она переживает за соседа и точно обратится в полицию. И не только она, возможно.
– Вот-вот, – кивнул Есенин.
Севе такое развитие событий совсем не понравилось, и он не придумал ничего лучше, чем выдавать себя за Льва Андреевича. Ему это неплохо удавалось – хамил соседке, прогонял подростков. Но время шло, а клад не находился, брат упорно молчал, и это раздражало. А однажды приехал курьер и оставил на пороге коробки со старыми журналами. Сева занервничал – странная посылка, но окончательно испугался, когда к нему явился Есенин.
– Ты там был? – вырвалось у меня, и я почувствовала, что краснею, потому что впервые обратилась к Есенину на «ты».
– Гражданка Полякова, я обещал проверить сигнал – я проверил. Правда, Сева мне не открыл. Имел право, кстати, – Есенин покачал головой. – Гражданочки бестолковые, я же говорил – попросите взрослых написать заявление о пропаже, у меня бы полномочия были.
Не знаю, как остальным, но мне стало так плохо, что захотелось пару раз стукнуться головой об стену. Ненавижу представлять, «что было бы, если бы»: если я рассказала обо всем бабушке, если бы у Есенина были «полномочия», если бы он вошел в квартиру… Судя по тому, что Настя низко опустила голову, а Леша перестал коситься на блюдо с пирогом и увлеченно рассматривал собственные ладони, они думали о том же.
– Вот-вот, – Есенин мгновенно распознал наше настроение и постучал себя пальцем по виску. – Вы, конечно, храбрые ребята, но с прогнозированием у вас не очень.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – вступилась за нас Гаврюша.
– А могло бы кончиться раньше и лучше, – поддержала Есенина бабушка, просверлила меня взглядом – теперь хотелось не биться о стену, а слиться со стеной – и обратилась к Есенину: – Александр, а как же Сева себя обнаружил?
– Да он сбежать решил.
После бесконечных визитов соседей, курьеров и полицейского испуганный Сева счел разумным оставить квартиру, прихватив сбережения Льва Андреевича – хоть какая-то компенсация за потраченное время. Лев Андреевич был слишком слаб, чтобы выбраться, а напоследок Сева напоил его сильнодействующими лекарствами, что остались после болезни дяди.
– А у него же ружье было, – задумчиво проговорил Леша. – Можно было…
– Нельзя, – прервал его Есенин и выразительно посмотрел на охнувшую Гаврюшу и на Льва Андреевича, у которого задергалось веко. – Знаешь, бывают такие персонажи: для них бросить умирать – не убить.
Неизвестно, что случилось бы, если бы Сева убежал из квартиры пятью минутами раньше или позже. Но он случайно столкнулся на лестнице с Натальей Гавриловной, которая из-за бессонницы устроила себе «ночной променад». Она стала интересоваться «мальчиком Левушкой» и делами самого Севы.
– Это было ужасно! – всхлипнула Гаврюша. – Он сказал, что недавно прибыл из командировки, пригласил меня выпить чаю с ним и с Левушкой. Я так обрадовалась! А когда мы вошли в квартиру… Я очнулась только в кладовке, рядом с Левушкой. Милый мальчик был без сознания, я подумала, что ему уже не помочь.
Бабушка погладила Гаврюшу по руке и спросила:
– А зачем Сева заставил Наташу звонить Алесе?
– Так вы ее сразу искать начали, – объяснил Есенин. – Наталью Гавриловну весь дом знает, приятелей у нее много, театр опять же.
– Но к чему нужно было ее вообще похищать? Я понимаю, Наташа – свидетель. Но Сева мог бы сказать, что приходил к брату и не застал его дома. Почему нет?
– Ба, ты мыслишь, как преступник, – засмеялась я.
– Нет, Татьяна Игоревна мыслит как разумный и трезвый человек, – возразил Есенин. – Это все логично и правильно, только представьте, что вы несколько дней умирали от страха – вдруг вас обнаружат? Вы несколько дней мучили близкого человека, а потом влили в него смесь лекарств, которые здоровому противопоказаны, и ушли. Какая тут логика?
Воцарилась тишина.
– Спасибо, что вы стали меня искать, – Лев Андреевич слабо улыбнулся Гаврюше.
– Левушка, о чем ты, милый, – всплеснула руками Гаврюша. – Это все Сашенька. И Лесенька. Если бы она не сообразила про квартиру…
– В первую очередь сообразили вы, – сказала я. – Гениально придумали, Наталья Гавриловна.
– Лесенька, мне это случайно пришло, у меня не было выбора, и дело не в этом, – неожиданно мягко проговорила Гаврюша. – Друзья, я никоим образом на вас не обижаюсь, но, думаете, я не догадываюсь, какое произвожу впечатление? Излишне эмоциональная, безрассудная, немного даже истеричная дама, склонная приукрашать действительность… А ты мне поверила, моя девочка. Я благодарю тебя.
– Кстати, да! – Леша со звоном поставил чашку на блюдце. – Леська с самого начала и рыжего заметила – Севу, в смысле, и за Льва Андреевича волновалась, и нас тормошила, как собака спящего хозяина.
Мне было так неловко, что я запихнула в рот целое овсяное печенье и постаралась правильно разместить его за щеками, чтобы не подавиться.
– Так вот кто у нас подстрекательством занимался, – протянул Есенин, посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся. – Неравнодушный ты человек, гражданка Полякова. Тяжело тебе будет жить.
– И тебе тяжело будет жить с такой неравнодушной гражданкой на участке! – радостно добавил Леша.
* * *
Мы разговаривали до самого вечера. Есенин вспомнил о Гришине: оказалось, он его проверил, как только Настя рассказала о наших подозрениях. И с ним правда было «все ясно» – после отъезда жены Гришин изрядно выпил, разбил окна в первом попавшемся агентстве недвижимости, подрался с охранником и «благополучно присел», как сказал Есенин. Случилось это за день до того, как Лев Андреевич вернулся из Краснознаменского, поэтому развивать версию не было смысла.
Лев Андреевич печально объявил, что у него сорвался крупный заказ:
– Они и с менеджерами моими общались, и мне писали. А как бы я ответил? Компания такая интересная… Мех какой-то продает.
– «Золотой соболь»? – подсказал Леша.
– Не помню, но похоже!
Леша мужественно принял удар на себя и признался, что это он основатель и единственный сотрудник необыкновенной фирмы, которой не существует в природе. Лев Андреевич сначала огорчился, а потом обрадовался: заявил, что ему было бы намного обиднее, если бы он на самом деле потерял такого клиента.
Бабушка, Гаврюша и Левушка под руководством Есенина читали нам нотации: никогда так больше не делать, никого не искать, ничего не предпринимать и ни в коем случае не контактировать с подозрительными людьми. В общем, за что нас совсем недавно хвалили, за то же мы и отхватывали.
– Я бы сказал, это всех касается, – добавил Есенин. – Хоть вам пять лет, хоть девяносто пять – в случае подозрений обращайтесь в органы. Хорошо, что все так закончилось, могло бы… Иначе.
– Да, все очень хорошо, – закивал Леша, – только я не понял:
