как знаешь. А они-то считали, что он хороший! Вот тебе и хороший! Остальные тоже не лучше. Еще сержант называется! Не хочешь при всех — отведи в сторонку, намекни: так, мол, и так, ребята, посмотрим, что будет дальше. А если не Зуйка, то кто же убил оленя? Тут какая-то тайна. Зря им ничего не говорят, они бы помогли. А может, еще скажут?.. Дедушка все-таки добрый, когда-нибудь возьмет да сам, безо всяких расспросов, расскажет. Кумпис тоже их два раза хвалил…
Так говорили Алпукас и Ромас по пути к электростанции, то осуждая, то вновь оправдывая старших.
А вот и стройка. Понемногу подходят колхозники. Проходит добрый час, пока все соберутся. Тогда и начинается работа: грохочут тачки, скрипят телеги, груженные кирпичом, щебнем, песком, стучат топоры, звенят пилы…
Серые груды камня высятся на берегу, но к ним больше не прикасаются. Так велел инженер. Плотина до половины насыпана, теперь нужно подождать; пусть пока журчит речушка. Когда все работы будут окончены, ее перекроют, и затопленная пойма превратится в озеро.
Дети помогают просеивать песок. Несколько мальчиков постарше подносят известь и бетон. Ромас с Алпукасом решили, что им тоже по силам носить бетон, даже отыскали носилки. Они не малыши, чтобы возиться все время с камнем и кирпичом. Но их турнули: еще, чего доброго, надорвутся. Мальчики рассердились. Уж такой сегодня невезучий день. Как началось с утра, так и идет.
Вдруг Ромаса бросило в жар. Нет, он ничего не заметил! Он только берет кирпич за кирпичом и не глядя укладывает в штабель. Как их много, этих кирпичей!..
Кажется, все дети видят, что творится с мальчиком, не сводят с него глаз. Ну и пусть. Улучив миг, он оглядывается. Нет, не ушли. Девочки щебечут, смеются, показывают что-то одна другой. И среди них — Циле. Она не смеется, она смотрит в сторону.
Руки Ромаса снова хватают кирпич за кирпичом.
Телега пустеет. Другой еще не видно. Алпукас подобрал какой-то камешек и показывает ребятам. Ромас незаметно заходит за штабель кирпича…
Девочки рассыпались кто куда. Вот она — стоит и чертит веточкой на песке. Кругом никого не видно, только девочка и песок.
— Циле! — окликает ее Ромас.
Девочка не вздрагивает, не пугается, только вскидывает большие глаза и снова опускает, продолжая чертить.
— Что ты здесь делаешь?
Циле молчит.
— Тебе отец ничего тогда не сказал, не ругал?
— Нет. А за что меня ругать? Я ничего плохого не сделала.
— А знаешь, мы с Алпукасом будем строить в лесу шалаш, — хвастается он. — И Рыжика возьмем и журавля. «Будет очень интересно. Придешь к нам?
— Алпукас меня даже от дома прогнал, — краснеет Циле. — «Что ты сюда ходишь? — говорит. — Только нам мешаешь. Еще раз придешь — вздую…»
— Вздует? За что?
— Не знаю.
Ромас стоит, закусив губу, нахмурив брови. Вот он какой, Алпукас!.. Вот на что намекал, когда они говорили о девочках. Стало быть, Алпукас не хочет, чтобы Ромас и Циле дружили. Какое ему дело? Ромас назло будет дружить.
— А ты все равно приходи, при мне он ничего не скажет. Пусть попробует!.. — воинственно заявляет мальчик.
Но она отказывается. Тогда ему в голову приходит другая мысль. Ромас торопливо шепчет что-то. Совсем неподалеку уже слышен веселый смех девочек. Циле улыбается и качает головой: «Нет!» Но он упорно что-то доказывает и все оглядывается по сторонам. Девочка колеблется. Голоса все громче, вот-вот покажутся подруги… и она торопливо бросает ему несколько слов…
Он вприпрыжку убегает, скрываясь за штабелями кирпича. Всю оставшуюся часть дня Ромас работал быстро и ловко, рассказывал интересные случаи из прочитанных книг, затевал разные проделки.
Алпукас следил за ним и не мог понять, отчего он так весел. Ведь ничего радостного сегодня не произошло.
В самом деле, ничего ведь не произошло!
Доброе дело сержанта Кумписа
Вернувшись в день церковного праздника с базара, сержант Кумпис занялся хозяйством: наколол дров, принес из колодца воды… На какое-то время жена доверила ему присматривать за кипящими на плите горшками. Она купала ребятишек и только командовала: «Снимай пену», «Подкинь дров», «Клади соль».
Наконец приготовление пищи было успешно завершено, и сержант, пообедав, ушел в другую комнату. За ним потянулись дети — четверо карапузов, мал мала меньше. Обычно после обеда Кумпис любил поиграть с ними. Но на этот раз дети были выдворены из комнаты. Нужно кое о чем подумать. И не просто подумать, а найти верный способ прижать Зуйку. «Оленье дело», как значится в его записной книжке, все еще не кончено. Начальник уже несколько раз интересовался, нет ли новых сведений. Сержант все, казалось, изучил, но нащупать хоть какой-нибудь след не было никакой возможности. И вот мальчуганы заметили на Зуйке желтые сапоги. Возможно, что это конец ниточки. Надо ухватиться за него и распутывать клубок, хотя сапоги — улика весьма и весьма шаткая.
Он принялся размышлять, как бы похитрее повести дело. Конечно, можно устроить обыск в доме Зуйки, допросить его самого, и дело с концом. Но Кумпис не любил «грубых мер», как он говаривал. Не зря его считали человеком неглупым, который умеет, когда надо, «поворочать мозгами» и всегда найти хороший выход. Сталкиваясь с каким-нибудь запутанным преступлением, начальник часто поручал его Кумпису.
Однажды в местечке пропал откормленный боров, которого вот-вот собирались резать. Сколько ни разыскивали — никакого следа. Боров будто сквозь землю провалился. Как-то сержант случайно заметил на заборе сохнувший после стирки мешок. В уголках и швах мешка сохранилось немного золы. Сержант вспомнил, что в хлеву, откуда пропал боров, тоже была рассыпана зола, и у него возникло подозрение. Кумпис знал эту воровскую уловку: чтобы боров не визжал, не поднимал шума, похитители накидывают ему на голову мешок с золой и преспокойно уводят.
Сержант Кумпис сообщил о своем подозрении начальнику. Вора схватили.
Умно поступал Кумпис и в других случаях. О да, когда надо, он умел «поворочать мозгами»! Поэтому и теперь сержант серьезно задумался. Скажем, кто такой Зуйка? Пьяница, последний забулдыга. Все, что мог пропить, — пропил, жена с детьми покинула его и вернулась к родителям. Ясно, что за жизнь с таким человеком. Хорошо еще, тихий: напьется, свалится где-нибудь под забором и храпит. Даже милиция на него плюнула: «А-а-а, это Зуйка из Стирная! Проспится и домой подастся. Что с ним возиться…»
Сказать по совести, сержант не мог бы дать голову на отсечение, что оленя застрелил именно Зуйка. Но сапоги?.. А может быть, он только сообщник? Может, за его спиной стоят
