приехал папа. Вместе с Павликом. Оба они были веселые, голодные и озабоченные. И, после всяких приветствий и обмена новостями, разговаривали за столом между собой, и совершенно непонятно. Мама пыталась отвлечь их от рабочих проблем и время от времени перебивала:
– Как там Берлин, отец?
– Стоит, что ему сделается. – И тут же говорил Павлику: – Вершинин очень озабочен. По некоторым агентурным данным, готовится переброска за рубеж целой партии краденых картин. На сумму около миллиона долларов.
– Не слабо, – крутил головой Павлик. – И каким же путем?
– По дипломатическим каналам.
– Ну да, – кивал Павлик, – дипломатический багаж не досматривается.
Тут опять мама:
– Отец, а как там погода, в Берлине?
– Как всегда, – отвечал папа, – немецкая. – И он тут же повернулся к Павлику: – К тому же, Павлик, по оперативной информации, в эту партию включены полотна и эскизы Айвазовского, Шишкина, Левитана. Это понятно?
– Это понятно! – врезался Алешка. – Это наши картины. Июльские. Я их чуть не нашел. Павлик помешал.
– Отец, – сказала мама, – ты плохо ешь. Ты там, в своем Берлине, наверное, объелся всяких гамбургских сосисок.
Папа, похоже, ее не услышал.
– Более того, – сказал он Павлику. – По оперативной информации, готовится какая-то провокация против одного из работников российского Интерпола.
– С какой целью? – Павлик даже жевать перестал.
– С одной из двух. Либо шантаж, либо компрометация.
– Понял, – как-то уныло произнес Павлик. – В любом случае дело передадут другому следователю. А это даст возможность адвокатам добиться освобождения Понизовского.
– И больше того, – кивнул папа, – вывести из числа подозреваемых Леонардова.
Алешка при этих словах уронил ложку. Ложка сшибла со стола чашку. Чашка упала на кошку. Кошка сиганула на окно и сшибла с подоконника банку с простоквашей.
– Ничего, – сказала мама, – она уже все равно прокисла.
– Кошка? – спросил папа. – Или простокваша?
– Ложка, – задумчиво произнес Алешка.
– Но Леонардов ведь не задержан, – сказал Павлик. – С него только взяли подписку о невыезде. И он спокойно живет на своей даче. Вернее – в своем замке. Совсем рядом.
– Не задержан, – вздохнул папа. – Улик для его задержания недостаточно. Он великий хитрец. И ему американцы очень помогают.
– Еще бы! – сердито выкрикнул Павлик. – Он им поставляет наше народное достояние. В виде картин великих российских мастеров.
– Дело еще в том, – сказал папа, – что он может вскоре получить американское гражданство. И тогда он вообще уйдет от ответственности.
– Ничего, – сказала мама. – Простоквашу я тряпкой соберу, а осколки – веником на совок. И никуда этот Леопард не денется.
– И ты ему, – вскочил Алешка, – настучишь совком по тыкве!
– Настучу, – пообещала мама, – ты его только поймай.
– Поймаю, – сказал Алешка. – И всю его команду. Хохлатую.
– Почему хохлатую? – спросил папа.
Алешка немного смешался, чуть-чуть растерялся. Но выкрутился:
– Ну, они же не лысые, да?
Папа посмотрел на него очень внимательно:
– Алексей, ты уже допустил ошибку. Нужно было сразу же сообщить капитану Павлику о своих подозрениях.
– Ага! Сообщить! Вы мне все равно не верите. А капитан Павлик, он… Он не очень глупый человек. Почти умный. Он об одном деле здорово догадался. Только еще сам об этом не догадался.
– Замолотил, – рассердилась мама. – Так догадался или не догадался?
– Я догадался, – сказал Павлик, – что Леша о чем-то важном догадался.
– Я догадался, – ответил Алешка, – об одном Трояновском коне.
Не знаю, как другие, сидящие за одним столом, но я чувствовал себя дураком. Или наоборот. Вроде как бы сижу среди сумасшедших, они там о чем-то щебечут, а смысла в их щебете никакого нет.
И вдруг что-то в моей голове начало проясняться. Будто в темной комнате включили свет. Как ни стыдно признаться – прояснения начались с помощью младшего брата. Я и слышал, и видел, и знал все, что слышал, видел, знал и Алешка. Но он сделал выводы, а я нет. Мне вспомнились некоторые разговоры. Вот эти тыковки, арбузы – столько приятных слов мы от них наслушались. Нас давно так никто не хвалил. Может, даже никогда. Разве что на день рождения или под Новый год.
Особенно Арбуз Иваныч старался. А мама от его слов прямо цвела, как роза, и таяла, как Снегурочка.
