— Да неужели?.. А точечки сверкающие в глазах не мелькали? Нет?..
— Нет! Не мелькали и не мелькают! Это у вас!..
— Что?..
— Так, ничего!..
— Но–но! Смотри мне! Здесь спрашиваю я! Я спрашиваю, а ты отвечаешь. Тэкс… Остался последний вопрос. Может быть, самый важный… Итак, внимание!.. Как себя чувствует Мишель?..
Я даже вздрогнул от неожиданности!
И тут же завопил:
— Людмила Васильевна! И вы тоже!..
Людмила Васильевна изогнула одну бровь:
— Что — и я тоже?..
— Вы тоже… Это… Ну… Вы понимаете!..
Людмила Васильевна вздохнула и, откладывая в сторону стетоскоп, сказала:
— Конечно, я понимаю!..
Она поднялась на ноги и прошлась по медпункту как будто бы с отстраненным выражением лица, но явно о чем–то напряженно размышляя. Подойдя к окну, она открыла его, и оттуда в медпункт ворвался поток свежего воздуха.
— Какой великолепный, какой теплый апрель в этом году!.. — пробормотала Людмила Васильевна, почти слово в слово повторяя то, что вчера утром сказала Амалия Захаровна.
Я даже навострил уши, ожидая, что сейчас, как и вчера, из–за окна донесется пронзительный вопль какой–нибудь девчонки, выкрикивающей притворные угрозы. От полноты жизни!..
Но нет, все было тихо.
Все были на уроках.
Людмила Васильевна вернулась к столу, и вновь села на свой табурет. Вид у нее сделался такой, как будто она собиралась сообщить мне что–то очень важное.
— Со вчерашнего дня вся наша школа буквально гудит! — сказала она, глядя мне прямо в глаза и почему–то вздыхая. — Из уст в уста передается весть о совершенно необыкновенном номере, который ты показал во время шефского концерта!
Я почувствовал, что начинаю краснеть.
— Ну, прямо–таки из уст в уста!.. — возразил я. — Вы преувеличиваете, Людмила Васильевна! Мало ли что там рассказывает Оливия!..
— Ах, Слава! Если бы только Оливия! А то ведь и Эльвира, и Вадим с Милой, и Лина с Лилей, и Жека, и Света Никольская, и Валентина Александровна с Шурочкой, и даже «утята»!.. Правда, они толком рассказать ничего не могут, как ни пытаются.
— Почему?.. — заинтересовался я.
— Да потому, что они сразу начинают перебивать друг друга, прыгать и дико хохотать!..
— Прыгать?..
— Вот именно! Как ты прыгал в образе Мишель по сцене, когда она изображала этого формидабль садовника, скачущего сам знаешь за чем!..
И Людмила Васильевна вновь закатилась от смеха.
— И вот этот самый полет… Панталон с розочками… Стал теперь главной темой всех школьных разговоров! — добавила она. — Это не тема, а прямо–таки хит!..
Я прокашлялся, стараясь не глядеть Людмиле Васильевне в лицо.
— Впрочем, нет. — жизнерадостно продолжала она. — Самый главный хит — то, как чудесно ты выглядел в платье Мишель, со всеми его оборками и рюшами! О, вот это наши девочки обсуждают с особой страстью!
Тут Людмила Васильевна опять рассмеялась и вынула из кармана платочек.
— Хорошо, хоть Дуся ничего ни с кем не обсуждает!.. — сердито пробормотал я.
— Дуся?.. — повторила Людмила Васильевна, вытирая платочком слезы с глаз.
— Да, Дуся. Жекина декоративная крыска!..
Людмила Васильевна вздохнула.
— Удивительно легкомысленное отношение к всему происходящему!..
— У кого?..
— У большинства наших учеников. И у тебя самого — в первую очередь!
— А надо, чтобы я ко всему относился тяжеломысленно, да?..
Людмила Васильвна так и замерла! Потом она как–то странно повела головой, опять фигурно изогнула одну бровь, другую, слегка откинулась назад и вдруг вся подалась ко мне.
Я прямо ее залюбовался. Конечно, она сейчас немного играла (как сегодня утром — моя мама!..), но эта ее игра была очень естественной.
В общем, мне есть у кого перенимать актерский опыт!..
— Ехидничаешь мне тут, да?.. Вундеркидничаешь?.. — вкрадчиво, как ласковая акула, спросила Людмила Васильевна.
— Ехидничаю! — честно сознался я. — Но вундеркидничать даже и не пытался! Хотя вы классно сказали. Вундеркидничаешь!..
И я засмеялся.
Людмила Васильевна неожиданно подхватила мой смех.
Отсмеявшись, мы обменялись очень понимающими взглядами.
— В общем, относиться ко всему тяжеломысленно — это не в твоем духе?.. — заключила Людмила Васильевна.
