— Ладно, — сказал брат. — Идем.
Он оделся, велел одеться мне, и мы потопали с ним в город. Приходим в бюро объявлений. Брат покупает в окошечке бланк, садится и заполняет его. Лицо у Пети — будто сочиняет письмо английской королеве. Лишь один раз оторвался.
— Какой телефон у него?
— У кого? — сказала я. — У того человека?
Я назвала номер телефона. Брат еще немного пописал и дал мне прочесть бланк. На нем значилось следующее:
«Продаю американский гоночный мотоцикл! Срочно, из-за тяжелой травмы на гонках, недорого продам почти новый, в полной исправности, современной марки американский гоночный мотоцикл».
Ниже — номер телефона. И: «Спросить Володю».
Все-таки — Володю. А не одного человека. Но с другой стороны, не напишешь ведь действительно в объявлении: «Спросить одного человека». Какого такого — одного?
— Может, не будем? — сказал брат.
— Перепугался? — сказала я. И он пошел к окошечку.
А когда мы отправились домой, я спросила:
— Думаешь, сработает?
— Ну! — воскликнул брат. — Да теперь твоему одному человеку хана. И на Новый год, и на все каникулы. Ему же теперь весь телефон оборвут. А родители! Да родители из него всю душу вытряхнут. Ты представляешь, что такое современный американский гоночный мотоцикл?
— Обидно, вот что, — сказала я. — Из него там душу будут вытряхивать, а я все равно ничего не увижу.
— Ах, вон оно что! — воскликнул брат. — Жила, знаешь, давным-давно удивительная красавица по имени Саломея. И они тоже решила наперчить одному человеку. Ей, конечно, по сравнению с тобой было проще. Она и глазом не моргнула, приказала отрубить ему голову. Казалось бы, отрубили и отрубили. Радуйся. Так нет. Саломея приказала принести ей ту голову на золотом блюде. Ты что, тоже не успокоишься, пока не увидишь голову на золотом блюде? Ну же брат у меня! Если бы я клятву не дала, он бы у меня попрыгал. По телефону на другой же день женский голос:
— Если вас не затруднит, позовите, будьте добры, Петю.
— Его нет, — строго сказала я.
— Это из спортклуба, — объясняет в трубке женский голос. — Пете присвоили первый разряд. Нужно оформить документы. Вы не скажете, когда он сможет зайти в клуб?
— Его нету, — говорю я.
— Но, может, вы передадите, чтобы он позвонил нам?
— Его нету, — четко и ясно отвечаю я.
— Послушайте, — говорят, — но вы его увидите?
— Его нету, — говорю я. — Нету! Понимаете?
— Может, у него что случилось? — насторожились там. — Он не заболел? Почему он последнее время на тренировки не ходит?
«Почему? Почему?»
— Его нету! Неужели не ясно?
— Как… нету? — притихли там. — Вы это… серьезно? Ведь такими вещами не шутят.
— Какие шутки, — устало сказала я. — Если его нету.
— Но… — совсем растерялись на том конце провода. — Прямо, честное слово, не верится. Какая-то дикость. Неужели это правда?
— Правда, — сказала я. — Правда. Нету. Такова жизнь. С каждым может случиться.
Вечером я говорю брату:
— Тебе из спортклуба звонили.
— И что сказали? — спрашивает он.
— Чтобы ты зашел. Тебе там какой-то разряд присвоили.
— А ты?
— А что я? Говорю: его нету.
Петя отправился в клуб. Но довольно быстро вернулся.
— Ну, родители, — говорит, — чаша моего терпения переполнилась. Больше не могу. Я вас предупреждал. Я с этой паршивкой и по-хорошему, и по-всякому. Теперь все. Была у вас дочка, теперь будет черепаха. Тортила. Хватит.
И уже пиджак снимает. Мама говорит:
— Петя, прекрати. Не забывай, что ты старше Люды на целых шесть лет.
— Ага, — говорит Петя, — раз я старше ее на целых шесть лет, значит, она может меня уже заживо хоронить? Мне осточертели ее идиотские шуточки.
— Не придумывай глупости, — говорит мама. — А по части шуток вы все хороши.
— Глупости? — говорит Петя и рассказывает, как его встретили в спортклубе. Будто он с того света вернулся.
— Люда! — ужаснулась мама. — Неужели это правда? И у тебя повернулся язык сказать по телефону, что Петя умер?
— Нет, — говорю я, — это неправда. Я ничего такого не говорила по телефону. Они там сами почему-то решили, что Петя умер.
— Сами? — оторвался от газеты папа. — А ты, конечно, не могла их поправить, сказать, что твой брат еще жив?
— Нет, такого я не могла им сказать, — говорю я. — Петя меня просил, чтобы я ничего такого не говорила по телефону, чтобы я вообще молчала. Я ему даже клятву дала.