– Дима у вас такой положительный, даже степенный, – говорил Арбуз, – серьезный такой, хозяйственный. Из него со временем хороший муж получится. И отец тоже, глава семьи. А Леша такой неожиданный, импульсивный такой. И все у него – раз-раз – и готово! Вы приглядывайте за ним. А то и впрямь улетит на своем самолете. У него очень ум живой. Мгновенный такой.
– Юный Шерлок Холмс, – похвалилась мама. – Весь в отца.
– О! Я ведь тоже в свое время увлекался рассказами о Холмсе. Я их все наизусть знаю. Особенно этот, как его? А! Вспомнил «Пять зернышек мандарина».
– «Пять апельсиновых зернышек», – вскинул Алешка голову. В глазах его мелькнуло удивление.
– Точно! Апельсиновых! А самый мой любимый этот… как его? «Пляшущие детишки».
– Человечки, – опять поправил его Алешка. Но в этот раз в глазах его мелькнула тонкая хитрость. – Ван Ваныч, а как Холмса звали? Не помните?
Арбуз расхохотался.
– Во дает! Славно! Славно! Его звали Шерлок.
– А как Ватсона звали? – Алешка сделал вид, что очень заинтересован чаем в кружке. Будто там что-то завелось. Какой-то ответ на какой-то вопрос.
– Как? Как? – смеялся Арбуз. – Доктором его звали! Без всякого имени. Доктор Ватсон – и все! Ты меня не поймаешь. Я всего Холмса наизусть знаю. Спроси еще что-нибудь.
– Легко, – сказал Алешка. – Где он жил, Шерлок Холмс?
Мне показалось, что Арбуз сейчас треснет от смеха. И из него семечки брызнут.
– А вот ты меня и не поймал! На Брейкер-смит он жил. С Ватсоном и Хадсоном. Съел?
– Чуть не подавился, – признался Алешка. – На Бейкер-стрит они жили с Ватсоном, правильно. А до Ватсона где?
Мама с таким интересом слушала их разговор, будто ей ну просто по жизни надо знать, как звали Ватсона и где раньше жил Шерлок Холмс. А я думал, что этот экзамен Алешка затеял неспроста.
Арбуз нахмурился, сжал губы – вспоминал изо всех сил. Взялся рукой за подбородок.
– Да… Еще бы чашечку чая, и я бы вспомнил. Да, далеко от меня ушла моя молодость.
Признаться, я бы не смог на Алешкины вопросы ответить. Хотя, конечно, о Холмсе перечитал почти все. Но куда мне до Алешки. Он тут большой знаток. Я как-то его спросил: «Ну чего ты на Холмса подсел? Других книг, что ли, мало?» А он интересно ответил: «Я его уважаю. Он сам сказал, что добывает себе хлеб своим умом. Понял?»
– Сдаюсь, – сказал Арбуз. – Давай отгадку.
– Ватсона звали Джеймсом, первое имя у него было Джон, а Холмс жил до встречи с ним на Монтегю-стрит, за углом Британского музея.
Арбуз Иваныч выпучил глаза от восторга.
– Славно! В самую точку! Я вспомнил!
Потом, когда я перечитывал Холмса, то убедился, что имя Ватсона упоминается всего один раз только в одном рассказе. И про Монтегю-стрит Алешка правильно сказал. Но тогда я так и не понял, зачем ему все это надо? И спросил его об этом, когда мы ложились спать.
– Дим, он много врет. И он к нам подлизывается.
– Зачем?
– Я еще не знаю. Но я тебе скажу одну вещь: нас окружают.
– Кто?
– Враги, кто еще? – простенько так ответил.
– Какие враги? Чьи?
– По-моему, папины.
Да, наш юный Шерлок Холмс немного перестарался в своих подозрениях. Добывает хлеб своим умом…
И вот теперь я понял, как был не прав. Как был туп, глуп, неразумен. Ведь получается, что сотрудник Интерпола, против которого, по словам Павлика, готовится провокация, – это наш папа!
К счастью для моей головы, в которой забушевали сумбурные мысли, в нашу калитку ворвались еще одни щебетуньи – хохлатки Глаша и Паша. С ведрами, заляпанными краской, с рулонами обоев, с какими-то штукатурками и затарахтели:
– А вот и мы, из Украины. Хозяюшка, мы тут в соседней даче подряд взяли. Можно у вас на денек материалы оставить? И чайку с вами попить? С нашим дорогим полковником. О! И дорогой капитан тут! Какой красавец!
– Славная компания! – послышалось за калиткой.
– Щас арбуз вкатится, – сказал Алешка мне в ухо.
Арбуз вкатился с двумя сумками, из которых торчали горлышки винных бутылок, головки цветов и какой-то укропной закуски.
– Я тут прослышал, что с вашей дачи скоро поднимется в первый полет аэроплан по имени «Лебедь». Надеюсь, мне окажут честь поучаствовать в этом событии.
