— Хорошо провела время? — спрашивает мама. Страницы газеты шуршат, когда она ее складывает. — Кристи производит приятное впечатление.
Я киваю.
Дэвид хлопает ладонями по коленям: «Возрастные ограничения! Остросюжетный боевик!»
— Джейсон хотел тебя видеть, — говорит мама. И вся моя радость улетучивается, как воздух из продырявленного шарика.
— Он так сказал?
— Ну, вообще-то он сказал: «Передай Кэтрин, кто не пришел — тот вонючка».
Мама смотрит на меня поверх очков взглядом «чтобы-все-это-значило-юная леди?».
— А кто такой Джейсон? — спрашивает папа, появившись в дверях с ехидной ухмылкой.
— Это мальчик из центра, куда Дэвид ходит на трудотерапию.
Папины брови лезут на лоб, а я закатываю глаза.
— Да просто мальчик, а не молодой человек или типа того.
— Да, чуть не забыла, Джейсон просил тебе кое-что передать, — говорит мама. — Посмотри там в пакете на кухонном столе.
— Детям до тринадцати! — выкрикивает Дэвид. — Обращаем особое внимание родителей!
Я нехотя тащусь на кухню, хотя на самом деле мне любопытно. На столе лежит бумажный пакет, я не глядя засовываю в него руку.
Пальцы касаются чего-то щекочущего и прохладного. Я вытаскиваю из пакета большой пучок морковки вместе с ботвой.
Развязывая пучок, я представляю, как Мускат и Корица, шурша опилками, подходят к поильнику.
Я с треском разламываю морковку пополам.
В другом конце коридора раздается сумасшедший визг. Потом вопль: «Свиньи, молчать!!!»
Когда я подхожу к своей комнате, Дэвид уже стоит в дверях, прикрыв уши руками.
— Прости, — потеснив его, я прохожу в комнату. — Иди и смотри кино. Они сейчас перестанут.
Отталкивая друг друга, Мускат и Корица буквально лезут на стену.
Прочь с дороги, толстяк!
На себя посмотри, чучело! Эта морковка моя!
Я бросаю кусочки морковки в клетку, и беспокойная возня постепенно стихает, под конец уступая место довольному пофыркиванию и хрусту.
Меня начинают мучить угрызения совести. Почему наша жизнь не может быть проще — как у морских свинок? У них всего несколько правил:
Но я могу загладить свою вину перед Джейсоном во вторник.
Я уже знаю, как это сделать.
Все полезно, что в рот полезло
Во вторник я беру с собой в клинику то, чего никогда раньше не приносила. Ради этого мне приходится оставить верх рюкзака открытым и не болтать его на плече, а бережно нести в руках.
Когда я вхожу, Джейсон уже на месте: его кресло стоит возле дивана, где я обычно сижу.
— Привет, — усевшись рядом, я пристраиваю рюкзак на коленях. — Спасибо за морковку.
Нравится? Морская свинка.
— Они решили, что это просто Обалдеть! На самом деле…
Тут я полностью расстегиваю молнию рюкзака.
Оттуда нетерпеливо высовывается пушистая мордочка. В чем дело? И вообще, что у нас на обед? Сухой корм? Морковка? Это что у них тут — ковролин, что ли?
— Это Корица, — объясняю я, прижимая ее к груди. — И она говорит: «Спасибо за морковку».
У Корицы шоколадные завитушки шерсти, блестящие темные глазки и миролюбивый характер. Я решила, что из двух моих морских свинок она более спокойно отреагирует на неожиданные звуки и движения Джейсона.
Губы Джейсона расслабляются.
— Хочешь взять ее на руки? — спрашиваю я. — Она может завизжать, но не укусит.
Обалдеть!
Корица шагает по разговорнику Джейсона. Принюхивается и наваливает кучу прямо на Грузовик.
— Извини! — я бросаюсь к столу администратора за салфеткой. — Корица! И это вместо того, чтобы сказать «привет»!
Большой. Привет.
Я вытираю страницу.
— Можешь повторить?
Большой. Привет.
— А ты шутник, — открываю наружный карман рюкзака. — Да, кстати, я принесла тебе новые слова.
Подняв взгляд, я вижу, что Джейсон поглаживает Корицу по спинке кончиками пальцев. Стиснув зубы, он изо всех сил старается контролировать свои движения, чтобы не испугать ее. Отведя руку в сторону, он весь дрожит.
Я делаю вид, что не замечаю этого, боясь его смутить.
— Первое слово — «шутка». Я подумала, что ты можешь пользоваться этим словом, когда шутишь или иронизируешь, чтобы твой собеседник наверняка понял, что ты это не всерьез.
