Я даю вам эту берёсту, чтобы вы их не забыли. А там сами решайте, писать про них или нет. Напишите, всё равно ведь зашифруете имена. И Дедково будет называться у вас город Д.
Михаил Алексеевич положил в карман свёрнутую трубочкой берёсту.
— Нет, Коля. Город я назову городом Партизанском. А твою берестяную грамоту расшифруем после войны, когда уже не будет военной тайны… Ну, давай руку, Николай. Вон возвращается наш провожатый.
Коля глянул в ту сторону, куда смотрел корреспондент, и увидел, как через поляну, пригибаясь, проскочил кто-то, за ним — другой. И тотчас оттуда, из густого ельника, над головами Михаила Алексеевича и Коляна зажужжали пули, сбивая сучки.
— Ложись! — раздался голос партизана, который их сопровождал.
Михаил Алексеевич взвёл затвор автомата и выпустил короткую очередь по ельнику. Раздались ответные выстрелы, и одна из пуль впилась в ствол сосны, за которой спрятался Колька.
Коля оглянулся и увидел, как набухает тёмным пятном рукав куртки Михаила Алексеевича.
— Вы ранены? — крикнул Коля и привстал, чтобы броситься на помощь.
— На место! — остановил его Михаил Алексеевич и, вытащив пистолет из кобуры, бросил его Коле. — Только не спеши.
Коля схватил пистолет, растерянно сжал его в руке.
«Э, да он не знает, как с ним обращаться!» — подумал Михаил Алексеевич.
— Коля, — сказал он тихо, — возьми пистолет в правую руку, левой отведи назад каретку… Вот так… Он заряжен. Теперь надо прицелиться и нажать спуск.
Снова, жужжа, сыпануло в ствол сосны. С деревьев сорвались и полетели врассыпную птицы.
Коля перевёл взгляд на небо, голубое и солнечное. Небо было спокойным. Оно как бы говорило Коле: «Самолёт не уйдёт без того, что он должен доставить на Большую землю… Вам надо продержаться. Обязательно продержаться…»
Выстрелы смолкли. Михаил Алексеевич осторожно высунул голову из-за сосны и оглядел берёзовую рощицу, откуда стреляли фашисты.
— Прогнали их партизаны, — сказал Михаил Алексеевич. — Вставай, Коля. Теперь можно идти.
— У вас же куртка прострелена. И вот… — Коля показал на тёмное пятно чуть ниже плеча. — Это же кровь. Обязательно надо перевязать.
Корреспондент стянул свою лётную куртку. Пуля, к счастью, только обожгла кожу, но кровь из ранки сочилась.
Коля обмотал рану бинтом и завязал его крепко, на два узла.
Стараясь не наступать на сухие сучья, оглядываясь по сторонам, они прошли уже метров тридцать. Никаких партизан не было. Откуда же кричал им провожатый? Обошли кусты слева, справа и рядом с молодой ёлочкой увидели человека, который лежал на боку, неестественно заломив руки за голову. Коля отшатнулся: на затылке и на ладонях человека спёкшиеся сгустки крови.
— Наш провожатый, — снял с головы шапку Михаил Алексеевич. — Я даже не спросил, как его зовут.
Коля отвернулся. У него закружилась голова и во рту собралась липкая, густая слюна. Он почувствовал, как вспотели ладони.
— Михаил Алексеевич, надо идти.
— Да, пора возвращаться.
— Куда? В город? Вы меня не так поняли. Вас же ждут на аэродроме. А дорогу… Дорогу я сам покажу — через Гусиное болото. Я эти места знаю. Здесь недалеко был наш пионерский лагерь…
Положение оказалось не простым. На что решиться? Михаил Алексеевич боялся за Колю. Боялся, вдруг не выполнит задание и деньги попадут к врагам. И самому, конечно, не хотелось погибать зазря… Сколько немцев сейчас в лесу, не напорются ли они на новую засаду? Нет, надо довериться Коле. Лучше пройти болотом, лучше идти вперёд…
Сначала они шли по сухим кочкам. Потом под ногами стало хлюпать и открылись чёрные, гнилые разводья. Коля не удержался и, неловко взмахнув руками, упал. В сапогах Михаила Алексеевича было полно воды. Когда они снова выбрались на сухое, увидели посадочную площадку и невдалеке от неё избушку, от которой навстречу им спешили партизаны.
— Промок? — По голосу чувствовалось, что Михаил Алексеевич повеселел.
— Грязный, как чучело. Боюсь, мама ругать станет, — признался Коля, опустив пушистые ресницы.
— Ничего, обсохнешь, почистишься и вечерком с кем-нибудь из партизан тронешься домой. А я передам твоей маме записку, что ты выполнял ответственное задание. Чтобы не очень серчала…
Партизаны высушили в избушке гостей, напоили их чаем. Начало смеркаться. Лётчик, нервно покуривая, видимо, ждал полной темноты. Маленький двухместный самолёт освободили от веток, которыми он был замаскирован. Мешки с деньгами уложили в кабину.
— И откуда они появились, враги? — сказал партизан, видимо, старший аэродромной охраны. — Вокруг ведь наши дозоры. Но просочились, гады… Наверняка хотят найти наш аэродром. Интересно, много ли их?..
Он не успел закончить фразу, как из леса, огибавшего взлётное поле, взвились две белые ракеты. И тотчас рассыпалась тяжёлая дробь пулемёта. Ей сразу ответили автоматы, забухали миномёты. Одна мина взорвалась совсем близко от самолёта.
— По местам! — выкрикнул старший охраны, и человек десять партизан, выбежав из избушки, бросились к лесу, где их товарищи уже вели бой с фашистами.
— Взлетаем, товарищ корреспондент. Немедленно взлетаем! — Быстро застегнув шлем, пилот вскарабкался в кабину.
Из-за выстрелов не было слышно, как чихнул, потом затарахтел мотор. Но Коля увидел, как завертелся пропеллер. Со стороны леса к самолёту бежало несколько человек, стреляя из автоматов.
Это были фашисты. Их можно было определить по силуэтам — почти квадратные каски и горбатые ранцы за спинами.
Цвик… Цвик… Звенящий посвист пуль становился всё ближе.
Михаил Алексеевич посмотрел на Колю, потом быстро перевёл взгляд в сторону самолёта.
— Давай в кабину! — приказал он.
Но Коля, оглядываясь по сторонам, всё ещё стоял на месте.
«Куда в кабину? Зачем? — думал он. — Ведь самолёт должен лететь через фронт. Лететь на Большую землю. Мне ведь не надо туда. Я дома, я у себя…»
Вдруг он почувствовал, как его обхватили сильные руки Михаила Алексеевича.
— Влезай! — тяжело дыша, прокричал Михаил Алексеевич и, втолкнув Колю в кабину, вскочил следом за ним.
Самолёт медленно тронулся и, с каждой секундой всё убыстряя и убыстряя ход, побежал по полю. К нему наперерез спешили немцы. Мгновение — и самолёт поравнялся с ними, ещё не оторвавшись от земли. Но пилот дал газ, и машина почти над самыми головами солдат устремилась в воздух.
Коля заткнул пальцами уши, чтобы не слышать скрежета и лязга, которые раздавались со всех сторон. Казалось, что самолёт прорывается не через воздух, а через какие-то грохочущие огромные листы металла.
Самолёт тряхнуло, бросило вниз, но он тут же выровнялся, и снизу надвинулась сплошная чернота. Они уже шли над лесом, и море сосен, ёлок и берёз теперь надёжно укрыло самолёт от преследования с земли.
