— По какому — тому самому?..
— Тому самому, которое предназначается для воспитательных процедур!
— Мамочка! — как можно радостнее воскликнул я. — Я ж уже сморозил эту шуточку! Значит, уже заработал!..
И я, откинув одеяло, с готовностью перевернулся в своей постели на живот.
Мама громко рассмеялась.
— Да уж, у меня сокровище так сокровище! — воскликнула она. — Но я тебя никогда не шлепала, и не собираюсь начинать! Я вот лучше тебя поцелую!..
И я почувствовал, как мама задирает мою ночную рубашку и вкусно целует прямо в попу, как целуют младенцев! Раз и еще раз!..
— Мамочка!.. — прошептал я со смущением и восторгом.
— Вот так! — с чувством сказала мама.
Я глубоко вздохнул и перевернулся обратно.
Мама смотрела на меня сияющим взглядом.
— Мама! Я тебя очень, очень люблю! — сказал я.
Мама сделала большие глаза.
— Неужели даже больше, чем Анжелу?! — с преувеличенным недоверием спросила она.
Я покраснел.
— Мама, ты подслушивала?!..
— Вот еще!.. Подслушивать вас нам с Зинаидой Иосифовной не было никакой необходимости! — заявила она. — С вами и так все ясно! Вот.
Я покраснел еще сильнее.
— Это так видно?..
— Нам, с высоты нашего опыта и возраста, видно все! — торжественно сказала мама. — Ну, или почти все!..
— И… Как вы к этому относитесь?..
— Тебе очень нужен ответ?..
— Очень! — горячо воскликнул я. — И не просто очень, а прямо–таки чрезвычайно!..
Мама вытаращила глаза, выпятила губы, потом нахмурилась, опустила голову, подняла, посмотрела в потолок, глубоко вздохнула, задумчиво поскребла щеку… В общем, всеми средствами постаралась изобразить самое напряженное размышление.
— Ну мама! — с невольным смехом воскликнул я. — Я же серьезно спросил! А ты цирк устраиваешь!
— Это не цирк! — гордо ответила мама. — Это театр! Не одному же тебе устраивать сценки. Я тоже кое–что умею!..
— Ну, у тебя неплохо получается!.. — сказал я как можно более дипломатично. — И, все–таки?..
— Все–таки — что?..
— Ну, мама…
Мама вздохнула и сделалась серьезной по–настоящему.
— Мы очень рады, — сказала она просто, — что мы все встретились, и что вы с Анжелой вот так понимаете друг друга!
— А… — хотел было я спросить еще кое о чем.
Но мама приложила палец к моим губам и сказала:
— Тсс!.. То, в чем ты признался Анжеле, то, в чем она призналась тебе, принадлежит только вам двоим!..
— Да?.. Только нам?..
— Только вам! Пусть даже об этом знает весь белый свет!.. И это нужно беречь изо всех сил!
— Мы будем беречь! — сказал я очень серьезно. — Изо всех сил!..
И тут же, прямо в такт и подтверждение моим словам, раздались мощные звуки хора из девятой симфонии Бетховена!
Это включился мой будильник.
Мама посмотрела на меня многозначительно и даже подняла палец. Вот, мол, ты понял, сын?.. Я кивнул ей в ответ головой. Конечно, я все понял!..
Мама протянула руку и выключила будильник.
— Так это что, всего семь часов, что ли? — удивился я. — Это я так рано проснулся? А ты еще раньше, значит!
— Ну да! — радостно сказала мама. — Я поднялась часа два назад. Мне пришла в голову одна идея!..
— Насчет платья Анжелы?
— И не только насчет него.
Вид у мамы сделался загадочный.
«Интересно!» — подумал я, пытливо глядя на маму.
Но она тут же напустила на лицо непроницаемое выражение, и, меняя тему, спросила:
— Ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь?
— Мама! Я ведь уже сказал! — даже слегка обиделся я.
— Ну, ладно, ладно!.. — примирительно сказала мама. — Меня тоже можно понять…
— Я встаю! — твердо сказал я.
— Вставай, вставай… — вздохнула мама. — Умывайся, одевайся, а я пойду на кухню, приготовлю нам завтрак.
В школу я пришел как обычно, за десять минут до начала уроков. В холле на первом этаже царила обычная утренняя суета, когда все спешат, волнуются и обращают мало внимания друг на друга.
Оно и понятно! Нужно успеть переобуться, быстренько обменяться «приветами» с друзьями и знакомыми, взглянуть на доску объявлений — вдруг расписание изменилось! — и бежать на уроки.
Но в это утро что–то изменилось. Как только я присел на лавку у стены и достал из пакета свою вторую обувь, как сразу почувствовал волну общего внимания.