— Не в моем, это да. Но вы же понимаете, «легкомысленно» вовсе не значит «безответственно»!
— Понимаю, мой дорогой, понимаю… — вздохнула Людмила Васильевна. — И меня как раз очень беспокоит весь этот твой объем ответственности! И особенно то, что он явно увеличился за последние дни!.. Буквально в разы.
— Ну, он же не только у меня увеличился! — заметил я. — Но и у всех тех, кто…
Я прервался, пытаясь правильно сформулировать мысль.
— …у всех тех, кого коснулась твоя легкая рука! Твоя и еще — Мишель!.. — закончила за меня Людмила Васильевна.
И улыбнулась немного грустной улыбкой.
— Боже мой! — воскликнула она. — Чтобы помочь взрослым, понадобились усилия ребенка! В этом есть что–то неправильное.
— Почему?..
— Да потому, что взрослые ведут себя как неразумные дети, а дети начинают вести себя как мудрые взрослые!..
— Но это ведь неизбежно. Дети растут и рано или поздно все равно становятся взрослыми. — рассудительно заметил я.
— Слишком рано! Вместо того, чтобы насладиться собственным детством, они вынуждены вникать в чужие проблемы!..
Людмила Васильевна даже всплеснула руками, и ее лицо стало сердитым.
А я вспомнил, как мама после школы переодевала меня в малышовское платьице, и купала, и укладывала спать, в ночнушке, и как мы играли с Анжелой у них дома в куклы, и она завязывала мне банты… Тут же я представил, как сегодня мама снова переоденет меня в платье, а потом придет Анжела на примерку, и мы с ней опять будем играть во что–нибудь вместе, только не у них дома, а у нас!..
Я представил все это и улыбнулся немного снисходительно.
— Это ведь вы обо мне говорите. — сказал я спокойно. — Только вы зря переживаете. С детством у меня все в полном порядке!..
И я опять улыбнулся, на этот раз мечтательно.
Людмила Васильевна взглянула мне в лицо с острым интересом.
— Чувствую, тут у тебя какая–то тайна! — сказала она. — Я ее когда–нибудь узнаю?..
— Это вы себя спрашиваете?
— Нет, тебя!..
— Посмотрим. Если вы будете вести себя хорошо, то все возможно!..
Людмила Васильевна вновь рассмеялась. На этот раз — с явным облегчением.
— Ты чудо, Ярослав, просто чудо!
— Каждый человек — чудо!
— Ах, если бы каждый осознавал это!..
Мы немного помолчали.
— Ну что ж, на этом, пожалуй, и закончим этот, так сказать, медосмотр! — заявила Людмила Васильевна опять со вздохом.
— То есть я свободен?.. — обрадовался я. И поспешно добавил: — В смысле, могу идти на уроки?..
— Можешь, можешь!.. Но подожди еще минуточку. У меня тут для тебя кое–что есть…
И Людмила Васильевна вынула из ящика стола изящную шкатулочку и протянула ее мне.
Я взял ее и осторожно открыл.
Внутри на блестящей шелковой подушечке лежал галстук–бабочка из черного мягкого бархата. Я осторожно вынул его из шкатулки, чтоб рассмотреть как следует.
Галстук был очень стильный. Я бы сказал, что в нем не было ни одной ложной линии или складки!..
— Нравится? — спросила Людмила Васильевна с волнением.
— Да! Очень элегантный. Но..
— Это мой подарок тебе! — поспешила добавить Людмила Васильевна. — Ручной работы. То есть это я сама его сшила!.. Собственными руками.
— Ничего себе. Вы, оказывается, классно шьете!..
Лицо Людмилы Васильевны порозовело.
— Мне очень приятно, что ты так высоко оценил мою работу. — сказала она. — Я, видишь ли, и в самом деле неплохо шью. И крою сама. И умею придумывать фасоны!.. Когда–то я даже не могла решить, что мне выбрать, технологический или медицинский. Но медицина победила!..
— И это правильно! Что бы мы тут без вас делали?.. — заявил я убежденно.
И в самом деле, я даже не мог представить себе в роли хозяйки нашего медпункта кого–нибудь другого, а не Людмилу Васильевну.
Ее глаза повлажнели.
— Спасибо, Слава! Мне так приятны эти твои слова. — сказала она тихо. — Примерим?..
И Людмила Васильевна помогла мне прицепить этот галстук–бабочку как положено, а потом помогла надеть пиджак и подвела к зеркалу в дверце шкафа.
— Замечательно! — воскликнула она, увидев мое отражение. — И прекрасно гармонирует с этим костюмом. Ты согласен?
— Абсолютно! — ответил я. — Я буду надевать эту бабочку по самым торжественным случаям! А сейчас я надену свой обычный галстук. А то, сами понимаете…
— Понимаю. — кивнула Людмила Васильевна.
Я спрятал подаренный галстук обратно в шкатулку и аккуратно положил ее в свой ранец.
