— А это у тебя в руках что за штуковина?
Как я сам не догадался! Фотография — это же сама правда. Снимку все поверят!
— Ну вот, — говорит Лесовичок, — теперь как только кто скажет, что заяц косой, так ты ему сразу снимок под нос: «Пожалуйста, убедитесь!» Надо же как-то с вашими людскими суевериями бороться. Ну, по рукам?
— По рукам!
«Я это видел» надёжней звучит, чем «я это слышал». Слышали мы, что ежи яблоки на колючках таскают, что от жаб бородавки на руках бывают, что летучие мыши будто бы кровь пьют, что птицы-козодои коз доят. Все слыхали, а никто не видел!
«Что вы, что вы, чайка никогда не сядет на дерево!»
«Живёт в наших лесах косуля. Косая она, вот её и назвали «косулей».
Можно услышать и ещё кое-что.
Ходит слух, что у птиц и зверей бывают самоубийства. Находили фазанов, дроздов, бурундуков, которые висели, защемив головку в рогульке сучка. Я нашёл повесившегося сорочонка. Но как только я увидел его, я понял, что это просто несчастный случай: выскакивая из гнезда, он попал головой в рогульку и невольно повис.
На кусте отчаянно металась и кричала весничка. А под кустом ползала, извиваясь, гадюка. Глазки у гадюки посверкивали как стёклышки, язычок трепетал у стиснутых губ сердито и раздражённо.
Весничка, как привязанная, перепархивала за змеёй: куда та, туда и она. Вертелась с криком над самой её головой.
«Вот он, змеиный гипноз!» — подумал я. Но тут же, на нижней ветке куста, увидел двух птенчиков веснички. И понял, почему так отчаянно и безрассудно кидалась птичка на ядовитую змею.
Ходят в лес по ягоды, по грибы, по орехи. А что если отправиться в лес по загадки?
Интересно собирать ягоды, грибы и орехи, а загадки ещё интересней искать. Что там грибы или ягоды?! Найдёшь, соберёшь и успокоишься. А уж коли загадки разыщешь — покой потеряешь!
Как загадку нашёл — так отгадку ей подавай. Значит, снова в лес иди, отгадку ищи. Пока отгадку ищешь — две новых загадки по пути найдёшь. И пошло-поехало — конца-краю не видно!
Грибы съешь, ягоды съешь — на том и конец. Загадку разгадаешь — только начало...
* * *
Ходил и я в лес по грибы, и по ягоды, и по орехи. И так просто ходил — ни за чем. Ходил и по загадки. Простые загадки сам разгадал. А вот скопились у меня загадки особые — неразгаданные. Вот их-то я вам и предлагаю.
Все знают бельчат, ежат и зайчат. А кто вот видел кротят? В каждом живом уголке живут хомяки, бурундуки или сурки. Но ни в одном живом уголке нет крота.
Крот — самый таинственный наш зверёк.
Бегает не по земле, а под землёй. Лапы передние — как экскаваторные ковши. Глазки крошечные — как точки на этой строке. Даже шёрстка у него необычная: то приглажена, как у всех, от головы к хвосту, то, как ни у кого, от хвоста к голове!
Много в жизни крота ещё неизвестного! Ну, например, зачем крот роет туннели в снегу?
Считается, что на зиму крот уходит глубоко в землю, к теплу. Птицы к теплу улетают на юг, ну а крот зарывается в глубину. Но вот приходит весна, снег начинает таять, и всем становится видно, что крот и в сугробах ходил — по его туннелям вода журчит. И кротовые земляные кучки под снегом свежие. Говорят, что даже следы кротовые на снегу находили.
Шкурка у крота добротная, холод ему не страшен. Но что он ищет в снегу? Зачем делает в толще сугробов туннели? Да и что в снегу можно найти?
Я эту загадку не разгадал. Попробуйте вы.
Зима для зверей — время суровое. Все к ней готовятся. Медведь и барсук сало нагуливают, бурундук орехи кедровые запасает, белка — грибы. И всё, казалось бы, тут понятно и просто: и сало, и грибы, и орехи ой как зимой пригодятся!
Просто совсем, да не со всеми!
Вот, например, белка. Сушит она осенью на сучках грибы: сыроежки, опята, моховики. Грибы всё хорошие и съедобные. Но вот среди хороших и съедобных находишь вдруг... мухомор! Наткнут на сучок — красный, в белую крапинку. Для чего белке мухомор ядовитый?
Может, молодые белки по незнанию мухоморы сушат?
Может, когда поумнеют, их не едят? Может, сухой мухомор становится неядовитым?