Она охватывала меня прямо–таки со всех сторон. «Странно! — подумал я. — Что это с ними сегодня?..» Я быстро надел свои сандалии, застегнул их и поднял голову.
Все присутствующие в холле, ну, или почти все и в самом деле смотрели на меня.
Смотрели и улыбались. Радостно так, приветливо! Мне стало даже как–то не по себе.
Однако я бодро сказал:
— Всем привет! — и поднялся на ноги.
И тут как началось!..
— Привет, Славочка! — громко ответила какая–то старшеклассница.
— Здравствуй, Слава! — хором пропищали две третьеклашки.
— Здорово, Славян! — дуэтом ответили два девятиклассница из той группы, которой я время от времени показываю новые приемы восточных единоборств.
И со всех сторон посыпалось:
— Привет! Привет! Привет!..
И все так с улыбкой, с радостью, даже с каким–то восторгом!..
При этом все почему–то дружно устремились ко мне, полукругом обступая лавку и отрезая путь для маневра.
— Это… Вы это чего?.. — ошарашено спросил я.
— Да ничего! — все так же радостно ответила та же старшеклассница. — Просто говорим тебе «привет»! Разве тебе не приятно?
— Приятно, конечно, но все это как–то… — пробормотал я. — Я же вам не звезда какая–нибудь!
— Звезда! — убежденно заявили третьеклашки.
— Народный артист нашей школы! — весомо добавил один из девятиклассников. И даже значительно поднял указательный палец.
Я жгуче покраснел.
— Ну, вот еще!.. — запротестовал я. — Это Оливия вчера пошутила, во время концерта, а вы и повторяете!
— Нет, Славян, это вовсе не шутка! — возразил мне тот же девятиклассник. — А самая настоящая правда!
— Да–да! — хором поддержали его все.
Я разинул рот, растерянно оглядывая окружившие меня улыбающиеся лица и кивающие головы.
Вперед выдвинулась одна особенно восторженная семиклассница и воскликнула:
— Да–да, мы согласны с Оливией! Она ведь ничего никогда не придумывает! Она рассказывает, как было на самом деле!
«Ну, попал!» — подумал я.
Конечно, она рассказывает!.. Это ее собственный «артистический жанр» — рассказы о наших концертах. Она с ними «выступает» и в собственном классе, и вообще перед всеми, кто готов ее слушать. При том, что придумывать и приукрашивать она и в самом деле совершенно не умеет. Но уж она ни одной детали не упустит! И каждую преподнесет в самом лучшем виде, в самой выразительной связке со всеми остальными деталями. Интересно, что такие рассказы у Оливии получаются только в неформальной обстановке. На наших концертах, со сцены, она может выступать только в роли ведущей. Сколько раз Амалия Захаровна пыталась занять ее в концерте с номером «разговорного жанра» — ничего не выходит!..
— Эх, Оливия!.. — пробормотал я. — Интересно, что она вам еще рассказала?
— Она рассказала, что тебе очень идут нарядные платья! — выпалила восторженная семиклассница. — Ты в них такой милый! Такой необыкновенный!.. Такой, такой!..
И все радостно заулыбались и опять закивали головами, обступая меня с трех сторон еще теснее.
Вот тут я на миг даже дар речи потерял, но тут же, собравшись с духом, напустил на лицо невозмутимое выражение и сказал:
— Это не мне идут нарядные платья, а моей героине. Мишель то есть! И вообще, не платья, а платье! Оно всего одно, концертное…
— А Жюли очень идут панталоны с розочками! — вдруг пискнули те же третьеклассницы.
Все дружно рассмеялись.
— Рано вам еще думать о панталонах! — не подумавши, одернул я третьеклассниц.
— Как это рано? — даже растерялись они. — Мы же, это…
Они покраснели и замолчали.
Все опять рассмеялись, но не насмешливо, а по–доброму так, понимающе…
Ну, само собой, в нарядных панталонах должна уметь разбираться любая третьеклассница!.. Если, конечно, ей приходилось их носить.
— А нам ты покажешь Мишель? — нетерпеливо спросила восторженная семиклассница.
— Что, прямо сейчас?..
— Ага!..
— Ну, разумеется, покажу! — саркастически ответил я. — Сейчас запрыгну на эту лавку, наряжусь в платье, и сразу начну показывать!..
От этих моих слов прямо какой–то шквал пронесся по рядам «зрителей», и они придвинулись ближе, глядя на меня с еще большим восторгом и предвкушением.
Об уроках они и думать забыли!..
— Да вы что?! — уже прямо завопил я. — Шуток не понимаете?!
