Он любил смотреть, как жёлтый язычок пламени, почти прозрачный на свету, облизнув сухие травинки и прутики, вдруг жарко вспыхивал, а из самой серёдки кучи поднимался густой сизый дым.
Но здесь, в степи… откуда быть дыму в степи?
Митя ещё раз потянул носом, придержав коня, чтобы лучше принюхаться. Да, пахло гарью! Пахло точь-в-точь как весной, когда они с отцом жгли мусор и сухую, прошлогоднюю траву.
Митя кликнул Алексея. Тот сидел, понурившись, опустив голову к шее коня. Его, как и всех бойцов, томила нестерпимая жажда. Отступая, казаки засыпали землёй степные и станичные колодцы или заваливали их падалью. Иногда вода в них бывала отравлена. Воду приходилось возить издалека, за несколько десятков километров, с железнодорожных станций. Её там брали из глубоких колодцев, и была она там холодна и вкусна, но здесь каждому доставалось так мало — всего по нескольку глотков тёплой воды. И после того как пересохшие губы вытягивали из кружки последние капли воды, пить хотелось ещё мучительнее, нестерпимее.
— Лёша, — проговорил Чапаёнок, — чуешь? Ты подыши, носом подыши.
И Митя, сморщив облупленный от солнца нос, шумно задышал.
— Как следует подыши, Лёша… Чуешь?
Алексей сразу повернул нос по ветру и, по примеру Мити, громко засопел, вдыхая и выдыхая воздух.
— Правда, гаревом несёт… — растерянно и с недоумением проговорил он и ещё раз, расширив ноздри, подышал носом. — Твоя правда… так и есть — несёт!
— Несёт, несёт! Уж я сразу почуял.
Алексей нахмурился и крепко стеганул своего гнедого, так что тот подскочил и завертелся на месте.
— Командиру доложишь? — догадался Митя.
Алексей кивнул.
Но командиру докладывать не пришлось. Алексей ещё не успел доскакать, а уж конная разведка получила приказ: выехать в юго-восточном направлении для определения, откуда тянет гарью.
Разведчики вернулись почерневшие от копоти, пропахшие гарью, с лицами, обожжёнными и покрытыми волдырями. Даже хвосты и гривы коней были опалены огнём.
Сразу же после их возвращения Чапаев приказал остановить дивизию и объявил, что будет перед бойцами держать речь.
Чуть слышный гул прокатился по рядам, когда Чапаев появился в кузове грузовика. Он был хорошо виден бойцам. Но Митя решил пролезть поближе.
Стараясь изо всех сил, он протискивался в первые ряды, работая локтями, ногами, проталкиваясь головой, проскальзывая между плотно стоявшими чапаевцами. Он совсем обессилел и так взмок, что пот струился с него градом, а лохматые вихры слиплись на лбу. И всё-таки он лез и лез, хорошенько не зная, долго ли ещё придётся пробираться в сплошной массе людей.
Вдруг он почувствовал вокруг свободное пространство и увидел перед собой запылённые колёса в резиновых шинах.
Значит, пробился. Перед ним был грузовик, а на грузовике, повернувшись лицом в его сторону, стоял товарищ Чапаев.
Подняв руку, Чапаев начал:
— Товарищи!..
Бойцы были усталые, встревоженные приближением пожара. Но такая сила была в Чапаеве, что стоило ему появиться, сказать слово, как все повеселели, воспрянули.
— Ура товарищу Чапаеву! — прокатилось по рядам бойцов. — Ура!..
Чапаёнок тоже закричал вместе со всеми; его тонкий мальчишеский голос звучал пронзительно и был слышен среди других голосов.
— Товарищи! — снова крикнул Чапаев, и на этот раз слово это, заставив смолкнуть восторженные крики, разнеслось далеко кругом. — Товарищи! Наш командарм Михаил Васильевич, товарищ Фрунзе, послал нас освободить город Уральск от белоказацкой блокады. Мы с вами поклялись Уральск освободить. Товарищ Фрунзе поверил нашей клятве и вместе с нами поклялся товарищу Ленину и всей нашей революционной Родине, что Уральск будет освобождён. И вот мы на пути к Уральску…
И снова крикам, казалось, не будет конца. Потрясая над головами винтовками, размахивая блестящими шашками, подбрасывая вверх шапки с алыми звёздами, бойцы кричали осипшими голосами:
— Освободим Уральск! Сдержим клятву!
— Смерть белоказакам!
— Всюду пойдём за тобой! Ура!..