А может, мухомор сушёный для них что-то вроде лекарства?
Много разных предположений, а точной отгадки нет. Вот бы всё разузнать и проверить!
Ежик — загадочный друг детства. Все его знают, все его любят, все его находили. Знаменит он своими колючками и тем, что непременно убежит, как бы его ни берегли.
У каждого юнната был свой ёж. И уж о нём-то, кажется, всё известно. Любит молоко, ловит мышей и лягушек, смело вступает в бой с гадюкой. При тревоге сворачивается в колючий шар, если трогать — грозно пыхтит и поддаёт иголками. А если не трогать, то скоро высунет из колючек свой мокрый нос, пошмыгает им и выставит глаз. Нет никого — покатится колобком. Ну, а если домой взять да приласкать, он скоро и сворачиваться перестанет. И иголки его в одну сторону лягут — хоть гладь, как котёнка. Станет совсем домашним, этакий топотун-хлопотун.
И вот оказывается, что у этого знакомого всем зверька тоже есть тайна.
Говорил мне один лесник, человек наблюдательный и правдивый, что ёж, будто бы, весною... поёт! Да не как там нибудь, а по-настоящему, чем-то похоже на птицу.
Сам я поющего ежа не слыхал. Но рассказы об этом слышал не раз. Непременно бы надо проверить. Может, из вас кто слышал ежиное пение? Тогда расскажите нам.
Зимой каждый заяц пишет дневник. Пишет лапами по снегу: где был, что делал, куда пошёл. Весь снег в заячьих строчках — читай и переводи. Переводить с заячьего на человеческий интересно и просто. Вот у дороги написано: «Сидел на обочине и слушал: не идёт ли кто?» У поваленной осины написано: «Горькие веточки глодал — зимой и тому рад!» В низинке написано: «В мелочах кружил — след свой перед лёжкой путал». И дела и слова всё знакомые и привычные.
Но вот запись, которую перевести тоже просто, а вот понять — трудно. «Нору в снегу копал до самой земли». Всё верно: снег, в снегу нора до земли. И не малая — глубже метра. На дне мох мороженый надран, «шишка» рогоза растрёпанная. Может, заяц по зелени истосковался? Да нет, не похоже: ни мох, ни «шишка» не тронуты — только растрёпаны и брошены. Зачем же тогда заяц нору копал? Спать беляк в норе не ложится и от ветра в норы не прячется. Да и по следам видно: нору выкопал, «шишку» рогозовую растрепал да и поковылял дальше.
Вот вам и загадка: зачем зайцы зимой норы роют? А вот и вторая: как узнаёт заяц, что под толщей снега именно тут лежит «шишка» рогоза? А вот и третья: зачем зайцу мох и рогоз, если он не ест ни то ни другое?
И так вот всегда в лесу: одна загадка тянет вторую, вторая третью — без конца!
Чёрный дятел-желна — большой дятел, с ворону. А носище у него — что твоё долото. Дерево рубит — только щепки летят. И не малые: то с карандаш, а то и с пенал.
Один желна однажды за два лета целую лесную сторожку в щепки разбил. Что и говорить, дятлов нос — инструмент завидный. Бывает, в свежем дереве дыру в два кулака и глубиной по локоть пробьёт. Да и не в какой-нибудь там рыхлой осине, а в узловатой ёлке, да у самого корня: топором стукнешь — топор отскакивает! Не дятел прямо, а лесоруб.
Если о дятле просто по дырам судить, то получится, что желна лесу враг. Но если к дырам внимательно приглядеться — то поймёшь, что не враг он лесу, а друг. Лесу друг и первый леснику помощник. Потому что дыры желна выбивает только в больных и заражённых деревьях. Заглянешь в дыру и непременно увидишь в глубине либо загнившую сердцевину, либо ходы муравьёв-дровосеков. И хоть на вид дерево свежее и здоровое, а никуда уже не годится. Надо его скорей на дрова рубить, пока оно само не сгнило и соседей не заразило.
Настоящие лесники ценят желну. Он как безошибочный указатель. Ни один человеческий глаз не разглядит ещё, что дерево заболело, а желна уже нашёл его и пометил. И не просто пометит, а раздолбит в самом больном месте: вытащит личинок и переловит муравьёв. И не было ещё случая, чтобы желна ошибся и повредил здоровое дерево.
Лесники к деревьям и присматриваются, и выстукивают их, а отличить наверняка заболевшее от здорового так и не могут. А желна прицепится, клювищем раза два стукнет — и будто на рентгене просветит! А ведь бывает, что до больного места сантиметров двадцать сквозь здоровую древесину добирается!
