её стали стальными. Как мечи японских самураев, которыми харакири делали. Остатки мужества заскреблись запертой в комнате кошкой, но я выдохнул:
– «Тройки» – это потому, что я не учил. Вспомнил, что было на уроке.
Мама молчала, но её глаза спросили про формулу кубика Рубика. Про нового персонажа. И про дополнительное задание по программированию они тоже откуда-то знали.
Я не выдержал:
– Мама, это нечестно – так громко молчать!
– А заниматься ерундой, вместо того чтобы учить уроки, – честно?
– Во-первых, это не ерунда. Это детство. Ты сама говорила, что у ребёнка оно должно быть.
– Что во-вторых, наверное, не имеет смысла спрашивать?
– Имеет. Я сейчас скажу.
Запертая в комнате кошка уже выла пожарной сиреной. Я вспомнил, как в нашем комиксе мой персонаж не сдавался. Когда его загнали на край обрыва, он вырастил крылья и полетел. Кошка перестала выть и удивлённо оглянулась: за плечами красовались два восхитительных крыла. Пушистых.
Слова были камнями, каждое падало на ноги – не сдвинуться с места:
– Во-вторых, это нечестно – заниматься своими делами вместо домашнего задания. Я постараюсь на следующей неделе готовиться так, чтобы получать как минимум «четвёрки».
Мама прищурилась:
– Те самые, которые для слабаков?
Могла бы и промолчать. Взрослая всё-таки. Но стальные сосульки в её глазах растаяли, и я обнял маму:
– Да. Если это надо для твоего спокойствия. Мама ответила тёплым шариком нежности:
– Мой руки, иди ужинать.
– Нет, – твёрдо сказал я, – надо разобраться с самураями. Сначала битва, потом котлеты.
Лужи превратились в ледяную корку. Маринка скользила, размахивая оранжевым мешком со спортивной формой, нарисованный на нём единорог пытался удержать равновесие.
Света шла по краю замёрзших луж, тонкие льдинки хрустели под коричневыми сапожками. Жестикулируя, она объясняла, какие будут декорации, а Маринка представляла себя в костюме.
Жаль, что роль царевны досталась Олесе! На Маринке прекрасно бы смотрелось пышное белое платье с рукавами, похожими на крылья. А лучше всего на ней сидела бы роскошная корона – Светлана Николаевна называла её кокошником, но кокошник – это то, что носят с красными сарафанами. А это чудо, похожее на большую изящную снежинку, – настоящая корона.
На перекрёстке они расстались: Света с декорациями в голове пошла к шестнадцатиэтажке, а Маринка с единорогом и мечтами о короне – к своему подъезду.
Садиться за уроки Маринка не спешила. Налила чай, взяла пачку печенья и села перед телевизором. По «Диснею» шла «Леди Баг и Суперкот».
Маринка смотрела, как Суперкот зажигает свечи на крыше одного из парижских домов, и думала, что в костюме Леди Баг она, Маринка, тоже неплохо смотрелась бы. А Суперкотом стал бы Заратустров. И в костюме Суперкота он влюблённо смотрел бы на Леди Баг, то есть на Маринку. А она смотрела бы на него так же, когда он становился Эдрианом. Правда, ему пришлось бы из рыжего в блондина перекраситься, но это ничего, ради искусства и любви и не такое делают.
Маринка вздохнула и вернулась в реальность, где она – пятиклашка, даже имени которой старшеклассник Заратустров не знает. Для него она незаметный камушек по дороге в школу.
Но школа – это не только подруга и Заратустров. Это ещё и домашнее задание. Маринка вернулась в прихожую и обнаружила одинокого единорога: школьного рюкзака не было.
Не оказалось его и в комнате, и на кухне. Маринка даже на лестничную площадку выглянула: вдруг она его там оставила, пока дверь открывала.
В кармане зазвучала знакомая мелодия, Маринка достала смартфон. Звонила Света:
– Марин, по литературе правда ничего не задано?
Вместо ответа прозвучал вопрос:
– Света, а ты не помнишь, я с рюкзаком шла или нет? Найти не могу.
Прокрутив события дня, подруги выяснили, что Маринкин рюкзак остался в школе на первом этаже, рядом с диваном, с той стороны, где спортзал. Маринка скинула его, когда ждала Свету. А Света заболталась в гардеробе с Олесей.
Когда подруга пришла, Марина, свирепо вращая мешок с единорогом, выпалила:
– Копуша! Ждёшь её, ждёшь, а она про тебя даже не помнит.
– Мы постановку обсуждали, – Света смотрела виновато. – Знаешь, какие нам костюмы придумали?
И Маринка, думая о спектакле, смотреть который будет вся школа, и восьмой класс, наверное, тоже, забыла про портфель.
До школы идти двадцать минут, бежать – десять. Ветер крутил снежную порошу, пытался нырнуть за ворот, заглянуть в лицо. Закончился асфальт, началась твёрдая, заледеневшая земля. Голова твердила: «Да кому он нужен, твой рюкзак?» Сердце стучало: «А вдруг кому-то нужен?»
В непривычно пустой школе, казалось, не только звуки исчезли – свет стал менее ярким. Пока Маринка шла двадцать шагов до дивана, воображение рисовало картинки со скоростью лепестков, обрываемых с ромашки: «Есть рюкзак – нет его – есть рюкзак…»
Маринка заглянула за диван: «Нет его».
Дыхание перехватило, словно девочка глотнула морозного воздуха. Маринка протёрла глаза и ещё раз посмотрела на пустое место за диваном, осмотрела всё пространство рядом, заглянула в уголок рекреации и отправилась исследовать гардероб.
Рюкзак словно провалился в другую реальность. Других объяснений нет. Если бы кто-то перепутал рюкзаки, взамен остался бы чужой.
Седой усатый охранник удивился:
– Нет, не видел никого с двумя рюкзаками. – И пообещал: – Если увижу одинокий рюкзак, команду сапёров вызывать не буду. Ты где живёшь-то? А, рядом. Тогда ладно. Не через полгорода возвращалась в школу.
И усмехнулся.
Конечно, ему смешно. А у Маринки горе. Хорошо хоть телефон в кармане куртки оставила.
Телефон тут же напомнил о себе. Звонила Света:
– Марин, нашла?
– Нет, – убитым голосом сообщила Маринка.
– Давай ко мне. Сделаешь домашку на листочках. А завтра вместе поищем. Не уйдём из школы, пока не найдём! – обнадёжила подруга.
За окном на тёмно-синем фоне чернели ветки. Маринка свет не включала – лежала на кровати, заткнув уши наушниками. Невыносимо слышать, как на кухне родители громко обсуждают, в кого из них она, Маринка, такая безответственная.
Сквозь музыку она услышала пиликанье дверного звонка. Может, посмотреть кто? Да ну, без разницы. Кто-нибудь к родителям пришёл. Или эти, которые продать что-то хотят в очередной раз.
В комнату вошёл папа. В одной руке он держал любимый, родной рюкзак (Маринка удивилась тому, как, оказывается, она его любит), в другой – открытый дневник. Маринка, как прилежная ученица, несмотря на электронный дневник, продолжала вести бумажный.
– Ну что, Тополева Марина, ученица «пятого альфа»? Молодец, домашний адрес в дневнике записала. Получай потеряшку.
– А кто принёс?
От папиного ответа Маринкино сердце сорвалось с высокой скалы, но раскрыло крылья
