Продавец счастья: магия кинематографа, или Новые приключения Ское - Елена Эдуардовна Бодрова

— «Скоро вы получите в подарок мешок картошки», — прочитал вслух продавец. Он похлопал обрадовавшуюся такому счастью очередную старушку по плечу и отправился дальше.

— Купите счастье! Платите любой монетой! — кричал продавец, выставив свой лоток с сидящей на нем птицей-синицей впереди себя.

— Можно мне! Можно мне! — воскликнула девочка лет двенадцати, вся в лохмотьях. — Но мне нечем заплатить, — и она горестно опустила глаза. — А счастья очень хочется!

— Платить надо, таково условие, — ответил продавец. — Найди-ка мне какой-нибудь красивый камушек, вот и будет твоя плата.

Обрадовалась девочка и бросилась искать камушек. Нашла зеленый в синюю крапинку.

— Вот, — протянула она камушек продавцу.

— Какой красивый! — ответил он и завел ключиком механическую птицу-синицу. Та вынула бумажку из лотка. Черную.

— Первая черная бумажка, — прошептал продавец себе под нос, — и достается маленькой бедной девочке. Ай-ай-ай.

— «Потеряешь последние лапти!» — прочла вслух девочка и расплакалась. — Экое счастье! У меня всего одни лапти, а-а-а!

— Не плачь, девочка. Возьми мои лапти, тогда твои станут предпоследними. Потеряешь мои, то есть последние, а я на обратном пути найду их, — успокоил ее продавец, снимая свою немудреную обувку. — Возьми.

— Спасибо! — воскликнула девочка и побежала к себе в хилый, покосившийся домик.

Отправился продавец дальше босиком. Шел он, шел по деревням да селам, счастье продавал. Продал много, но черная бумажка больше пока никому не попадалась. «Мешок крупы получишь», «Женишься удачно», «Урожай богатый будет» — вот что вытаскивала из лотка птица-синица. Радовался народ такому счастью.

И вот продавец набрел на деревеньку в три дома. Постучал в дверь первого дома, наудачу. Бумажек в лотке оставалось всего ничего.

— Купите счастье! — предложил он через открывшееся в двери окошко.

— У нас своего счастья полный дом, — рявкнул на него голос из темноты. Продавец повернулся, чтобы уйти. — Постой! — вдруг остановил его голос. — Ты босой. Мне очень жалко тебя, — рычал он за дверью.

— Я тебе не верю. У тебя такой злой голос, — ответил продавец.

— Это меня заколдовала злая волшебница. Я теперь на всех рявкаю, люди сторонятся меня. Вот и живу одиноко, — орал голос. — Заходи хоть ты ко мне, чаем напою.

Дверь отворилась, и продавец счастья зашел. Перед ним стоял лохматый человек небольшого роста. Клоки волос, как у чучела, торчали в разные стороны. Лохмач поставил самовар.

— А за что она тебя так? — спросил продавец.

— Я не подсказал ей дорогу.

— Куда?

— В Синие Липы.

— I see, I see… — задумчиво проговорил продавец.

— А что, ты знаком со злой волшебницей? — заорал на него лохмач, разливая чай по чашкам.

— Да. Она меня тоже заколдовывала. Пару раз. Сейчас, например, суть моей заколдованности состоит в том, что я должен распродать все счастье из этого лотка. Не очень интересное колдовство с ее стороны. Эх, теряет хватку, теряет…

— Давай я куплю одно счастье. Облегчу твою участь хотя бы чуть-чуть, — злобно предложил лохмач, пододвигая тарелку с пряниками ближе к гостю.

— Но я должен предупредить: там две черные бумажки со страшными-престрашными предсказаниями.

— Это ничего. Хуже уже не будет, в любом случае, — разъяренно ответил лохмач. — Плачу новыми лаптями.

— Хорошо. — Продавец завел птицу-синицу, и та вытянула черную бумажку.

— Эх, — вздохнул он. — Мне очень жаль.

— Да ничего! — злобно заверил его лохмач. Он развернул бумажку.

— Ну? Что там? — нетерпеливо спросил его продавец. — Может, я помогу. В прошлый раз получилось, я лапти отдал девочке, чтобы она не лишилась своих. Чего молчишь?

Лицо лохмача погрустнело, он продолжал отмалчиваться. Продавец выхватил у него бумажку. «Не сможешь произнести ни звука», — прочел он.

— Ах она, такая-растакая, эта волшебница! — воскликнул продавец. — Не бойся. Я ее скоро встречу — осталось продать три бумажки: две белые, одну черную, и тогда — ух! — погрозил он, а затем сочувственно взглянул на лохмача: — Если раньше ты орал на людей, отпугивая их, то теперь ты вообще страсть какой необщительный. Но не унывай. Спасибо за чай, за лапти. Пойду я, — сказал продавец, вставая из-за стола. — Встречу волшебницу, обязательно переговорю с ней насчет тебя.

И, покинув домик лохмача, он снова двинулся в путь.

Шел продавец, долго ли, коротко ли, а вскоре набрел на одиноко стоящий домик. Во дворе прекрасная девушка развешивала белье на веревках. Развеваясь на ветру, оно напоминало белые паруса без корабля. Девушка, словно танцуя, мягко скользила среди них.

«Опять сказка. И явно не вся, а только первые страницы, — подумал Ское, закончив читать. — Что бы это значило на сей раз? И где искать оставшиеся страницы?»

Мальчик поднялся со скамейки и отправился домой.

— Спасибо за тюльпан.

— За какой тюльпан?

— За этот, — Ника указала на баночку на подоконнике. Розовый бутон прислонился к стеклу, ловя солнце.

— Я не дарил.

— Я так и думала.

— Тогда зачем это «спасибо»?! И кто дарит тебе цветы, я не понял?

— Не знаю.

— Как понять — не знаешь? Кто-то же вручил тебе этот тюльпан.

— Он был приклеен скотчем к двери.

— Это слишком своеобразно, слишком похоже на…

— Это не он! — вскричала Ника, но тут же опустила глаза. — Зачем ему… На лестнице были следы, ведущие к двери. Белые, будто известковые. Они обрывались у самого порога.

— Это тоже похоже на него.

— Не похоже. И вообще, ты меня даже не поздравил с Восьмым марта. Я получаю цветы от какого-то парня-невидимки.

— Я написал тебе СМС. А с парнем-невидимкой сейчас поговорю.

— О чем?

— Спрошу, зачем он дарит цветы чужой девушке.

— Я чужая девушка, — задумчиво проговорила Ника, но Вадим уже вышел из ее комнаты, а затем и из квартиры.

Ское расположился на подоконнике в своей комнате, приоткрыв створку окна. В щель влетал легкий ветерок, какой бывает только в первые дни весны. Он нес с собой аромат талого снега и отзвуки птичьих, робких пока и редких, трелей.

Мальчик размышлял о фильме, который хотел снять. Тогда, в декабре, он решил, что станет режиссером, и сейчас находился в поисках идеи. У него были уже некоторые мысли на этот счет, но пока обрывочные, незаконченные. Все, что он знал, — это то, что снимет триптих — три небольшие зарисовки, навеянные тремя ликами весны. Ранняя весна, вот такая, как сейчас. Будто девочка, забежавшая в дом с мороза, она стряхивает с себя снег, похлопывая по плечам и коленям, чтобы согреться. Она все еще холодная после зимней прогулки.

Второй лик — оттаявшая, сбросившая с себя белые