— Ага.
— Что?
— Хорошо, мама. Я сам на обед прибегу.
— Надо следить за своей речью...
И Карысь выбежал из дома. Он выбежал из дома, и следом за ним увязался Верный, уже большой рыжий щенок с белым галстуком на шее. Он то обгонял Карыся и смешно прыгал на трёх лапах но дорожке, то путался под ногами, а то убегал в траву и что-то такое там жевал, чихал и вытирал нос лапой. Однако сегодня Карысь не обращал внимания на Верного и потому очень скоро оказался возле конюшни. Ворота в конюшню были распахнуты, и там, в глубине, Карысь увидел отца. Открыв маленький чёрный чемоданчик с красным крестом, отец что-то перебирал в нём и не замечал Карыся.
— Папа,— Карысь тихонько подошёл к отцу,— Перстню плохо?
— А, Серёжа.— Отец не удивился.
Что-то в голосе отца насторожило Карыся, и он, непривычно робея перед ним, осторожно спросил:
— Мне можно на него посмотреть?
— Посмотри,— рассеянно ответил отец, набирая какую-то мутно-белую жидкость из бутылочки в шприц.
Окна в конюшне были маленькие, почти под самым потолком, и потому здесь всегда держался полусумрак, к которому с улицы надо было долго привыкать, напрягая зрение и внимание. И Карысь, прежде чем войти к Перстню в стойло, сильно зажмурился, а может быть, он зажмурился ещё и потому, что боялся увидеть жеребёнка совсем плохим.
2
Перстень лежал на тонкой подстилке из соломы, сквозь которую проглядывали плохо ошкуренные, свежие плахи. Он лежал на боку, вытянув передние ноги и к самому животу подобрав задние. Его голова, на тонкой, с короткой гривой, шее, была запрокинута назад. Карысю показалось, что Перстень куда-то сильно бежит, только бежит лёжа.
Он присел на корточки и услышал, как тяжело, с хрипом, дышит Перстень, как что-то урчит и булькает в его высоко поднимающемся и опадающем животе.
— Перстень, — тихо позвал Карысь,—Перстень, не умирай.
— Пусти-ка,— подошёл отец. Он тоже присел на корточки, оттянул мягкую, податливую шкуру на шее у Перстня и глубоко воткнул иголку. Карысь вздрогнул и смотрел, как медленно убывает из шприца мутно-белая жидкость. Когда отец выдернул иголку назад, Перстень слабо перебрал передними ногами и опять затих.
— Ему сильно больно? — Карысь тронул копыто Перстня и быстро отдёрнул руку.
Отец не ответил, а в стойло зашёл дед Плехеев. Он посмотрел на Перстня, на Карыся и хмуро сказал:
— Зря всё это, Виктор Фёдорович. Живот у него полымя горит. Так-то запрошлым годом у Султана было, и ничего не пособило — сдох.
— Посмотрим, посмотрим,— неуверенно сказал отец.
— А чего смотреть-то,— махнул рукой дед Плехеев,— только лекарство зря переводить. Надо Мотрю Мясника звать, вот и смотрины все.
Карысь плохо слышал их разговор, потому что в это время Перстень открыл глаз и тяжело вздохнул. Он попытался и голову приподнять, но это у него не получилось, лишь тёмные, острые уши несколько раз вяло стриганули по плахам. Снаружи уши были тёмные, в коротких волосках, а вот внутри — розовые, с множеством красных прожилок, и Карысь, страдальчески морщась, почему-то долго смотрел именно на эти, слабо стригущие по плахам уши. Потом он подвинулся ближе и с надеждой заглянул в открытый глаз Перстня. Ему казалось, что он увидит там нечто важное, чего не видят взрослые, и потому Карысь сильно удивился, когда разглядел на выпуклой поверхности глянцевито-чёрного глаза... себя самого.
— Папа,— встревожено позвал Карысь,— там... я.
— Что такое? — рассеянно ответил отец, вытиравший руки пучком соломы.
— Там я,—удивлённо повторил Карысь, показывая на глаз Перстня.
— А-а,—отец вяло улыбнулся,—это отражение.
— Почему?
— Ну, как тебе сказать... Отражение — и всё! — вдруг рассердился отец и вышел из стойла вслед за дедом Плехеевым.
Карысь остался один. Он долго смотрел на глянцевую, холодную поверхность глаза, силясь разгадать, как и когда он попал туда, и где он будет, если жеребёнок закроет глаз. Однако понять это, видимо, было нельзя, и Карысь печально вздохнул. В это время вздохнул и Перстень, но вздохнул тяжело, с хрипом, судорожно дёрнувшись головой и закрыв глаз белесоватой плёнкой. Карысь поискал и не нашёл себя, вместо этого он увидел, как из глаза жеребёнка выкатилась большая круглая слеза и медленно покатилась плавной ложбинкой, оставляя тёмный след на рыжей шерсти.
— Перстень, миленький, —всхлипнул Карысь, —не плачь, пожалуйста. Тебе папка ещё один укол сделает — и ты выздоровеешь. Не плачь, Перстенёк, не надо. Мы потом на полянку бегать пойдём. Ты хочешь на полянку?.. Хочешь?
