Мечтатель
Во тьме движется обоз. Скрипят тяжело гружённые телеги, да плывут, то погасая, то вспыхивая, огоньки папирос невидимых возчиков. Да всхрапнёт ещё лошадь, или скажет кто-нибудь соседу:
— Не спишь?
— Нет. А ты?
— Нет.
— Ну, не спи…
Неуютно, темно и сыро… Пригрелся на мешках с рожью — и лежи, не ворочайся. А повернёшься — вдруг прикоснётся к телу сырое, холодное бельё, мурашки пробегут по спине, и тогда долго не согреешься, как ни запахивай истёртый армячок, надетый поверх ватника.
— Н-но, н-но! Мальчик, балуй…
Вася Медынцев — предпоследний в обозе. Надел ватник, влез в братнину шинель, подсадили его на воз, с тех пор он и не вставал. Рукава длинные, переломил их — и тепло рукам. Полы у шинели до пят, поджал ноги, подвернул сукно — ниоткуда не дует. Тепло. Вот только темно и страшновато. Тут уж ничего не сделаешь. Можно только думать: «А на войне было страшнее… Пули вокруг летают, рвутся мины… Разрываются снаряды, залепляя людей землёй…» Так, по крайней мере, пишут в книгах, которых Вася за это лето прочёл немало.
— Коль, а Коль, не спишь? — спрашивает Вася.
— Нет. А ты?
— Нет.
— Ну, не спи.
Движется в темноте обоз…
Колхоз имени Мичурина сдаёт государству хлеб. Целый день сновали от села к станции и от станции к селу полуторатонки, а вечером отправили обоз, чтобы окончательно рассчитаться с государством. Трое ребят-пятиклассников, среди которых Вася Медынцев, вызвались помочь взрослым. С одной стороны, как-никак, а помощь колхозу, с другой — польза себе. Можно будет посмотреть элеватор, станцию, зайти, после того как сдадут хлеб, в магазин культтоваров, что-нибудь купить, допустим готовальню или автоматический красный карандаш. Когда живёшь в лесу, за сорок пять километров от станции, каждая такая поездка — событие.
Мальчик ленив — на пригорке не обходится без понуканий, а то и вожжи надо тронуть, напомнить, что есть на телеге хозяин. У спуска к реке подводы перепутались, и, когда переправлялись, Владимир Иванович, замыкавший обоз, оказался на месте Васи, а Вася с ленивым Мальчиком — последним.
«Бр-р! Зябко!»
«Но ничего, — утешает себя Вася, — ничего, ещё немного, доедем до станции, там горят яркие огни, стоит шум от подъезжающих машин, повозок; доедем, сдадим хлеб, и потащит его поезд прямо в город… Хотя нет, зерно ссыплют в элеватор…»
Забыв своё решение не ворочаться, Вася хлопает руками по мешкам: все ли тут? Не пропал, не свалился ли какой?
Но мешки все целы, никакой не свалился, не пропал… Вот только, как вор, пробрался за ворот, в рукава сырой, холодный воздух… Вася поёжился. К телу прикоснулось холодное, как жесть, успевшее остыть бельё.
Плотнее запахнув шинель, Вася пригрелся и вздремнул всего, как ему показалось, минутку. Проснулся он от тишины, вдруг испугавшей его. Сквозь дрёму он ещё улавливал скрип телег, сонный всхрап лошадей — сейчас же не было слышно ни скрипа, ни всхрапа и только далеко-далеко отсюда выла собака. Лошадь стояла.
«Отстал!»
— Коль, Коль? — окликнул Вася.
Ни звука в ответ.
Он хлестнул Мальчика кнутом, лошадь даже не дёрнула, не пошевелилась, спокойно перенесла удар, словно знала, что с места сдвинуться нельзя. Вася соскочил с телеги. Повозка стояла на дороге, в заднем колесе торчал толстый сосновый сук, зацепил, держит… Вася с трудом рассмотрел его. Потом достал предусмотрительно положенный под мешки топор и в темноте не сразу перерубил сук.
Теперь он уже ничего не замечал — ни холода, ни пугавшей ранее темноты. Неведомые до сих пор чувства овладели им… Один, ночью, посреди поля, неизвестно где, и ни огонька поблизости, ни двора, ни дома — ни единой души. Чувствуя себя затерянным в этом незнакомом ему тихом, будто вымершем мире. Вася испугался: довезёт ли он хлеб, не заблудится ли?..
— Ребята! Владимир Иванович! — закричал Вася и услышал лишь, как эхо — видно, неподалёку где-то был лес — повторило его голос, такой чужой и незнакомый.
Через несколько минут, присмотревшись, он увидел впереди себя две более светлые, чем все остальные, полосы: дорога разветвлялась, и не было на ней ни столбика, ни веточки.
«Только ещё и не хватало!» — подумал Вася. Ему теперь показалось, что прежние его беды и опасения ничего не стоили: нужно было залезть на телегу и ехать, ехать вперёд, чтобы догнать своих. Только и всего. Рано или поздно, но он догнал бы их… А теперь?
