— На-ез-жа-а-ай!
И больше уже не видно её.
Далеко остался берег.
Нежно светится в полусумерках точка костра, на котором кухарка варит кашу, да мигают тусклыми огоньками окошки стана.
Ляля сидит рядом с бабушкой на носу широкой, мерно раскачивающейся байды.
От бабушки пахнет рыбой и солью. Кончик платка, которым она повязала голову, сняв рыбачью шапку, полощется по ветру.
Полощется по ветру бабушкин парус. За бортом лодки бежит вода.
Бабушка о чём-то крепко задумалась. Ляля тоже задумывается. Она опускает в бегущую воду руку. В воде словно вспыхивают огни.
Они вспыхивают и сразу гаснут. В бледном свете самых первых зажёгшихся в небе звёзд Ляля видит тёмное бабушкино лицо с прищуренными глазами.
О чём она думает?.. Про крючки? Про гундэры? Про невода? Или, может быть, про папу, Лялю и дедку Василия?..
Кто знает? Кто может сказать, о чём задумывается человек, когда он становится старым, как бабушка.
— Мама! — говорит Ляля и просыпается.
Окно в её комнате широко распахнуто. Со двора, кружась, залетают в окошко мухи и вьются в тёплой жёлтой пыли.
По комнате с кухонным полотенцем в руках, то подпрыгивая, то приседая, скачет тётя Сватья. Она громко стучит об пол каблуками и размахивает полотенцем.
Мухи, которых она подгоняет кухонным полотенцем, перепугавшись, садятся на потолок.
— Ишь ты! — удивляется тётя Сватья и, откинув голову, смотрит на них.
— Тётя Сватья, а скажите, пожалуйста, отчего вы так рано танцуете? — удивившись, говорит Ляля.
— Зачем — танцую? Я мух гоняю! — отвечает тётя Сватья.
Подбежав к окошку, она роняет на табуретку кухонное полотенце и, перегнувшись через подоконник, смотрит в сад.
— К дождю, — говорит она. — Не иначе — к дождю.
Рой мух, которых больше не отгоняют, залетает из сада в комнату и, тихо жужжа, кружится над наклонённою головою тёти Сватьи.
— А мамочка улетела, мой ладненький, — говорит Сватья, смотрит в синее небо и машет руками, как крыльями. — Как встала утром, в шестом часу, так сразу и улетела. — Тётя Сватья взмахивает руками. — Оказия им вышла. Нежданно-негаданно — машиной до самого самолёта…
Ляля сразу садится на кровати. Она ещё не совсем поняла, что случилось.
— Оказия? — испуганно спрашивает она.
— Оказия, оказия, — успокоительно кивает головой тётя Сватья. — Инструктор из Рыбтреста приезжал на легковой. Сам вызвался подвезти. Ещё бы, такая обходительная дамочка, капитанская жена! Как не сделать уважения! Уж она стояла, стояла, мамочка, над кроваткой над твоей, смотрела, смотрела, а будить не решилась. Пожалела… Махнула ручкой да и пошла. И бабка твоя до станции с ней поехала. Охота, конечно, как следует невестку проводить. Кто знает, скоро ли доведётся свидеться… Ишь! Гляди, так и вьются, так и летают!.. — Тётя Сватья подпрыгивает и с размаху ударяет полотенцем по стене. — Всю ночь, поверишь ли, деточка, пироги пекла… Еле-еле упаковали в два ящика. От весенней камбалы остались — таких два славных ящика. — Тётя Сватья опять замахивается полотенцем. — Мать и взять не хотела. «Куда столько? — говорит. — Ведь мне, говорит, самолётом до Сочи от Краснодара всего часа четыре лёту». Не хотела, да бабка обидится. Как не взять!
Тётя Сватья в последний раз что есть мочи хлопает полотенцем и закрывает окошко. Ляля смотрит на тётю Сватью, на её усталое, раскрасневшееся лицо.
— Как это так уехала? — говорит она шёпотом. — Очень странно! Из-за какой-то оказии даже не попрощалась!..
Ляля молча опускает ноги с кровати, шевелит ладошками и губами.
«Уехала? Как же так? — Ляля не может вздохнуть. — Уехала и слова не сказала…» Чтобы не заплакать, она поджимает сухие, отчего-то горькие губы.
— Ой, аккурат бабуся! — восхищается тётя Сватья. — Копия. Самый портрет! Будто снимали картину.
Ляля встаёт и медленно надевает платье.
Она умывается под рукомойником, не замечая выпивает кружку сливок, съедает пирог… Грустно смахнув со щёк крошки, а заодно и слезу, она принимается искать шапочку и пелеринку.
Их нигде нет.
— Тётя Сватья, — говорит наконец Ляля, — где моя шапочка и пелеринка?
— А бабуся в рундучок припрятала, — отвечает тётя Сватья. — Еле-еле дождалась, чтобы мамочка укатила. «Материю, говорит, на рукава ребёнку пожалели!» Бабка тебе хороший полупальтик и шапку справит. Лучше прежнего. Она у тебя не жадная.
