Сатьяпракаш Агарвал - Робинзоны из Бомбея

Созданные мастерами слова, повести и рассказы сборника полны оптимизма, проникнуты верой в светлое будущее индийского народа и его детворы.

Кто же они, люди, своим пером создающие детскую литературу Индии?

В подавляющем большинстве это представители так называемых «средних слоев» города — дети родителей, которые, работая на государственной службе, занимаясь адвокатурой, журналистикой, коммерцией и т. п., были в состоянии дать своим детям образование; подрастая и берясь за перо, юноши уже знали, как достается трудовой кусок, и им было что сказать своему читателю.

На каких бы языках ни создавали свои произведения писатели Индии, как бы ни складывались их судьбы, они — плоть от плоти своего народа, с ним они всегда — и в радости, и в горе, они не мыслят своей судьбы отдельно от судьбы своего народа.

Если для литературной молодежи освободительная борьба — это уже история, о которой они узнают из учебников да из рассказов бывалых людей, то большинство писателей старшего и среднего поколения еще живо помнят годы борьбы, а некоторые из них принимали личное участие в освободительном движении. И ныне, трудясь в условиях независимой Индии, они все силы отдают борьбе за светлое будущее своей родины, своего народа, и одной из основных целей, к достижению которых они стремятся, является создание литературы, предназначенной для подрастающего поколения страны, — создание детской литературы, которая благодаря их совместным усилиям проходит ныне стадию интенсивного формирования в качестве особого вида искусства слова.

Так пусть же эта книжка, ребята, послужит для вас тем оконцем, в котором вы увидите еще один кусочек Индии: она поможет вам ближе узнать эту удивительную страну, жизнь ее народа, мечты, надежды и свершения ее сынов, стремящихся к миру, труду и обновлению жизни.

В. А. Чернышев

Дзинь… дзинь… дзинь… — прозвенел звонок, возвещая об окончании занятий. Ребята быстро собрали свои книжки, рассовали их по сумкам и бросились к выходу.

Нанхе, зажав под мышкой выскальзывающую связку книг, а рукой придерживая грифельную доску, побежал к воротам ждать своих друзей. Его класс был ближе всех от ворот школы, поэтому он всегда прибегал туда первым. Ох и надоели ему эти ожидания! Но что поделаешь: его друзья жили в одном с ним переулке, поэтому родители строго-настрого приказали им уходить в школу и возвращаться домой всем вместе.

Не прошло и пяти минут, как из толпы ребят вынырнула Мунни. Следом за ней показался Мохан. Он не спеша подошел к ребятам.

— А разве Бирджу с Ашей до сих пор не пришли? — недовольно спросил Мохан.

— Они каждый день опаздывают, Мохан-дада[1], — тотчас пожаловалась Мунни.

Мохан сердито посмотрел на нее и с опаской оглянулся на проходивших мимо ребят: он испугался, что те услышат его прозвище «Дада». Ведь в школе его звали по имени. «Дадой» он был только для своих друзей, потому что из всех пятерых ребят он был самый старший. Мохану льстила эта кличка. Мунни, поняв свою ошибку, тут же спохватилась:

— Ох, Мохан, прости! Я нечаянно…

И Дада, готовый обрушиться на девочку, сразу смягчился.

Бирджу и Аша не приходили. Нанхе, уставший от долгого ожидания, решительно заявил:

— Знаешь что, Дада! Их надо проучить как следует, а то взяли моду каждый день опаздывать.

— Верно, — поддержала его Мунни. — Ждешь их, ждешь, а им хоть бы что.

Дада глубокомысленно уставился в одну точку. Положение вожака обязывало его вдумчиво относиться ко всем вопросам. Но пока он решал, как поступить с вышедшими из повиновения приятелями, запыхавшись, прибежала Аша.

— Изволили прибыть, рани?[2] — ехидно обратилась Мунни к подружке. — Даже сумку потеряла.

— Где же твоя сумка, Аша? — удивился Дада.

— Моя сумка никуда не денется, — проговорила Аша, переводя дыхание. — Вы лучше о Бирджу побеспокойтесь. Он отказывается идти домой.

Ребята удивленно посмотрели на нее.

— Уселся в саду под деревом и с места не двигается. Не пойду, говорит, домой, и все! — продолжала тараторить Аша.

— Вот еще новости! — воскликнул Дада. — Это почему же он домой не хочет идти? Что случилось?

— Ничего особенного, — охотно пояснила Аша. — Он просто плохо сегодня отвечал. Вот учитель Бенчу и оттрепал его за уши, а потом из класса выгнал.

