так, наяву, в одном и том же месте…
Я всё боюсь посмотреть, что там на самом деле. Если начать разглядывать, разбирать — как из веток дерева, из водосточных труб, из… из чего ещё? Как там что собирается, возникает эта иллюзия. Или это мираж? Свет преломляется в воздухе в сырую погоду, и там, в капельках воды, моим глазам удивительным образом доставляют картинку из другого мира.
Я, конечно, знаю этот двор, ходила там. Ничего там такого нет. Всё обычно. Но если правильно идти мимо…
Вот сейчас он будет. Скоро. Да я не смотрю же! Не смотрю! Так… чуть кошу глазом…
Чёрт. Вот же чёрт! Как будто грудью на проволоку налетела, у меня так было в детстве. Чья-то жалкая клумба с цветами была огорожена вот этой проволокой, я бежала и не заметила, налетела на неё прямо солнечным сплетением и потом несколько минут вообще не могла вдохнуть.
И сейчас так. Ну почти.
Там — где я ждала увидеть тот привет из другого мира — теперь стройка. И какими-то досками перегородили весь двор. Причём забор этот убогий всего пару метров высотой, а колокольня со шпилем была высоченная. Но её не видно всё равно.
Теперь ничего не видно. Только забор.
Вот не могла даже подумать, что я так дорожу этим. Это даже был не вид, а мираж. Промельк.
И что он теперь? И как я без него?
Что же за строители такие, копатели, улучшатели моего города!
Они ведь ещё и шестёрку на сорок шестом доме перерисуют в правильную сторону!
* * *
Я не могу забыть эту стройку ни к третьему уроку, ни к пятому. Главное — никому не расскажешь. У нас классы перемешали в этом году, якобы специализация. И я теперь в математическом, но это одно название — какой, например, из меня математик? И тут в основном все из «А» класса, а наших только двое. Казалось бы, ничего страшного — все же в одной школе, никто никуда не ушёл, да и друзей у меня особо не было никогда. Но всё равно — будто выдернули из привычного мира и всунули в новый, а он ничем не лучше. Но его ещё надо обжить. А мне не хочется. Мы нашим старым классом иногда, например, в кино вместе ходили. А тут как будто каждый сам за себя.
И — в том привычном мире будто были такие дырки, уже привычные мне форточки. И через них будто просачивался, дышал на меня другой мир, которого я не знаю. Была Лиза Миронова с длинной косой, мне нравилось на неё смотреть и думать, что она из Питера. Что вот, у нас в классе учится человек из Питера, да ещё с небывалой косой. Были Артём и Арсений, двоюродные братья — между ними вечно что-то происходило, будто они невидимой верёвочкой связаны. Например, сидят в разных концах класса — и вдруг одновременно как чихнут!
В общем, было на что отвлечься… вот этот сквозняк другого мира. И потом — Промельк. Оказывается, я часто думала о нём. О том, что там вообще такое и как я потом буду взрослая ездить по разным городам и узнаю это место.
А сейчас — некуда мне сбегать. Поместили меня в новый мир… зашили все дыры. Из старого класса тут один только Кифер, но мы с ним никогда и не разговаривали за семь лет. И всё этот дурацкий забор перед глазами. Что они там строят?! А вдруг я там больше никогда ничего такого не увижу? И никто больше не увидит.
Мне даже не хотелось обратно домой идти, чтобы мимо этого забора не проходить.
Все уже разбежались, только я сижу и торможу, да ещё Кифер. Рисует.
Я раньше и не замечала, что он рисует, только в этом году увидела — со скетчбуком стал ходить. Показал как-то — ну комиксы сочиняет. Не очень интересно. Тоже мне, ещё один математик.
Я вдруг зачем-то попыталась выудить из своей памяти какую-нибудь мелочь, чтобы спросить его — а помнишь? Ну, например, мы на экскурсию ездили; но я, хоть убей, не помню, был там Кифер или нет. Вообще за семь лет его не помню — он с первого класса с нами учился или потом пришёл? Только вот и выскакивает в голове, что его Кефиром звали. Но сейчас же не скажешь — помнишь, как тебя Кефиром дразнили?
Потом перестали. Просто немецкая фамилия, чего такого. Даже теннисист такой есть.
Пускай хотя бы теннисист. Хоть о чём-то поговорить, лишь бы сейчас домой не идти мимо забора.
— Лёня, слушай — а такой теннисист есть, Кифер, вы с ним не родственники?
— Нет.
Вот и поговорили. Ладно, нет так нет. Не получилось. Надо домой идти.
— И художник не родственник, — добавил вдруг Лёня.
— Что?
— Художник такой есть, Ансельм Кифер, очень хороший. Но мы не родственники. Кифер — вообще распространённая немецкая фамилия.
— Художник?…
— Сейчас покажу, — и Лёня стал тыкать что-то в своём телефоне.
А я случайно посмотрела на скетчбук в его руках и замерла. Он совал мне в нос телефон, говорил что-то, но я не слышала.
— Лёнь… а вот это у тебя вообще что? Откуда?!
Быстрыми штрихами гелевой ручки — две вертикальные линии, щель между домами. А между ними — деревья и лестницы и уступами поднимаются черепичные крыши. И колокольня. И высокий шпиль на ней.
— А, это… ну, чтобы не забыть. Там теперь стройка, а было такое место — правда, только в моей голове, — начал объяснять мне Лёня Кифер.
А я смотрела на его пальцы, как
