игры. Будет что посмотреть. Йонас, вернувшись с торфяника, сразу принялся чиститься, наводить глянец на башмаки, в которые и без того можно было смотреться как в зеркало; вывязывал и никак не мог вывязать галстук: узел получался то с кулак, то с пуговку.
Отец тоже собрался — нужно договориться с людьми насчет лесных работ. Марцеле вызвалась пойти вместе — ей хотелось разыскать старика Аугустинаса, чтоб отвез на почту письмо. И только Юле не собиралась на вечер. Вот домашние и взяли ее в оборот. Но девушка не уступала, отрицательно качала своей красивой головкой и отбивалась от всех.
— И в кого ты, детка, удалась? — упрекала ее Марцеле. — Все не по-людски, все шиворот-навыворот. Как вобьешь что-нибудь в голову — не переговорить. Добро бы, одеть было нечего, а то ведь…
— Вот еще! Что я, студентов не видела! — артачилась девушка.
— А ты, Юленька, не смотри на студентов, — посоветовал дедушка. — Что на них смотреть? Ты представление смотри, веселись как положено.
— Скажете тоже, дедусь! — усмехнулся Йонас. — Студенты будут показывать спортивные выступления, песни петь. Попробуй не смотри на них! И не захочешь — увидишь. Как они сюда приехали, все девки с ума посходили, на работу идут расфуфыренные, словно на бал.
— Ты бы лучше за своей Пра́не поглядывал, нечего печалиться о других! — сверкнула глазами Юле. — К ней уже Ала́ушас подкатывается — все цветы под окошками вытоптал.
Йонас сразу замолчал, будто воды в рот набрал.
— Пойди, Юленька, умойся, обрядись и ступай, — не унимался старик. — Повеселись. Я уж тут один управлюсь. Нечего тебе в четырех стенах сидеть, ты же не старуха богомолка.
Юле еще поломалась, пофыркала: там, мол, ничего интересного не будет; что она, маевок не видела? Но мать с дедом не отступали, и девушка наконец сдалась.
Алпукас не сводил глаз со взрослых. На маевки его еще не пускали. А сегодня?
— Мы с Ромасом тоже пойдем, — сказал он таким голосом, словно все давно решено. — Говорят, интересное представление.
— Вот тебе и на! Одну силком не вытащишь, а эти ровно смола прилипли! — всплеснула Марцеле руками. — Вы же каждый божий день околачиваетесь на стройке! Не надоело еще?
— Каждый день! — ощетинился Алпукас. — Каждый день там представления не бывает. Все ребята придут: и Забулюкас, и Вацюкас, и Пранис — все. Чем мы хуже?
Последний довод — «все ребята придут» — казался мальчику самым веским. Против него-то мать не устоит. Так уж водится у детей: что делает один, непременно положено и другому.
Марцеле заколебалась:
— Я уж и сама не знаю… Как, отец, пустим их или нет?
Юрас пожал плечами. У него и так немало забот. Обычно лесник мало занимался детьми. Но подчас «находило» на отца рвение повозиться с малышами, и тогда он играл с ними, катал на закорках, водил в лес, вырезывал игрушки, был ласков и добр. Дети таким дням не могли нарадоваться.
Но скоро «воспитательный» порыв ослабевал, и Суопис снова с головой уходил в свои заботы. Коль на то пошло — есть и без него кому последить за ребятишками.
— Как хотите, так и делайте, недосуг мне за ними бегать. Надо рабочих искать, — ответил он, будто кто-нибудь требовал, чтобы он не спускал глаз с мальчиков.
Тогда взгляд Алпукаса обратился к дедушке. Слово старика было решающим в таких делах.
— Мы, дедусь, совсем недолго побудем, — подлаживался Алпукас. — Посмотрим представление — и домой.
Он был уверен, что старик почмокает, почмокает губами и согласится. Дедушка редко отказывал детям. Но тут он совершенно неожиданно заявил:
— Нечего вам полуночничать. Умаялись за день, отдохните. Еще насмотритесь. Пусть сегодня другие сходят.
Алпукас даже не пытался больше просить. Мальчики вышли из избы. Когда Марцеле с Юрасом и Юле ушли, на усадьбе стало тихо, словно в лесной глуши. Алпукас отозвал Ромаса в сторонку:
— Ромас, может, и нам податься?
— А что там делать? — холодно ответил тот. — Еще и не пускают.
Тон приятеля снова неприятно задел Алпукаса. В другое время Ромас сразу ухватился бы за такое предложение, запрыгал от восторга, сам выдумал что-нибудь занятное, а тут… Но Алпукас твердо решил осуществить свое намерение. Другого такого случая не представится. Надо лишь уговорить Ромаса, дальше все пойдет как по маслу.
Он сказал:
— Жалко, что не пускают. Ребята соберутся… Все придут, только нас не будет.
Но и это не подействовало.
— Ребята хотели разложить костер и печь грибы. Знаешь, как вкусно! — продолжал соблазнять Алпукас. — Нужно соли прихватить — без соли грибы не еда, мутит…
— А где возьмешь грибы? Может, их еще и в помине нет.
— Как — нет, я сам видел! Маслят, сыроежек — хоть завались. Даже боровики есть, девчонки насобирали, обещали принести.
— Дедушка пойдет на сеновал и сразу хватится нас.
Алпукас уловил в голосе Ромаса нотку интереса и принялся уговаривать:
— Понимаешь, он не пойдет спать, пока все не вернутся. Натале одну не оставишь — она же всего боится. Дедусь приляжет на кровать и подремлет…
И Ромас не устоял.
Мальчики заглянули в избу. Старик только что уложил Натале и, с трудом одолевая дрёму, устало бродил по комнате.
— Ступайте ложитесь, пора уже. Отоспитесь, утром снова будете как огурчики.
Алпукасу и Ромасу только того и надо было. Они выскочили во двор, отошли за гумно и пустились по тропинке вдоль леса. Перевели дух только у речки, где были сколочены дощатые подмостки, тускло освещенные карбидовыми лампами. Ребята остановились на краю площадки; идти в гущу толпы они не решились. Мальчики засели в кустах и стали высматривать знакомых.
На ровной вытоптанной лужайке было шумно и тесно. Народу набралось полно, а со всех сторон продолжали подходить юноши, девушки, мужчины, женщины, старики. Все перемешались, громко говорили, смеялись. Тут же сновали дети, с радостным визгом гоняясь друг за другом. Глядя на веселое оживление, Алпукас и Ромас пожалели, что им нельзя ходить на маевки.
— Давай прогуляемся, — предложил Алпукас. — Нечего тут торчать. На свет вылезать не будем, а в темноте я первый замечу наших.
Мальчик не хвастал: он и в самом деле видел в темноте не хуже кота.
Они несколько раз обогнули лужайку, битком забитую людьми. Алпукас посматривал по сторонам, словно кого-то выискивал.
Представление уже началось. Со сцены доносился шум, грохот: кто-то кричал, топал ногами, раздались выстрелы. Довольные зрители громко отпускали замечания:
— Ишь как облапил!
— Крути, крути его, чего ждешь!
— А силен, дьявол!
— Не зевай — за спиной!
Детям тоже хотелось глянуть на сцену, но они не осмелились подобраться поближе к подмосткам, а на лужайке негде