Нравится. Слово.
— А вот карточка «мне-то что», — я перехожу на шепот. — Если захочешь достать свою маму. На мою, во всяком случае, это действует. — Я показываю, глядя в потолок: «Мне-то что».
Джейсон ухмыляется. Здорово. Мне-то что.
Я убираю Корицу обратно, чтобы вставить новые карточки в разговорник.
— А вот «секрет». Вдруг нам иногда захочется поговорить так, чтобы никто не слышал. Когда один из нас показывает на «секрет», мы начинаем общаться только с помощью твоих карточек. Попробуем?
Да.
Я оглядываюсь в поисках подходящей темы для разговора. За окном идет человек с биглем на поводке.
— Видишь того дядьку? — спрашиваю я, показывая в окно. — Давай пофантазируем — кто он?
Человек проходит мимо наших окон. Бигль семенит за ним, опустив голову и принюхиваясь.
Джейсон показывает: Опоздать. На. Собака. Выставка.
В знак одобрения я поднимаю большой палец. Здорово. Моя. Очередь. Мне представляется, что мужчина с собакой — первоклассная парочка шпионов, слишком незаметная, чтобы обращать на себя внимание. Но у Джейсона нет слова «шпион», или «секретный агент», или хотя бы «загадочный». Покопавшись в его книжке, мне удается составить только: Этот. Человек. Секрет.
— Я представила, что они секретные агенты, — говорю я наконец. — Может, лучше поговорим про музыку?
Да.
Я достаю из кармана рюкзака плеер.
— Это мой любимый диск.
Я надеваю на Джейсона наушники — не так неуклюже, как в прошлый раз; но мне все равно приходится сдерживать дрожь, когда его волосы касаются моих пальцев и запястий.
Кто? Музыка.
Я листаю его разговорник — такой карточки там конечно же нет.
— Это…
Джейсон показывает: Секрет.
Я прикрываю рот рукой. Не говорить.
Кэтрин. Сделать. Слово. Кто?
У меня нет чистой карточки, так что я достаю из разговорника Пока и рисую на обратной стороне. Это тот еще портрет Аврил Лавин[3], но я же спешу.
Я не вставляю карточку в кармашек, а просто кладу сверху. Это же временное слово, а ему больше пригодится «пока».
Джейсон рассматривает карточку, слушая музыку в наушниках. Аврил Лавин. Глупая.
— Что?
Я выпускаю Корицу попастись на разговорнике Джейсона.
Джейсон ухмыляется. Шутка.
Я наклоняю голову и старательно изображаю осуждающий взгляд моей мамы.
— Думаешь, это смешно, да? — приподнимаю один наушник, чтобы он лучше расслышал. — Следующая карточка будет «козел».
Секрет.
Опять я заговорила! Прикусив язык, чтобы снова не проговориться, я приподнимаю Корицу — хочу посмотреть, на чем она сидит.
Джейсон показывает: Нравится. Аврил Лавин.
Мне тоже. Вот и все, что я могу найти в его разговорнике.
— Привет, Джейсон!!!
Джейсон хмурится, пока я снимаю с него наушники.
Логопед. Кричать. Все. Время — показывает он. — Я. Не. Могу. Говорить. Но. Я. Могу. Слышать. Хорошо.
— ПРИВЕТ, ДЖЕЙСОН! — повторяет логопед еще громче. И обращается к его маме:
— Как наши дела?
Джейсон показывает мне: Громко.
— Ой, какая славная зверушка! — говорит логопед. — Но что же это она делает?
Взглянув на Корицу, я вижу, как она жует край До свидания.
Я хватаю ее:
— Прости, Джейсон.
Он улыбается.
… свидания. Морская свинка.
Глядя, как логопед увозит Джейсона вглубь коридора, я держу Корицу на руках и поглаживаю ее кончиками пальцев.
— Можно мы заедем в торговый центр на обратном пути? — спрашиваю я у мамы. — Мне нужна пачка бумаги и канцелярский нож.
Джейсону нужно так много слов.
Иногда люди смеются. А иногда насмехаются
По пути из торгового центра мама говорит:
— Невероятно, Корица чуть не съела карточку Джейсона.
Я смеюсь вместе с ней, поглаживая Корицу, которая прижалась к моему животу.
— Она любит бумагу почти как морковку.
Я чешу Корице грудку, она это обожает. Зато она терпеть не может ездить в машине и не трясется от страха только потому, что сидит у меня на руках.
В сумке, что лежит у меня в ногах, — канцелярский нож, пачка белой бумаги и коробка с сорока восемью цветными карандашами, на двенадцать больше, чем в моем нынешнем наборе.
