Она сказала:
— Ах, нет? Ну, ладно...
Но не ушла, направилась прямо к Игорю, глядя ему не в лицо, а на руки.
— Ну, как тут... — Лариса посмотрела ему в лицо и вскрикнула: — Что с тобой, где ты так обгорел?!
— Вчера костёр на море зажигал.
— А разве не Дунин зажигал?
— Мы вместе. Я придерживал шлюпку, а он спички чиркал. Как полыхнуло, ну и попало немножко.
— Ничего себе «немножко»! — сказала Лариса. — Ни бровей, ни ресниц у человека не осталось.
— Ты скажешь, — возразил он. — И брови остались, и ресницы, только, конечно, обгорелые. Я утром смотрелся в зеркало.
— Всё равно ужасно, — сказала Лариса и стала пальцами приглаживать его опалённые брови. — Колются...
Игорь прикрыл глаза и сидел, замерев, и хотел, чтобы она гладила так ему брови всё время, пока они не отрастут снова. Он понимал, что такого быть не может, но всё равно очень хотелось, и он огорчился, когда Лариса отняла руку.
— Бедненький, — сказала она. — Покажи, что у тебя выходит?
— Вот, — показал он. — Кору уже снял. Дочищу грязь и буду вырезать.
Лариса отставила сучок на всю длину руки и медленно поворачивала его.
— Послушай, может, не надо ничего вырезать? Просто отполировать и поставить на можжевельниковый кружочек? Она уже танцует. Знаешь, чего я боюсь, только ты не обижайся...
— Чего ты боишься?
— Что ты станешь резать и испортишь. Подошёл Иван Иванович.
— Испортить не дадим, — улыбнулся он. — Пусть вырежет ей личико и подправит фигурку.
— Ой, — покачала головой Лариса, — она и без личика такая выразительная!
Иван Иванович кивнул, соглашаясь:
— Всё верно, однако чистые понятия нам создавать пока рано. До абстрактного нужно дорасти, обогатиться большим опытом. Что у тебя с бровями?
— Он вчера костёр на море зажигал, — ответила вместо Игоря Лариса. — Представляете, они с Дуниным подплыли на лодке, причалили к плоту и подожгли. Костёр сразу вспыхнул, Дунин отпрыгнул, а Игорю всё лицо чуть не сожгло.
— Куда это Дунин отпрыгнул, там море! — подправил Игорь, дороживший истиной. — Просто я поздно оттолкнул шлюпку.
— Костёр был прекрасный, — похвалил Иван Иванович. — И ещё прекраснее он был бы, если б его не испортили этим банальным фейерверком.
— Ну, что вы! — возразили Игорь и Лариса в два голоса. — Лучше фейерверка ничего не бывает!
— О вкусах не спорят, — улыбнулся Иван Иванович. — Дочистишь коряжку, подойди ко мне, я намечу, что делать дальше.
И он пошёл другим помогать.
— Где же Валентина Алексеевна, — проговорила Лариса и осмотрелась кругом, хотя даже пеньку, на который она присела, было понятно, что никакой Валентины Алексеевны здесь не может быть.
— Ты пойди поищи, — сказал Игорь, очень счастливый, что Лариса ищет Валентину Алексеевну там, где её не может быть, и значит, она ищет не Валентину Алексеевну, а ищет кого-то другого. — А в кино ты придёшь сегодня после ужина?
— Не знаю, — сказала она, нахмурившись. — Может, я в музсалон пойду послушать, как Света играет.
— Я хотел тебе что-то сказать.
— Скажи.
— Сейчас не могу.
— Скажи хотя бы, про что?
— Про твою грамоту.
— Опять грамота... — Лариса продолжала хмуриться. — Грамоту мне Марина Алексеевна вручит перед строем дружины. Или никак.
— Лариса, — сказал Игорь. — Тебе же её один раз уже вручали торжественным образом. Нельзя же одну грамоту вручать два раза. Ничего не случится, если ты её возьмёшь и без вручения перед строем. И вообще, зачем тебе это вручение?
— Вот как ты повернул... В общем справедливо. Хорошо, я согласна и без вручения перед строем. Только пусть она сама, никаких махинаций, понял?
— Я понимаю, только...
— Что «только»?
— Ничего. Вечером скажу. Иди, пожалуйста, а то я с тобой никогда не доделаю работу.
— Ну и пожалуйста, — сказала Лариса, — пойду с удовольствием. Чего здесь интересного...
И ушла.
Игорь дочищал свой сучок, и в работе огорчение забылось. Чудесно это — очищать дерево шкуркой и смотреть, как линия за линией выступает на поверхности плавный рисунок древесины. Дочистив, обдув и обтерев сучок ладонью, Игорь направился к Ивану Ивановичу.
Тот повертел сучок в пальцах, сказал:
— Вот это и требовалось. Я сейчас намечу тебе план дальнейшей работы, а ты пока, чтобы не скучать, напиши несколько табличек для экспонатов нашей будущей выставки. Вот тебе нарезанная бумага, фломастер и тексты. Смотри: в верхней строчке пишешь название вещи, вторая строчка — имя и фамилия автора, третья — отряд и возраст. Понял? Действуй.