Но Перстень молчал. Тогда Карысь начал осторожно поднимать его голову, жалобно приговаривая:
— Вставай, Перстень, вставай. Не надо больше лежать, вставай...
В это время в стойло заглянул дед Плехеев. Он удивлённо прислушался, подёргал себя за редкую бородёнку, опечалился и нарочно строго сказал Карысю:
— Тю-ю-ю, малохольный. Прими руки! Ему теперь покой нужен.
— Он плачет,— растерянно оглянулся Карысь.
— Повыдумывай мне ещё.
— Плачет,— упрямо повторил Карысь.
— Ну, значит, оздоравливает. Укол твоего батьки впрок пошёл... Пускай голову-то, пускай. Дай ему в себя прийти.
Карысь опустил голову Перстня, подумал и подтолкнул под голову солому из яслей, чтобы мягче было.
— Он правда выздоровеет? — исподлобья глянул Карысь на деда Плехеева.
— Всенепременно. Только ты тут не мельтеши.— Дед Плехеев отвёл глаза и раскашлялся.— Не мельтеши, говорю. Ему теперь в первую голову покой нужен. Беги, поиграйся.
Карысь повеселел, осторожно погладил остренький круп жеребёнка и едва слышно прошептал:
— Выздоравливай, Перстень. Я скоро опять приду.
— Пошли, пошли,— заторопил дед Плехеев.
— Я после обеда прибегу,—радостно сообщил Карысь, заглядывая снизу вверх деду Плехееву в глаза.— Можно, я ему хлебушка принесу?
— Можно, однако,— опять закашлялся дед Плехеев и непонятно добавил: — Ему скоро всё можно будет.
3
Обедал Карысь бегом. Он так торопился, что съел всё: и суп, и кашу, и компот с каралькой. Расправившись со всем этим, он облегчённо вздохнул и важно сообщил отцу:
— Перстень выздоравливает.
— Серёжа,— нахмурилась мать,— ты сидишь за столом!
— Я уже не за столом,—насупился Карысь,— я уже поел.
— Ну, а если ты уже поел,—не отступилась мать,—не мешай есть остальным... Займись чем-нибудь.
— Чем? — Карысь полез из-за стола.
— Вон Вера бабушке пошла помогать, и ты бы сходил,— ворчала мать вслед Карысю.— Так нет же, носишься целыми днями по...
Карысь тихонько прикрыл дверь в дом и вышел во двор.
— А, Верный,—равнодушно сказал он,— ты с папкой убежал?
Верный завилял хвостом и вопросительно уставился на Карыся.
— Есть хочешь? — И тут Карысь вспомнил, что не взял хлеб для Перстня. Он немного помялся и пошёл в избу.
— Мама, дай мне кусочек хлеба.
— Ты не наелся? — Мать непонимающе посмотрела на него.
— Наелся.
— Так в чём же дело?
— Я Перстню понесу.
Но тут вмешался отец. Не глядя на Карыся, он сказал матери:
— Лида, дай ему хлеб. Пусть отнесёт.— Потом он повернулся к Карысю и спросил: — Тебе дед Плехеев ничего не говорил?
— Говорил,— обрадовался вопросу отца Карысь.
— А что он тебе говорил?
— Перстень выздоравливает. Мы скоро на полянку играть с ним побежим. Ведь можно на полянку?
— Можно... Только... его ведь должны были на пастбище увезти. Разве тебе дедушка Плехеев не сказал?
— Н-нет, а зачем на пастбище?
— Видишь ли... там много травы, свежий воздух, да и вообще... Он там быстрее выздоровеет.— Отец закурил и спрятался за дымом от Карыся.
— Вот тебе хлеб.— Мать посмотрела на него.— Неси своему Перстню.
4
Солнце висело невысоко над сопками. Было оно круглое, большое, но уже не жаркое и не слепило так глаза, как летом, от него не зажигались радуги по небу, и не поворачивались вслед за ним лопоухие подсолнухи. Но и не холодно ещё. Можно пока бегать в одной вельветовой курточке, но вот босиком уже не побежишь.
Спрятав кусок хлеба за пазуху и лишь самую малость отщипнув от него для Верного, Карысь спешил в конюшню. Он радовался заранее и представлял, как будет из рук кор мить Перстня и как Перстень быстро поправится, встанет на ноги и побежит с Карысем на полянку. И он будет играть с ним до тех пор, пока не придёт с работы Лёлька, мать Перстня. А когда Перстень вырастет большой и Карысь вырастет большой, они всё равно будут вместе, и Карысь никому не даст запрягать его в ходок и бить кнутом.
Так думал Карысь, пока вдруг не увидел, что из конюшни выходит Мотря Мясник. Мотрю Мясника Карысь всегда побаивался, потому что был он необыкновенно большой, хмурый и носил за голенищем длинный, узкий нож. Ножа Карысь, правда, не видел, но так говорил Витька. И ещё у Мотри Мясника были белые глаза. Это Карысь видел сам.
