Агнеш Балинт
Гном Гномыч и Изюмка
ДОМ, КОТОРЫЙ МОЖНО СЪЕСТЬ
В конце улицы Кузнечиков, на самой окраине, где город уже кончается и начинаются поля, валялась старая, изъеденная молью шляпа. А под ней жил гном. Росту он был маленького, как все гномы. Но лет ему было немало. И потому все друзья и приятели звали его уважительно – Гном Гномыч.
Особенно много приятелей у него было среди огородных чучел.
Когда-то давно и эта шляпа-дом тоже красовалась на голове огородного пугала. И только позднее она досталась в подарок Гномычу.
Старый Гномыч, получив шляпу, приладил на нее всамделишный номер, какие на домах бывают, и шляпа стала как бы настоящим домом.
Но – увы! – как-то осенью, в конце октября, налетел сильный ветер, подхватил шляпу-дом и унес ее с собой. Вместе с номером.
И Гном Гномыч остался совсем без всякой крыши над головой.
Пришлось ему искать другое жилище. Правда, Гномычу повезло: вскоре на соседнем огороде он нашел большую-пребольшую тыкву, у которой прожоры синицы успели выклевать всю сердцевину.
– Годится! – решил Гном Гномыч. – Конечно, тыква не такая теплая, как шляпа. Но зато уж ветер ее не укатит.
Сделал. Гномыч из куска дубовой коры дверь, вырезал в стенке тыквы окно, застеклил окно осколком разбитой бутылки. Печку слепил из глины, вместо дымохода – кусок ржавой водопроводной трубы приспособил.
И печка, если ее хорошенько набить сухими кукурузными стеблями, теперь так и пышет жаром.
«Нечего и жалеть, что унесло ветром шляпу, – думал Гномыч, сидя возле очага. Этот дом-тыква, сдается мне, куда теплее любой шляпы». Одна лишь беда: каждый, кто идет мимо или пролетает на Гномычевым домом, норовит клюнуть его или откусить от него кусочек.
Гномычу то и дело приходится выбираться из теплого угла, выходить на крыльцо и гнать прочь всяких там грачей, ворон, мышей, зайцев.
– Слепые вы, что ли? Неужели не видите, что здесь живут? – возмущенно кричал он и размахивал метлой из гусиных перьев. – Тоже мне харчевню нашли!
Но когда наступала темнота и Гномыч зажигал лампу, прохожие меньше надоедали ему: светило окно и дом-тыкву было видно еще издалека.
Тут уж и самая слепая ворона увидит и догадается: внутри тыквы свет горит, значит ее есть нельзя.
И Гномыч спокойно мог сидеть да почитывать газету «Весточки с полей».
Однажды вечером он читал раздел «Происшествия». Он уже добрался до сообщения, как Барнабаш Блоха, житель села Соломка, легкомысленно спрыгнул на полном ходу с велосипедиста. К счастью, все кончилось легкими ушибами и синяками. И вдруг Гномычу показалось, что за стеной кто-то чавкает.
Кто бы это? Гном Гномыч даже представить себе не мог. Однако, когда в стене тыквы образовалась дыра, Гномыч понял, что кто-то нахально пожирает его дом. И, схватив метлу, выскочил за дверь.
И что ж, вы думаете, он видит? Какой-то крошечный-прекрошечный поросенок стоит у двери и преспокойно отгрызает кусок за куском от его тыквы.
Гном Гномычу за всю его жизнь еще не встречался такой паршивый поросенок. В гневе он стукнул его метлой.
Поросенок кубарем покатился прочь от Гномычева домика. И пока катился, все время визжал:
– Уй-уй! Ой-ой-ой!
– Я тебе покажу, как грызть чужие дома! – крикнул ему вдогонку Гном Гномыч и погрозил.
Поросенок жалобно захныкал:
– Так есть хочется! У меня уже целых два часа маковой росинки во рту не было!
– Все равно это не дает тебе права приходить сюда и пожирать мой дом! А вообще-то я мог бы, конечно, дать тебе кусочек кукурузной лепешки. Ладно уж, заходи, так и быть!
– Кусочек кукурузной лепешки! Моей любимой, вкусной лепешки?!
Не прошло и минуты, как от поросячьего чавканья гудел весь тыквенный дом.
– Вот это хор-хор-хорошая кух-кух-кухрруза. Мне она оч-очень по вку-кус-су! – довольно похрюкивал поросенок и уплетал лепешку так, что за ушами трещало.
– Набив рот, не болтай! – сделал ему замечание Гномыч. – Запомни такое правило; «Когда я ем, я глух и нем». А самое главное: не чавкай. Когда жуешь, рот держи закрытым. Понял?
– Как же так: я жую, а рот у меня закрыт? Не получится, – недоверчиво пискнул поросенок.
– Получится, – заверил его Гном. – Ты только попробуй! Поросенок попробовал и удивился: оказывается, можно и в самом деле жевать, закрыв рот. Но пока он как следует выучился этому, он съел всю кукурузную лепешку.