Нанхе, которому не терпелось скорей покинуть школьный двор, воскликнул:

— Только и всего?

Но Дада очень рассердился.

— Ну, чего на меня уставилась? — набросился он на Ашу. — Почему сразу не сказала, что учитель избил Бирджу?

— Это как же я не сказала? — в свою очередь возмутилась Аша. — Что же, мне на весь двор теперь кричать?

Аша была на год моложе Дады, поэтому не особенно считалась с его авторитетом.

— Ладно, — уступил Дада, считая бесполезным делом спорить с девчонкой, — веди, показывай, где он.

Ребята побежали в школу. Впереди всех Аша. В школе уже никого не было, и сторожа закрывали классы. Только из учительской доносились громкие голоса.

Ребята проскользнули по коридору мимо классных комнат и выбежали в сад. В углу сада под манговым деревом сидел надувшись Бирджу.

— Ты почему не идешь домой? — спросил Дада.

Опустив голову, Бирджу молчал.

Нанхе подсел к Бирджу и, участливо заглядывая ему в глаза, обратился к Даде:

— Мохан-дада, давай проучим учителя Бенчу? А?

— Дело говоришь, Нанхе, — поддержал Дада малыша. — А то взял привычку колотить детей ни за что. Чугунная скамейка![3] — обругал он учителя.

— И верно чугунная скамейка! — обрадованно подтвердил Нанхе.

— Он просто злодей, этот учитель Бенчу, — подхватила Аша. — Если бы Бирджу молчал, а то ведь он отвечал. Разве он виноват, что отвечал неправильно.

— Было бы не обидно, если бы он разок стукнул, а то ведь за уши оттрепал, поставил плохую отметку да еще из класса выгнал. Разве можно за одну вину сразу три наказания давать?

Позабыв Бирджу, ребята наперебой стали вспоминать свои обиды.

— Ишь! Хохочут! — сердито сказал Дада, кивнув на учительскую, откуда раздавался громкий смех.

— Поколотили детей и радуются, — вздохнула Мунни.

— Все так делают, — рассудительно заметил Нанхе. — Что в школе, что дома. Моему брату очень нравится меня колотить. Чуть что, так сразу подзатыльник. Будто я для того и живу, чтобы получать оплеухи.

Тема для разговоров расширилась. Дома им иногда доставалось за какую-либо провинность, у каждого было что вспомнить, поэтому всем не терпелось высказаться.

— У меня дома тоже все на оплеухах держится, — угрюмо произнес Дада. — Стакан уронил — оплеуха. Уроки не приготовил — оплеуха. В школу не пошел — оплеуха.

— Правда, меня мама никогда не трогает, но всегда заставляет что-нибудь делать. Только выйдешь поиграть, а она уже зовет: «Помой посуду, дочка! Принеси ступку! Помоги горох лущить!» И так целый день, словно я служанка в доме, — пожаловалась Аша.

— Эксплуатация! — неожиданно выпалил Дада и победоносно посмотрел на приятелей.

Это слово он сегодня вычитал в учебнике.

Раскрыв рты от удивления, ребята с уважением уставились на своего предводителя.

Заметив, что друзья не поняли его, Дада стал лихорадочно думать, как объяснить это слово своим несмышленым приятелям:

— Эксплуатация… это… это… Ну, в общем, это когда угнетают… да… в общем, вот… Ну… ну, значит, когда угнетают детей, это и называется эксплуатацией. Теперь поняли? — вздохнул он с облегчением.

Никто не хотел выглядеть глупцом в глазах вожака, поэтому все дружно закивали головами, выражая полное согласие с только что полученным разъяснением.

— Но как же избавиться от этой, как ее… ик-ик-спла-та-ции? — спросила Аша.

— Да, как избавиться от этой саплотации? — спросил Нанхе.

— От нее нельзя избавиться до тех пор, пока в этом мире будут большие и маленькие. Большие всегда будут угнетать маленьких, — авторитетно пояснила Мунни.

— И зачем нам такая жизнь? А почему бы нам не устроить свою детскую страну? — внезапно вмешался молчавший до сих пор Бирджу.

— Верно, — воскликнул Дада, — почему бы нам не устроить свою Страну Детей, где не будет больших, где нам будет весело и хорошо!

Все дружно закричали «ура» и захлопали в ладоши.

Мысль об устройстве Страны Детей целиком завладела ребятами. Даже Бирджу позабыл о своих обидах.