Какая простая вещь этот телефон! Немножко бумаги, бечёвка, банка из-под гуталина — и готово.
— Теперь давай проведём телефон из твоей квартиры в мою, — предложил Бруно. — Вот здорово будет! Я поскребу — ты сразу снимай трубку.
Дома́ наши стоят рядом. Я живу во втором этаже, Бруно — в первом.
Бруно сказал:
— Верёвку протянем прямо через двор — от твоей квартиры к моей.
Мы начали с того, что стали всюду собирать верёвки, чтобы их хватило на такое большое расстояние. Я только боялся, как бы узлы на слышимость не повлияли.
Проводить начали в моей комнате.
Бруно сказал:
— Надо где-нибудь в раме дырку просверлить.
Мне это предложение не очень понравилось. Я сказал:
— Давай лучше за окном телефон прикрепим. Как только ты поскребёшься, я открою окно, возьму трубку и поговорю с тобой.
— А вдруг я ночью позвоню! Ночью ведь нельзя окно открывать.
Я очень удивился:
— А зачем ночью?
— Ну там… жулики залезут или ещё что-нибудь…
— А-а-а! Вон оно что! Ну, тогда понятно.
И мы с Бруно стали сверлить дырку в раме. На нашу беду, мы сломали папино сверло. Но, на наше счастье, сверло сломалось, когда мы уже кончали сверлить. Мы установили мой телефон, спрятали его под кроватью, а верёвку выкинули за окно. Теперь надо было провести провод в комнату Бруно.
— Вон через то дерево! — сказал Бруно. — Залезай-ка на него и привяжи провод к ветке, а оттуда мы его протянем в нашу квартиру.
— Идёт! — сказал я.
Но мне ужасно не хотелось лезть на дерево. У меня всегда от высоты голова кружится. А кроме того, с этого дерева наша соседка фрау Ма́ттнер собирает сливы. Но я всё-таки взял в зубы верёвку, залез на дерево и крепко привязал её к верхней ветке.
Бруно стоял внизу и командовал:
— А правда похоже на настоящий телефонный провод? — сказал он. — Только надо следить, чтобы никто на него бельё не вешал.
Тут я услышал голос фрау Маттнер:
— Это что за безобразие! Это ты, Циттербаке, на моё дерево залез? Сливы воруешь?
Вижу, Бруно и след простыл, а я так и сижу на ветке.
— Не нужны мне ваши сливы! — сказал я, а сам, должно быть, покраснел до ушей.
Но фрау Маттнер ехидно рассмеялась:
— Рассказывай мне сказки! Ясно, за сливами полез! Да ещё за зелёными!
— Ничего подобного! Очень мне нужны ваши сливы! Мама только что пять кило в кооперативе купила.
— Тогда зачем же ты на моё дерево влез? — говорит фрау Маттнер.
Я решил быть честным. Мама всегда учит меня: «Альфи, будь честным!» И я сказал фрау Маттнер всю правду:
— Я тут телефонную линию прокладываю.
Но фрау Маттнер только ещё больше рассердилась:
— Телефонную линию? Вот как! Ты что, смеёшься надо мной? Хватит с меня твоих сказок!
Все окна открылись.
— Говорят, Циттербаке на сливу залез! — послышалось из одного.
— Я уже давно примечаю, крыжовник мой кто-то таскает! — крикнули из другого.
Только я хотел обернуться и сказать, что я крыжовника вообще в рот не беру, как вдруг оступился и полетел вниз — прямо под ноги фрау Маттнер. Вскочил — и сразу бежать, а она кричит мне вдогонку:
— Всё твоей матери расскажу, так и знай!
В парадном я налетел на Бруно.
— Ну как, унёс ноги, Циттербаке? — спрашивает он меня.
Я здорово обозлился.
— Унёс-то унёс, да зато в воришки попал. Ой, что теперь будет, когда мама узнает!
Но у Бруно была только одна забота — телефон.
— Понизу нам не дают тянуть линию, — сказал он. — Значит, надо поверху пробовать.
— Это по стене дома? Нет уж, проводи один, без меня.
— Ты думаешь, по стене лезть придётся? Нет, мы будем переходить из квартиры в квартиру.
— Да кто ж нас пустит в квартиру? И что мы им скажем?
— Это уж я беру на себя.
И Бруно действительно это сделал. Правда, он нм такого наплёл, чего я никогда бы не смог.
Го́пфенгейтам, которые живут над нами, Бруно сказал:
— Нам учитель велел дом измерить.
— Всё новая мода, — буркнул Гопфенгейт, но в квартиру впустил.
Из окна Гопфенгейтов Бруно выкинул нашу верёвку, а я, когда во дворе всё опять успокоилось, привязал её и потянул дальше. Теперь нам надо было подвести линию от лестничного окна к Михала́кам, оттуда — к Ште́нам, а от них — уже вниз, к окну Бруно.