Чапаев продолжал:
— Товарищи! Белоказаки ничего не могут с нами поделать. Они не хотят с нами встретиться в честном и открытом бою. Они бегут от нас, как трусливые зайцы. Но Уральск бросить они тоже не хотят. Они по-всякому досаждают нам. Они сжигают станицы и сёла. Они угоняют людей и скотину. Они засыпают колодцы, они травят в них воду… А мы плюём на все их бандитские выходки да идём себе вперёд. А теперь эти гады капитализма что надумали сделать? Они взяли да подожгли степь. Они, видно, думают: коли вода не задержала, так огонь остановит нас! Но они просчитались, эти белые прохвосты… Товарищи бойцы! Я первый, впереди вас, пойду в огонь. Трудно будет, но мы покажем, что среди нас нет трусов. Мы покажем, что не зря мы клялись товарищу Ленину и товарищу Фрунзе освободить Уральск. Мы покажем, что красные бойцы никогда не отступают! Хоть вода, хоть огонь, хоть тысячу пулемётов… Ничто нас не вернёт назад! Ура, товарищи! Товарищу Ленину ура! Да здравствует мировая революция! Да здравствует наш геройский командарм товарищ Фрунзе! Ура!..
В густой завесе дыма двигались чапаевцы на юг, к городу Уральску. Дым, как туман, стоял над степью. Солнце еле проглядывало сквозь него красноватым диском. Но и такое, оно жгло и палило.
Нечем было дышать. Першило в горле. Дым разъедал глаза, и лица бойцов стали тёмными и закопчёнными.
Тяжелее других переносил этот путь Чапаёнок.
— Вернись, Чапаёнок, — не раз говорил ему Алексей, — не для твоих силёнок этот поход.
Но Митя упрямо мотал головой, отвечая другу:
— Как вы, так и я. Ведь идёте же вы все!
— Чудак! Как же нам не идти: ведь мы чапаевцы. А чапаевцы никогда не отступают.
— А я? Разве я не чапаевец? — отвечал Митя. Но слёзы, помимо воли, текли у него по щекам.
Два раза Митя видел товарища Чапаева. Один раз начдив промчался куда-то в конец дивизии — как видно, в обозы. Лицо у него было озабоченное, усталое. Вместе с ним Митя увидел и своего тёзку — военного комиссара. За ними скакали верховые. Но ближе всех, почти всегда рядом с Чапаевым, был самый любимый его ординарец — белозубый, весёлый Петя Исаев.
И тут Митя с удивлением заметил, что светло-русые усы Чапая побурели и стали словно другого цвета.
— Чего это Василь Иваныч усы покрасил? — быстро спросил Митя у Алексея, не в силах скрыть изумления. — Даже интересно!
Алексей, конечно, не понял.
— Как так — покрасил? — переспросил он с недоумением.
— Да усы. Не видал разве? Раньше были какие? Рыжие. А теперь какие?
Алексей усмехнулся:
— Хорошо, ты от рождения чернявый, на тебе копоти не видно. А я хоть белобрыс, да усов ещё не отрастил. А Василь Иваныч имеет усы белокурого оттенка, к тому же едет впереди, в самом дыму. Вот и получилась перемена. Чуешь?
В другой раз Чапаев проскакал уже из обозов вперёд, в голову дивизии. И опять недалеко от Мити. Тут он первый раз за время уральского похода столкнулся с Чапаёнком. А как взглянул на Митю, сразу осадил коня и молча поехал рядом.
— Митя… — не совсем уверенно спросил он, — ты?
Митя вспыхнул: товарищ Чапаев его узнал и при всех с ним заговорил. Он пошире расправил плечи и, стараясь быть солидным, ответил:
— А то кто же!
— Как это тебя сожгло… Страшно глядеть! — Чапаев сокрушённо покачал головой. — Ты бы маслицем помазал — полегче стало бы.
Тут Митя совсем расхрабрился:
— Да и вы, Василь Иваныч, тоже ничего себе стали… Даже усы почернели. Я давеча говорю: «Лёша, — говорю, — что наш Василь Иваныч, усы не покрасил ли?»
Чапаев засмеялся. Но ответить ничего не ответил. Стегнул коня и снова ускакал вперёд — туда, где сквозь огонь и дым двигались передовые сапёрные роты. Лопатами бойцы старались преградить путь огню. Ветер теперь гнал огонь уже на юг, в одном направлении с движением наступающей Чапаевской дивизии.
Переход в этот последний день был вдвое длиннее обычного и несколько тяжелее…
Степной пожар остался позади, и много вёрст они прошли по выгоревшей, голой земле. Только ветер нёс следом за ними золу и пепел.
Пока шли горящей степью, врага не было видно. Но к вечеру стали появляться отдельные казачьи разъезды. Они маячили вдали. Иногда приближались на расстояние выстрела — и сразу исчезали.
Наконец был дан приказ — остановиться на привал. Теперь до Уральска оставался лишь один небольшой переход.
Митя, напоив буланого, еле добрёл до места, где расположился их взвод. Даже есть не хотелось. Измученный, он ткнулся в траву рядом с Алексеем. Его глаза сомкнулись — почти мгновенно он уснул.