Опустив голову, Ляля выходит в сад.
«Взяла и уехала!.. — думает она. — Оказия ей вышла…» И от этого странного, незнакомого слова ей становится так грустно-грустно, что слёзы комом подступают к горлу.
— Скоро ли доведётся свидеться… — шепчет Ляля слова Сватьи. — Да!.. А сама обещала пробыть со мной целое утро. И на станцию взять обещала… Обманула! И далее в глаза мне не поглядела. Взяла и тихонько надолго кинула!..
Так думает Ляля.
А где-то далеко неутомимо шумит и гудит что-то очень сильное. Всё бьётся да бьётся, как сердце у человека. Это — море.
«Я одна. Подкинули…»
Ляля оглядывается и ложится на землю около будки Тузика. Она плачет.
…От земли и трав пахнет нежным, чем-то совсем незнакомым, чем-то, на что проливались большие дожди, что сушилось на солнце и обдувалось солёным и вечно куда-то бегущим ветром.
Из будки выходит Тузик. Идёт, гремя своей длинной цепью. Он виляет хвостом и деликатно обнюхивает Лялину ногу.
Ляля, всхлипывая, обнимает Тузика.
Тузик рад. Он ложится брюхом на землю, вытягивает вперёд лохматую морду и закрывает глаза.
— Нас теперь двое, Тузик. Подкинули! — плачет Ляля.
И вдруг из-за бабушкиного сарая, словно два игрушечных дятла из деревянной коробочки, выскакивают белокурые головы.
— Гей! — шепчет Люда. — Слышь?
— Слышь! — отвечает Ляля сквозь слёзы.
— Так там телега с бухгалтером едет на виноградник, — громким шёпотом говорит Люда. — Дозрел! Слыхала?
— Слыхала! — шёпотом говорит Ляля.
— За телегой по следу пойдём, — говорит Света.
— По следу! — шёпотом повторяет Ляля.
Люда и Света выскакивают из-за бабушкиного сарая, но, перед тем как выскочить, они зачем-то оглядываются… Потом ложатся в траву и ползут к забору. Оглянувшись в последний раз, Люда и Света медленно пролезают между дощечками забора.
«А я и не знала, что в эту щель можно пролезать, — думает Ляля. — Вот хорошо!»
И вся сжавшись, она осторожно лезет следом за Светой и Людой.
Взявшись за руки, Люда, Света и Ляля бегут по широкой дороге. Под их ногами клубится пыль.
— Ой-я-а! — кричит Света.
— Ой-я-а! — отвечает Люда.
— Ой-я-а! — повторяет Ляля. — Ой-я-а!
Широкий и длинный ветер бежит рядом с ними по дороге бабушкиной станицы. Он свистит им в уши. Вот тронул дерево в чьем-то чужом саду. Вот раздул потихоньку Лялино платьице.
Он с обеих сторон дороги. Он всюду. Вот клубится пылью под их ногами. Вот тянется впереди протяжным и узким облачком.
Длинный ветер! Широкий. Ползучий. Летучий. Он кружится впереди…
Нет, это вовсе не ветер. Это кружатся колёса телеги.
Телега трясётся по белой дороге.
— Скорей! — кричит Люда.
— Скорей! — повторяет Света.
— Ой-я, скорей! — говорит Ляля.
«Ой-я, скорей!» — говорит ветер, свистя у Ляли в ушах.
Догнав телегу, Люда, Света и Ляля берутся за руки и бегут за телегой, не отрывая глаз от её вращающихся колёс. Бегут что есть духу.
Телега, как будто нехотя, набирает скорость. Люда, Света и Ляля, запыхавшись, тоже набирают скорость…
Телега сворачивает. Человек, который сидит на телеге, лениво оглядывается.
Оглянувшись, он замечает Люду, Свету и Лялю.
Их лица и ноги покрыты пылью. Крепко вцепившись друг в дружку, они бегут по дороге, как запряжённая тройка.
Они запыхались.
— Эй, так чего ж? — усмехнувшись, вдруг говорит человек на телеге. — Не по пути ли делом? Должно, поспешаете на виноградник?.. Садитесь. Может, и подвезу. Доедем до самого виноградника.
Услышав это, девочки останавливаются, опускают голову и, переглянувшись, толкают друг друга.
Конюх осаживает и говорит:
— Пошевеливайся, пошевеливайся, детвора!
Люда и Света становятся одной ногой на ось и ловко переваливаются в телегу. Лялю они втаскивают за руки.
Телега трогается. В ухе у конюха поблёскивает золотая серьга. «Митрич!» — обрадовавшись, узнаёт Ляля.
Телега едет вперёд по мягкой, пыльной дороге и подпрыгивает на камешках. Услышав грохот, выбегают из хат ребята. Они долго глядят на телегу, на Свету, на Люду и Лялю и, задумавшись, прикладывают ко лбу козырьком ладошки.
Телега едет вперёд. Вслед за нею тянется узкое пыльное облако.
Она едет мимо белых домов и мимо колодцев. Она объезжает серое здание клуба с большими колоннами. На стенке клуба висит плакат:
