В стихах допустимо преувеличение, товарищ корреспондент?
— В данном случае допустимо, — подтвердил корреспондент и засмеялся. — Вот что, ребята, зовите меня Михаилом Алексеевичем.
В фойе кто-то завёл патефон, и Эдит Утёсова опять запела о своём пожарнике.
— Ой, мальчики, они же не знают, где другие пластинки! Михаил Алексеевич, можно, я покажу?
Серёга хлопнул Кольку по плечу:
— Рванули и мы к музыке. Можно?
— Сегодня всё можно. Танцы до упаду! — сказал Михаил Алексеевич.
Днём дороги раскисали. Снежное месиво хлюпало под копытами лошадей. Но партизаны передвигались от деревни к деревне, от посёлка к посёлку — собирали деньги на строительство танков.
Мишка Капусткин командовал целым отрядом ребятни, который назывался пионерской бригадой имени Красной Армии. Помощником у Капусткина — Лариска Антохина.
После того как Мишка по поручению Ревка разузнал, в каких семьях есть младшие школьники, отряд получил новое задание: помочь престарелым и одиноким, тем, у кого отец или муж погибли в боях.
Каждое утро двое или трое ребят появлялись во дворах домов, и закипала работа: пилили и кололи дрова, носили воду, стирали.
Капустка словно светился изнутри. Колобком катался от дома к дому.
Он чувствовал себя главным, хотя руководила пионерами Зина, бывший председатель совета пионерского лагеря.
С огромным рвением взялись пионеры за сбор денег на танковую колонну. Вместе с бабушкой Вавиловой и Зиной они обходили дома́, аккуратно, по нескольку раз пересчитывали деньги, заносили в ведомость сумму и выдавали расписки.
Все в городе знали: идут ребята с портфелями, холщовыми сумками — не в школу спешат, пока ещё школы не работают, а несут они деньги. Несут в райсовет, к Елене Викторовне Матрёниной. Сколько уже набралось плотных, тугих пачек! Там были десятки и трёшки, облигации займов…
Поступали сбережения и из окрестных посёлков и деревень. Особенно много собрали жители Любезны — самого большого после Дедкова населённого пункта в районе. За ними-то и поехала Елена Викторовна.
Её не было весь день. А когда к ночи вернулась ни с чем, привезла весть — фашистский батальон перешёл реку Болву и ворвался на окраину Любезны.
Снять часть партизанских отрядов с круговой обороны города, чтобы помочь любезненскому отряду, Калачёв не решился. А вдруг наступление на Любезну военная хитрость? Бросишься туда, а в спину — ещё более сильный удар. Следовало хорошенько всё продумать и только после этого что-либо предпринимать.
Но собранные в Любезне деньги надо было спасать немедленно. Елена Викторовна только успела узнать, что жители посёлка и окрестных деревень собрали полмиллиона рублей, если не больше, и хранятся они у местной жительницы Лукерьи Ильиничны. Но как их вызволить?
У Ивана Фридриховича родился смелый план, но он не высказал его сразу. Решил: «Утро вечера мудренее». А утром…
Зина всю ночь дежурила в больнице, а утром за ней пришёл посыльный. В кабинете Калачёва она оказалась среди давно знакомых людей.
За столом Калачёв. Рядом в кресле Иван Фридрихович, Василий Самсонович Ревок расхаживает из угла в угол.
— Как живём-можем? — встал ей навстречу Калачёв и пожал руку. — Об отце справлялись по радио: довезли его до Нижнего Тагила, определили в госпиталь. Так что, думаю, всё будет в лучшем виде… А сама-то ты как? Слышал я, пионерией командуешь, а по медицинской части — правая рука Антохина… Не устаёшь?
— Да вроде ничего, — ответила она и подумала: «Зачем это я им понадобилась?»
— Говоркова, — подошёл к ней Ревок, — помнишь, как ты была «дочкой» товарища Калачёва? А теперь хорошо бы тебе стать «внучкой» Ивана Фридриховича.
Зина слушала, напряжённо глядя на Ревка. Какие у него ресницы длинные, и красивые губы, и тонкий, с лёгкой горбинкой нос… Недаром все девчата из её класса были влюблены в Василия Самсоновича.
Сейчас Зина чувствовала, что задание ей собираются дать серьёзное, и потому ответила так, чтобы показать: ко всему готова. В общем, весело ответила:
— Готова быть внучкой Ивана Фридриховича и вашей племянницей! Так я вас поняла?
Ревок рассмеялся:
— Я же вам говорил…
— В общем, Зинаида, — или как тебя ребята зовут? Зишкой? — сказал Калачёв — дело такое: надо в Любезне деньги выручать. Хранятся они у твоей тёти — Лукерьи Ильиничны. Отдать их она может только хорошо известному ей человеку. Так что есть один путь — объявится в Любезне староста с внучкой, а на месте разберётесь, как действовать. Мы понимаем, что дело: очень опасное. Давать приказания тебе я не имею права. Хотя сам убедился: ты — храбрая, рассудительная. И товарищ Ревок, и Иван Фридрихович — сама видишь — такого же мнения. Подумай хорошенько… Ну, тогда в путь, дочка!
Фашисты!..
Как только вспомнишь о них, мурашки бегут по коже.
Совсем недавно Зина веселилась в Доме культуры на праздничном вечере, а теперь стоит потупившись. Засунула руки в карманы старого пальто и крепко сжала пальцы.
Солдаты проверяют документы. У Ивана Фридриховича — удостоверение с фотографией, выданное ещё фашистами и подтверждающее, что он бургомистр города Дедкова. Иван Фридрихович протягивает солдату бумагу, на которой по-немецки обозначено, что Гертруда Готман — его внучка.
— Бюргермайстер?.. Дедкофф? — переспрашивает солдат.
— Яволь, — отвечает Иван Фридрихович.
— Дойч? — спрашивает другой солдат. Фамилия немецкая — значит, немец?
— Яволь, — снова кивает Иван Фридрихович. Естественно, мол, господа, так точно, господа…
Пронесло!
Как жарко вдруг стало Зине. Распахнула пальто, зашагала быстрее. Но подумала: радоваться ещё рано. И снова понурилась.
— Зинаида, — услышала за спиной спокойный голос Ивана Фридриховича, — иди рядом с любимым дедушкой.
«Крепкие нервы у Ивана Фридриховича», — подумала Зина.
И тут же её мысли переключились на Ревка. Как он там, один?
Василий Самсонович провёл по оврагу Ивана Фридриховича и Зину, через передний край партизанской обороны, и вывел на дорогу, которая соединяла Любезну и Лободище. Теперь «староста» и «внучка» могли утверждать, что, пока в городе были партизаны, они скрывались в деревнях вокруг Лободищ. Прослышав, что Любезна снова в руках германских войск, они направились сюда.
Ревок знал, где дом Лукерьи Ильиничны. Договорились, что он будет ожидать Ивана Фридриховича и Зину неподалёку, в овраге. Этим оврагом можно уйти из Любезны, миновав часовых.
В Любезне их снова остановил патруль. Проверив документы, солдаты показали на двухэтажное здание школы, где размещалась комендатура и куда им непременно надо было зайти, чтобы представиться коменданту.
Зина заметила, что Иван Фридрихович впервые заколебался. Он остановился, вздохнул и, вынув из бокового кармана своей «тройки» чистый
