class="p1">Проводник после того загрустил, но нашёл себе занятие, благословили его сторожем в церковь. Говорил, что ли видение ему во сне было. Пустословит или нет, — неведомо, но не в разбойники же, в самом деле, пошёл.
Счастливая внешность не правильности черт, но от доброжелательности, что струится тёплым огоньком и, вырываясь наружу, освещает всё вокруг. А счастливая судьба, она какова? Успеется ли распознать, что это именно её силуэт сливается с сумерками жизни, после которых непременно нагрянет ослепительный, неминуемый рассвет.
Муха катается шариком по потолку, как пО столу. Коли бы не жужжание, могло бы почудится, что это студент, который приходит позаниматься с хозяйской дочкой грамматикой, постукивает по пюпитру ножиком для разрезывания страниц. Вдалбливая правила в девичью память, он изумляется тому, что и сам уже понял их, а девчушка по-прежнему смотрит на студента с доверчивой рассеянностью. Она сидит с прямой спинкой и приподнятым подбородком, жалобная, заметная едва улыбка делает её облик немного несчастным. Но, даже если это и не так, — ей совершенно определённо не до классов, она думает своё.
О платье, которое маменька обещали скроить из той миленькой материи, что подарила на именины тётушка. Про браслетик, подаренный папенькой и Рождественский бал, для которого будет шиться это платье и надеваться новый браслет. Вся загвоздка в кавалере, что танцевал с девушкой на весеннем балу, на Рождественском он тоже непременно должен быть. Ведь никогда прежде молодой человек не дразнил девицу и не волновал её комплиментами. А тут, в середине каждого тура, юноша вдруг начинал шептать ей на ушко. Достаточно громко, дабы пересилить музыку, да не так, чтобы расслышали другие пары танцующих.
Одно только слово, но каждую ударную ноту! От него жарко таяло под ложечкой, слабели ноги и в голове делалось такое невероятное кружение, что, если бы не желание слушать то слово бесконечно, девушка давно бы упала без чувств.
Впрочем… бал был ещё так далеко. И теперь, заместо растрёпанных, утомлённых долгой игрой до розовых глаз музыкантов оркестра, в такт той давешней мухе, дождь разыгрывается на всём, что может звучать. Глухие конечные щелчки по деревянным, скошенным от времени столбам ворот, долгий истончающийся звук, что издаёт навес над колодцем посреди двора, и звонкий, настоящий почти, как ненарочный «блямс!» из оркестровой ямы, — по перевёрнутому вверх дном ведру.
Слыша всё это, девушка принимается горько плакать, студент краснеет, бледнеет, выбегает из комнат вон… И после, в душном сумраке спальни, с мокрым платком на лбу, девица никак не может перестать рыдать. Ибо ей кажется, что дождь будет длится вечно, до конца дней, а зима не настанет никогда, и не доведётся больше услыхать того слова, которого желается всякому, во все времена.
Некоторые счастливчики говорят, что был некий момент в их жизни, когда «вся она пронеслась перед глазами», и кажется им грех жаловаться на судьбу. Ведь, коли могут рассказать о том, что произошло, значит, всё ещё существуют по эту сторону клумбы и глядят на окружающий мир от первого лица…
Наш герой пробудился затемно. Ему предстояло дойти до делянки, дабы свалить пару деревьев и распилить их на брёвна. Днём перед тем было ветрено, но особой надежды на то, что помеченные лесником деревья упадут сами, облегчив предстоящую работу, не было. Даже самые уязвлённые с виду стволы держатся за жизнь до последнего.
Не утомившийся накануне, лес кричал, понукаемый ветром. Рассыпанный по небу стеклярус звёзд от ожерелья, порванного ночью в танцах на пару с тем, кого теперь и не вспомнить, не ровня изыскам многих ювелиров. Всё, что можно было бы нафантазировать, давно уж выдумано природой, и от того, всякий понимающий толк в красоте, не упустит случая полюбоваться звёздным небом. И в этом был бы несомненный смысл, коли бы дорога шла не по лесу, а по тракту, либо по аллее парка, лучше ещё и под руку. Здесь же на каждом шагу поджидали подставленные подножки корней, обломанные в опасной близости от лица сучки, накренившиеся стволы, чьей жизни осталось — на пару кореньев, не вырванных ещё из земли.
Нетрудно догадаться, что прогулки, подобные этой, оканчиваются не всегда хорошо. Следующий восторженный взгляд навстречу небу, был прерван скрипом открывающейся двери. То раскачанный намедни ствол, не обнаружив в себе сил дольше противостоять магнетизму земли, обрушился, пал в её объятия, попутно придавив собой человека.
— Всё было именно так, как описывают в книгах: плёнка моей жизни от этого самого момента принялась крутиться к началу. Быстро-быстро, но чётко, ярко, узнаваемо, в подробностях, в которых невозможно не угадать образы, ощущения, лица людей: жена, тёща, мать, дед…
— До какого именно места?
— …
— Где была отправная точка?!
— … не помню… Зато, когда пришёл в себя, понял, что нахожусь недалеко от того места, где несколько лет тому назад насмерть придавило деревом соседа. И подумал ещё, что, если поздно хватятся, то мне не поздоровится. Хорошо хоть теперь осень, — лежать, истекая кровью, облепленным комарами, та ещё мука.
Пока я ожидал, что хотя кто-то вспомнит обо мне, мимо, сочувственно поглядывая, бродили косули, мышь бесцеремонно прогрызла карман, в котором завалялся сухарик, а вот паук, споро соорудив невод между придавившим меня деревом и воротником ватника, оказался добрее и избавил меня от мошек. Понимаю, что он это сделал не из сострадания, наверное, просто совпало так, но с тех пор я не трогаю пауков. Самое большее — сметаю свисающую часть паутины с потолка.
.
..Что то было в самом деле? Плёнка или пружина часов жизни? Я не успел понять, она неумолимо ускользала из моих рук. Скрученная во времени, временем, именно она даёт силы для хода, задаёт ритм, и могла заартачиться, имела право, ибо я был столь небрежен! Но некто, заглянув в моё сердце, покачал головой и взяв в руки ключ, что подходит к часам каждой из судеб, затянул пружину вновь, расставив всё по своим местам. Так что всё обошлось… на этот раз.
— Что за ржавый круг вокруг луны?
— Ну, на это есть масса причин. Всё дело в преломлении световых лучей…
— О… опять?! Неужто всё так банально и объяснимо, подвержено некой устоявшейся раз и навсегда формуле? Лишь только воодушевишься неким явлением, ан нет! Оказывается, это всего-навсего некто, ломающий копья света, отчего вновь выходит чёрт знает что! Никакой поэзии.