Игорь уселся за стол и старательно, в высшей степени добросовестно написал шесть табличек. Тут Иван Иванович позвал его. Игорь собрал написанные таблички, отдал Ивану Ивановичу.
Тот положил их на стол, не глядя, и стал объяснять:
— Здесь я тебе наметил лицо. Общими штрихами сделаешь рот, нос и глаза. Потщательнее волосы. Выделишь подбородок и шею. Очень осторожно уточни сучок в этом месте, чтобы выявилась талия. В левой руке обозначишь локоть. Штрихами нанеси пальцы. С ногами ничего делать не надо, они и так хороши. Но всё это будешь делать завтра, я тебе дам хороший резец. Часы наши на сегодня уже кончаются... Ну-ка, что ты мне тут изобразил...
Иван Иванович перебрал написанные Игорем таблички.
— Эк-кий талант у человека, — проговорил он. — Готовый копиист. Если пойдёшь по этой стезе, большие деньги сможешь зарабатывать... Ну, что ты хмур, как день ненастный? Не берёт девочка грамоту? И правильно делает. Ты бы и сам не взял, и я бы не взял.
Тут только Игорь понял, зачем его попросили написать таблички! Вот это попался... Но раз уж попался — значит, попался.
Поздно и некрасиво теперь отпираться.
Иван Иванович смотрел на него выжидательно и не сердито.
— Лариса ничего не знает, — сказал Игорь. — Я ей намекнул, что могу, а она сразу всеми руками и ногами, что не надо.
Иван Иванович сказал:
— Она права, Игорь, не надо. Поступок твой, конечно, удалой, мотивы достойны уважения, но, как видишь, ни к чему хорошему этот поступок не привёл. Следовательно, ты поступил неправильно. У нас общество не дикое, цивилизованное, все мы подчиняемся законам. Без них будет анархия, она ничего хорошего людям мыслящим, создающим и творящим принести не может, значит, и для тебя это плохо. Нарушая законы, обычаи и правила, ты расшатываешь свою собственную базу, это неразумно. И пока другой человек, менее, чем я, сдержанный, не обнаружил твою подделку, надо исправить дело. И пусть Лариса продолжает ничего не знать. Ей было бы неприятно. Кстати говоря, я не понял: как тебе удалось поставить печать? Она ведь настоящая, да?
— Настоящая, — кивнул Игорь. — Только приклеенная. Вырезана из накладной на запчасти и приклеена.
Иван Иванович усмехнулся:
— Голова работает, хоть и не в том направлении, в каком следовало бы.
«Не у меня, а у другого мальчика», — хотел сказать Игорь, но прикусил язык, чтобы не выдать Дунина. Пусть уж всё на одного.
Иван Иванович сказал тихо:
— Как часто люди растрачивают силы и таланты на возмутительную чепуху... Что будешь делать?
— А что вы посоветуете? — доверился Игорь Ивану Ивановичу.
— Давай сперва послушаем твоё мнение.
— Моё мнение такое, что грамоту нужно отдать Ларисе, а вы же видели, что Марина Алексеевна не желает. — У него внутри стало закипать возмущение, он не стеснялся, ничего не боялся и говорил, что думал. — Я могу настоящую грамоту вставить обратно, мне это пара пустяков, я все ходы знаю, и ключ у меня есть от кабинета. И даже Тюбик не залает, хоть он на меня и обиделся.
— Как это: Тюбик обиделся? Ты его стукнул?
— Нет, он увидел, как я выползаю из кабинета Марины Алексеевны ночью с грамотой, презрительно посмотрел и отвернулся. Сахар от меня теперь не берёт.
— Чудеса, — покачал головой Иван Иванович. — Ну, дальше?
— Дальше, если я грамоту на место поставлю, а Марина Алексеевна после смены её не отдаст, я опять утащу.
— Решительный юноша. — Иван Иванович положил руку ему на плечо. — Что будет дальше, покажет будущее. Сейчас советую тебе скорее и оперативнее вернуть грамоту на место. В кабинете Марины Алексеевны бывают не только профессора и писатели, там бывают и художники. Кинет взгляд художник, поднимет брови под самые волосы, ахнет — и тебе каюк. Понял? Торопись. Но торопись осмотрительно.
Пока они тихо разговаривали, ребята сдали инструменты и ушли. Только Вика подметала пол.
— Вы хороший человек, Иван Иванович, — сказал Игорь.
— Хочу им быть, мой мальчик, очень хочу, — поблагодарил его тёплым взглядом Иван Иванович.
И тогда Игорь посмел высказать свою мечту:
— Можно у танцовщицы сделать лицо, похожее на одну девочку?
Иван Иванович нахмурил брови и вскочил с табурета:
— Ты мелешь чушь! Батюшки, человек как человек, вроде бы голова на своём месте, а чуть коснётся этого дела — превращается во что-то столбообразное! Ну, как ты не понимаешь, что если сделаешь лицо, похожее на одну девочку, эта небесная танцовщица мигом превратится в уродину и калеку!.. Впрочем, ты это несерьёзно сказал, пошутил, да? Смотри, не шути так больше, мне очень больно слушать такие вещи. До завтра, Игорь. Желаю успеха в твоём предприятии.