– Ух и наелся же я! Вот-вот лопну! – хрюкнул поросенок. – Аж в сон бросило.
Гном Гномыч почесал ему спинку.
– Придешь домой, не забудь, что есть нужно всегда красиво!
Поросенок услышал его слова да как заплачет.
– Что с тобой? – изумленно вскричал Гномыч. – Кто тебя обидел?
– Никто, – жалобно ответил поросенок. – Просто я вспомнил, что мне некуда идти.
– Как так? Разве у тебя нет дома?
– Н-н-нет. Хозяин меня прогнал. Сказал, что я совсем не расту. Кормит он меня, кормит, а я все морщенный, будто сушеная изюмка. Видно, говорит, не в свинью корм. Не выйдет из тебя, говорит, жирная откормленная чушка.
Тут доброму Гному жалко стало бедного поросенка, и он сказал:
– Знаешь что, Изюмка, оставайся-ка ты лучше у меня! Все равно гном я – одинокий. Сижу, скучаю, пока ветром случайно не занесет сюда какую-нибудь старую газетенку для чтения.
От неожиданной радости поросенок даже речи лишился. Отер нос о гномикову штанину, захрюкал растроганно:
– Да я, да вы, да… как бы я без вас, дорогой Гномыч! Куда же я пошел бы, что стал бы делать?
После этого они общими силами залепили дырку, которую Изюмка в стене прожевал. Конечно, Изюмка больше смотрел, а работал Гном Гномыч. А вскоре Изюмка вовсе заснул, забравшись в теплый подпечек.
В подпечке Изюмка мог бы хоть целый век пролежать, потому что стенки там всегда были теплыми. Но Гном Гномыч считал, что подпечек совсем не для того, чтобы в нем спать. Сам он спал на мешке, набитом соломой. Днем заправлял постель красивым покрывалом, которое соткал из козьей шерсти.
– Будет и у тебя славное местечко! – пообещал Гномыч Изюмке. – Вот только кончится дождь, припасем мы и на твою долю соломки.
В первый же теплый, погожий день он, как обещал, принес домой большую вязанку свежей соломы. Изюмка сразу же захотел на соломе покувыркаться. Но Гномыч не разрешил.
– Сначала я тебя выкупаю, – сказал он.
– Не люблю я купаться, – завизжал Изюмка.
– А я не люблю чумазых поросят, – предупредил его Гном Гномыч.
– Ну и не надо! – захрюкал Изюмка и спрятался под печку – Да я лучше пойду куда глаза глядят. Найду себе какой-нибудь приличный свинарник. Там-то уж не надо будет купаться. Зарылся в солому и спи себе на здоровье.
– Ну что ж, иди, – согласился Гномыч. Изюмка ушам своим не поверил. Подождал, может быть, Гномыч его окликнет, остановит, но нет – не окликнул, не остановил. Так очутился Изюмка за дверью. А там темнотища – хоть глаз выколи! И вокруг – ни огонька. Как в тыквенном-то домике хорошо да светло было. Прижался Изюмка пятачком к оконному стеклу: может, Гномыч заметит, как он тут на холоде зябнет, да сжалится. Но тот знай в своей печке кочергой шурует, на окно даже и не глядит, весело себе под нос что-то насвистывает.
Совсем грустно сделалось Изюмке. Стоит, чуть не плачет, жалеет, что наговорил Гномычу грубостей.
Вдруг дверь открылась, и из нее вышел Гномыч с метлой в руках.
– Э-э! – удивленно воскликнул он, заметив Изюмку. – Да ты, оказывается, еще здесь?
– Здесь, – дрожащим голоском хрюкнул Изюмка. Он надеялся, что старый Гномыч сейчас спросит, не озяб ли он, и тут же пригласит в дом. Но вместо этого Гном Гномыч принялся разметать метлой лужу дождевой воды, скопившуюся у порога.
Разметает и приговаривает:
– Как тут хорошо-то, на свежем воздухе! А то в домеу меня такая жарища, ну прямо спасу никакого нет.
– А я люблю, когда жарища, – вздохнул Изюмка. – А еще больше купаться люблю. И чтобы вода обязательно горячая-прегорячая была.
– Да что ты говоришь? – удивился Гномыч. – Тогда иди скорей, пока она еще не остыла.
Тут Изюмка бросился со всех ног в дом, да так проворно, словно за ним гналась целая стая волков.
Ну конечно же, поросенок, как и положено, немножко визжал, пока его купали, жаловался, что мыло лезет в глаза. Но зато, когда купанье закончилось, он никак не хотел вылезать из ушата и все время требовал:
– Хочу еще купаться. Еще хочу.
Но Гномыч сказал:
– На сегодня хватит! Ты и так вон целую лужу на пол наплескал.
В это время в дом заглянул дядюшка Грач, Гномычев старый приятель еще по улице Кузнечиков.