— Клятву? — прошипел Петя.
— О клятвы, клятвы! — воскликнула бабушка. — Удивительно, почему клятвы дают только в молодости!
И снова на полную катушку завертелась у нас та самая опера, где каждый ведет свою арию. Брат — свою, мама — свою, я — свою…
А с братом у нас снова возобновились отношения, как у бога с черепахой. Петя витал где-то в своих сферах и на землю почти не спускался. Я же ползала по земле и к телефону старалась больше не подходить. Ну его, этот телефон. Посылала на звонки бабушку.
А потом наступил Новый год. Петя, разумеется, из своих высоких сфер к нам за стол не спустился. И с кем он встречал Новый год, нам он тоже не докладывал. Под звон Кремлевских курантов мы чокнулись бокалами с шампанским. И потом смотрели по телику «Голубой огонек».
После разных тостов за здоровье и за успехи бабушка подняла рюмку, хитро посмотрела на меня и предложила выпить за тех, кто встречает Новый год не с нами. Мама с папой, разумеется, решили, что она — про Петю. Но я-то отлично поняла, про кого она. Наша романтическая бабушка, которая наверняка в молодости надавала миллионы клятв, никак не могла успокоиться из-за той открытки.
Но мне подумалось о другом: как там у него, звонят ему или не звонят? Мы тут сидим за столом, а он, наверное, от телефона отбивается. И даже не догадывается, кто ему так великолепно подстроил с мотоциклом.
Утром 1 января, как и положено в такой день, у нас в квартире долго стояло мертвое царство. Поднялись — не то уже обедать нужно, не то еще завтракать. Бабушка принялась выставлять на стол из холодильника вчерашние салаты и студни. И мне тоже с ходу работенку подкинула: вынести мусорное ведро.
Я, как положено, немного поворчала, накинула пальто и вышла во двор. И первым, кого встретила, оказался Вова Крючков. Тут мне здорово повезло. Вернее, нет, это ему здорово повезло. Потому что есть такая примета. Сейчас, правда, точно не помню какая. Про того, кого первым встретишь в Новый год. Так вот, Вове Крючкову шикарно повезло: он не кого-нибудь встретил, а меня. Наверное, для того специально и во двор вышел. А сам сонный и помятый. Но это я сразу тоже поняла, почему он такой. До самой ночи побегаешь к телефону — и не таким станешь. Да еще если тут родители…
— Здравствуй, Вова Крючков! — обрадовалась я. — С Новым годом тебя! Желаю тебе здоровья, успехов и большого личного счастья. И чтобы у тебя появилось то, чего у тебя нет, но про что у тебя все время спрашивают.
— А? — прикинулся Вова непонимающим. — Про что у меня все время спрашивают?
— Про то самое, — говорю я.
— Про какое? — говорит он.
— Которое тыр-тыр-тыр.
— Тыр-тыр-тыр? — делает он еще более удивленный вид.
— Ага, — говорю я с нежной улыбкой, — тыр-тыр-тыр. Мягкий снежок падает. Малышня с горки катается.
В окнах огоньки на елках горят. А я стою, качаю перед собой ведро и смотрю в Вовины глаза. В ведре с прошлогодним мусором пустые консервные банки постукивают.
Вот ведь Вова! Никак не желает сдаваться. Я прямо так себе все отчетливо и представила. Только он трубку положит, снова звонок. «Какой еще такой гоночный мотоцикл? Нету и никогда у меня не было никакого американского гоночного мотоцикла». Вовин папа, наверное, плюнул, поругался с мамой, отвесил сыну затрещину и ушел встречать Новый год к друзьям. У Вовиной мамы подпрыгнуло, наверное, давление, и она даже не смогла подняться к столу. Вовины дедушка с бабушкой заперлись в свою комнату, заложили дверь подушками и включили на полную громкость телевизор. А Вова во двор удрал. И от звонков, и меня встречать.
Впрочем, может, у него и нет никаких дедушки с бабушкой.
— Звонят? — наконец, не выдержав, спросила я.
— Кто? — снова прикинулся Вова.
— Да про мотоцикл.
— Про какой мотоцикл?
— Про американский, — сказала я. — Ладно тебе. Будто не понимаешь. Это ведь я тебе с мотоциклом устроила. Здорово тебе за него влетело?
— Люд! — раздалось тут за моей спиной. Оглянулась — брат Петя. Я и не узнала его по голосу.
Голос у него прозвучал как-то растерянно. А за руку Петя держал свою девушку Наташу. В ушах у Наташи, как ледышки, поблескивали прозрачные серьги.
— Да ты что, Люд? — тихо сказал брат. — Неужели ты всерьез тогда подумала? Я ведь… разыграл тебя тогда с объявлением. Не давал я никакого объявления. Пошутил я.