Но не так-то просто оказалось перекинуть телефонный провод от окна Гопфенгейтов к окну на лестничной клетке. Тут опять Бруно выручил. Он приказал мне найти камень и привязать его к концу верёвки.
— Теперь тебе надо раскачивать провод до тех пор, пока он не долетит до окна, а тогда я его перехвачу и закреплю.
Скоро Бруно высунул свою круглую голову из окна и крикнул мне:
— Давай раскачивай!
Я и стал раскачивать. Но только я раскачал свой «маятник» как следует, в квартире фрау Маттнер открылось окно. Наверно, думаю, она мой камешек заметила, когда он мимо пролетал. И правда. Вижу, фрау Маттнер высунулась и ловит мою верёвку. А когда заметила меня, сразу давай кричать:
— Громы небесные! Сперва за сливами полез, а теперь хочет все стёкла побить!
Но тут в окне Михалаков показался сам хозяин и крикнул фрау Маттнер:
— Вы уж им не мешайте, соседка, они для науки трудятся.
На это фрау Маттнер ответила, что мы только сказки рассказывать горазды и что вся наша наука в том, как бы половчее у неё сливы украсть. А кроме того, пусть Михалак не суётся не в свои дела. Он, когда выносит золу, всегда рассыпает её на лестнице. Вот за этим, мол, пусть и последит.
«Маятник» мой всё ещё качался, и фрау Маттнер хотела его поймать, да никак дотянуться не могла. А я от всех этих переживаний вдруг выпустил верёвку из рук, и камень со всего размаха ударил по сливовому дереву. Сливы так и посыпались.
В тот день нам так и не удалось провести телефон. Только весь дом переполошили.
Вечером мама долго беседовала со мной. Досталось мне, но не так чтобы очень. А на другой день мы быстро всё доделали. Мы протянули наш провод к окнам Штене, а оттуда уже вниз, к Бруно.
— Готово, Циттербаке! — сказал Бруно.
— Знаешь, я тоже готов, — ответил я ему.
— Ничего, ничего! — сказал Бруно.
С ним небось никто и не беседовал, а на меня всегда все шишки валятся.
— Ничего, ничего, Альфи! — сказал он. — Зато мы теперь с тобой всласть наговоримся по телефону.
И мы разошлись по домам. Я вытащил свою крышку от гуталина и прижал к уху. Всё тихо. Так я просидел часа два. Потом пошёл к Бруно, а его мама говорит:
— Да он уже давно в футбол на дворе гоняет.
Я страшно обозлился и побежал на площадку. Бруно как раз гол забил.
— Ты что ж мне не позвонил? — спрашиваю.
— Некогда мне сейчас разговаривать. Но, кажется, у нас проводка не в порядке. Ты поди проверь.
— Это у тебя в голове не в порядке, — сказал я ему. — Не хочу, чтобы меня опять воришкой назвали. И Гопфенгейтам ничего плести не буду.
Бруно увидел, что я обозлился, и сразу стал сговорчивей.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Позвоню сегодня вечером. А ты мне по телефону продиктуешь новые русские слова.
— Согласен, — сказал я великодушно.
— Три скребка, понял?
Но вечером у нас опять ничего не вышло. Я открыл окно и крикнул на весь двор:
— Бруно, чего же ты не звонишь?
Мне из окна были видны окна Бруно за ветками деревьев. Слышу, он кричит через двор:
— Идиот! Я уже с полчаса скребусь, а ты трубку не снимаешь!
— Тогда иди сам проверять линию! Можешь один и слова учить! — огрызнулся я.
На наш крик открылись окна у фрау Маттнер и у Михалаков. И оба они давай кричать:
— Тише вы, черти полосатые! Целый день от вас покоя нет.
В тот вечер я лёг спать злой-презлой. Ночью я вдруг проснулся. Слышу — кто-то скребётся. Ясно, это Бруно мне звонит! Но если я сейчас сниму трубку и Бруно скажет, что к ним залезли жулики да ещё попросит, чтобы я пришёл и прогнал их (сам-то он больше всего на свете жуликов боится), то мне придётся одному с ними драться, а Бруно спрячется под одеяло и просидит так всё время. И я решил не снимать трубку. Но за окном всё скреблось и скреблось.
Тогда я всё-таки взял свою крышку от гуталина и тихо спросил:
— Алло! Циттербаке слушает. В чём дело?
Но в трубке — тихо. Может быть, Бруно уже удрал от жуликов? А может, что-нибудь нехорошее случилось? Я почувствовал, как у меня волосы зашевелились и кто-то противной холодной рукой провёл по спине. Я крикнул в крышку:
— Бруно, что же ты не отвечаешь? Бруно, ты жив ещё?
Должно быть, я крикнул слишком громко — вдруг зажёгся свет.
В дверях стояла мама и сразу давай меня трясти:
— Что с тобой, Альфи? Опомнись! Ну что с тобой, скажи!
— Я… Может быть, мой Бруно уже… Телефон у меня всё время звонит.
— Звонит? Что звонит?
