деле, он же и сам из города, из Н-ска. Не живёт же он здесь, это только дача. Но, в общем, этот их Н-ск… как бы нельзя, конечно, так думать… это питерский снобизм. Да? А у них тут, наверное, тоже свой снобизм есть, деревенский. Думают, раз из Питера, так на лыжах не умеет!
Хорошо ещё, ботинки оказались нормальные, как раз Танины, новые, — она их и не надевала ни разу. Мы вышли, надели лыжи прямо за калиткой (вот это реально круто! Не тащиться с ними никуда!) — и сразу пошли, по краю дороги.
Матерьялов этот идёт бодро так… оглядывается на меня — но и я не отстаю. Шапка у него смешная, с помпоном. Детская шапка… к этому лицу будущего охранника… Ладно, я же спину вижу только, нечего придумывать человеку лицо, если и не разглядела толком. И потом, мы же идём в лес. А я вообще-то люблю лес. Только сейчас поняла. А Матерьялов мне будет так, для мебели. Молчит, и ладно.
Потом мы прошли деревню, и началось поле… такой дребезжащий цвет — жухлой травы, снег, всё дрожит на ветру, что это могло быть — иван-чай? Полынь? Сурепка?… Жаль, я не ботаник. Неужели здесь летом целое поле иван-чая?
И — пологий спуск, просто катишься, катишься среди этих коричневых сухих стеблей и уже видишь: железная дорога, а за ней — лес. Лес. Как на картине, как в сказках. Великанский снег; неужели люди раньше жили в лесу… или вот партизаны… я недавно читала книжку про войну… антиутопия; но это выдуманное, а ведь настоящие партизаны — вот в таком лесу? Как?
И как они… ой, осторожно!
Оказалось, что на этом небольшом уклоне развиваешь приличную скорость, и потом поворот — надо притормозить, но не хочется, думаю, справлюсь… вписываюсь! И лечу дальше… вниз… ух! Все мысли выскочили из головы, только ноги… не упасть бы перед этим Максимом… нет!
Он затормозил впереди меня, красиво так, легко развернулся — ну и у меня, кстати, вышло ничего так. Он даже как-то посветлел:
— То есть на лыжах стоишь. И можно далеко пойти. Так? Не против?
«Стою». Похвалил. Балбес, снизошёл тоже… Сейчас узнает, как я «стою»! Конечно, далеко. Иначе — какой смысл? И вот ещё что — мы на «ты»? Чего это вдруг…
Но я уже перестала думать об этом. Потому что мы перешли дорогу по деревянному настилу (можно даже лыжи не снимать) и оказались в лесу.
И в нём сразу три дороги, как в сказке… направо пойдёшь — широкая дорога, можно коньковым ходом, прямо — две укатанные лыжни, а налево — что-то среднее.
— Пойдём здесь, — показал Максим, — пока лыжники с электрички не набежали.
…И тут до меня дошло, что это не какое-то таинственное, никому не известное место, медвежий угол, а прямо лыжная трасса, куда приезжают толпы народу на электричке, поэтому и укатано так хорошо, и ничего особенного… и немного жаль; но…
Как все-таки хорошо он идёт! Помпон где-то вдалеке… таким уверенным коньком рассекает… это мне он хочет что-то такое доказать, покрасоваться? Да нет, вряд ли. Похоже, я его не слишком интересую; выдали в нагрузку. Кажется, он реально любит эти лыжи — спортсмен, наверное.
Помпон исчез за поворотом, и я забыла о нём. Потому что вокруг — лес… и у меня две ноги, две руки, и всё это, оказывается, можно использовать по назначению — двигаться! Идти — не очень спешить, пусть его, этого Максима, понятно же, что я его ничем не удивлю. Просто иду… и вот… и вот уже — скорость… снег. Снег!
Попадались и другие лыжники, кто-то навстречу, кто-то и обгонял… пусть себе обгоняют. Люди… раза в четыре старше меня, но старичками их назвать язык не повернётся. Навстречу шёл мальчик с бабушкой, бабушка бодрая такая, а мальчик несчастный, в очках… бедный! Пыхтит… Меня так тоже папа учил, я помню.
Впереди иногда показывался Макс, оборачивался — ждал меня или иногда ехал навстречу. Но как только видел, что я здесь, разворачивался, и — нет его. В общем, хорошая тактика. Лыжи не для разговоров. Тем более не для разговоров с непонятной такой дочерью родительских друзей, которая, кажется, много о себе думает…
Левой, правой. Нет… уже устаю; вот там, за подъёмом, отдохну. Забраться бы туда… дышу… никак. Останавливаюсь. Вот я задохлик, конечно! Первый раз на лыжах за год, не считая трёх уроков физкультуры. Там-то что, там я лучше всех. Потому можно и не напрягаться. Нет, ну что я, в самом деле, не заберусь на эту гору? Да это не гора даже, так… средний подъёмник… ну!
Всё, ура! — дальше спуск, можно прямо сразу, без потери темпа. И вдруг!
Внезапно открытое место — и видно, как солнце в дымке и как все деревья здесь стоят… и… да я не знаю, чего тут такого красивого! Просто — снег… деревья. И я всё равно, как дура, вынимаю телефон фотографировать. Хотя понятно же, что на фотографии ничего не будет видно. И что вся лента в этих прекрасных видах зимнего леса, которых я не выношу… почему-то в ленте не выношу. А сейчас… с собой не заберёшь, но как бы запомнить?…
Холодные руки… телефон не чувствует. А-а, как холодно, давай же, снимай скорее, только не садись… только бы Макс не увидел. Почему-то это кажется глупым. Фотографировать зимний лес. Как все.
Скорее прячу телефон в карман, натягиваю перчатки… руки болят, пальцы стынут… спуск! Сжимаю-разжимаю пальцы, надо же, ведь на секунду достала руки из перчаток, а больно чуть не до слёз, даже не могу почувствовать радость этого спуска… и тут я проскакиваю мимо Макса.
— Ну чего, нормально? — догоняет меня он.
Я киваю.