Он снова всмотрелся… Нет, ни малейшего признака жилья.
Обострённый слух вдруг различил всхрап лошади. Вот брякнул, видно самодельный из железа, балабон… Снова…
Вася побежал на эти звуки. Справа оказался край низкорослого леса. Обогнув его, Вася увидел лошадь, костёр, горевший слабеньким пламенем, фигуру у костра.
Костёр освещал лишь лицо, руки, державшие книгу, всё остальное растворилось в темноте. Это было очень странно видеть: плоское белое лицо и две белые руки с белой книгой, больше ничего…
— Эй! — окликнул Вася не без волнения и какой-то робости.
Человек поднял голову, и Вася увидел, что это мальчик лет одиннадцати, веснушчатый, с торчащими в стороны большими ушами.
— Вот тебе и раз! — воскликнул удивлённый мальчик. — Ну и ну! Ты кто такой?
Вася не ответил: странновато вёл себя этот человек.
— Уж не с Марса ли ты? — спросил мальчик.
Вася молчал.
— А может быть, с Венеры?
Немало удивлённый таким приёмом, Вася, вытаращив глаза, молча смотрел на странного человека. В своём ли он уме?
— Э-э, — вдруг недовольно произнёс мальчик, словно видя, что толку от этого пришельца не добьёшься. — Откуда ты взялся?
— От обоза отстал… На станцию направо или налево взять? — спросил Вася.
— Направо… А вот ты знаешь, — неожиданно сказал мальчик, — ведь метеорит — это не метеорит. Это с Марса к нам послали ракету с людьми. Ракета шлёпнулась… Взрыв! Огонь! Грохот! Ракета шлёпнулась, а куда делись люди? Может быть, они смешались с нашими и мы с тобой потомки марсиан или венерцев? А?
Вася, присев на хворост, устроился у огня и бросил туда несколько веток. Они затрещали, костёр вспыхнул, и Вася увидел двух ребят, мирно спавших на расстеленных армяках. Слышно было, как дремотно брякали колокольцы, как пощипывали лошади сочную, покрытую росой траву. Темнота сейчас, когда Вася сидел у костра, казалась совершенно непроглядной.
— А ты знаешь, — снова заговорил мальчик, — к нам ведь уже прилетали из космоса, с других планет. Они основали Атлантиду. Это было целое государство, целая страна… Технику, культуру развили там до предела… А потом Атлантида затонула… Надо найти её, раскопать — чего там только не обнаружишь!
— Это в книжке, что ли, про это написано? — спросил Вася.
— Написано, да не всё… Может быть, и затмения — это не просто затмения, а знаки, которые мы не понимаем. Может быть, нам о чём-то семафорят, вот как флажками или фонарями на кораблях? Только тут не флажки и не фонари, а Солнце и Луна, потому что далеко… О чём они дают нам знать? Может быть, надо что-нибудь сделать? Какую-нибудь простую вещь?!
— Не знаю…
— И я не знаю, — с сожалением признался мальчик.
Давно у Васи рассеялись страхи, стало как-то необыкновенно уютно от присутствия среди этой ночи небольшого мальчика с книгой в руках, толкующего ему тайны Вселенной.
— Ну, мне надо идти, — поднялся Вася. — Значит, направо?
— Направо.
— Спасибо!
— Пожалуйста…
Вася отошёл несколько метров, остановился и вдруг вернулся.
— Послушай, — спросил он мальчика с веснушками, — а вдруг и правда к нам с Марса кто-нибудь прилетит?
— А-а-а… — протянул мальчик. — Как тебе сказать… Всё может быть… Может, кто-нибудь к нам уже и прилетел, а мы не знаем… Вот я и смотрю… Ты не веришь?
— Всё может быть… — согласился Вася.
— Вот в том-то и дело, всё может быть. Я уже многих спрашивал.
— Ну и что, не с Марса?
— Нет.
— Не нашёл ни одного?
— Ни одного… Но я всё равно буду спрашивать. Может быть, на сто тридцатый раз и найду. Ты понимаешь? Найду. Спрошу, а он мне ответит: «Абдурахам титанау трахомба».
— Что это?
— Здравствуй, мол, дорогой друг! Ты знаешь, эти молнии… Вот что на небе… Мы смотрим и не догадываемся. Молнии и молнии… А вдруг они — тоже знаки?
— Чьи? — спросил Вася.
— Как чьи? — Мальчик в веснушках понизил голос. — Конечно, их знаки. Или вот расплавленное стекло в пустынях Африки. Откуда? Они прилетали к нам.
— Не знаю, — сказал Вася. — Но ты всё-таки спрашивай.
— Я и спрашиваю…
— Ну, прощай!..
— До свидания!
Вася быстро пошёл: не случилось бы чего с подводой, пока он тут беседовал у костра. Ведь всё может быть…
Он одолел уже, пожалуй, полпути, когда услышал крики:
