class="v">Среди долины ровныя
На гладкой высоте
Стоит, растёт высокий дуб
В могучей красоте.
Могучий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах.
Дальше Поля забыла слова и пела просто:
— Та-та-та-та-та-та-та-та.
— Не все дубы развесистые, — сказала бабушка.
— Все! У нас в посёлке много дубов, и все развесистые! Все!
— Тогда придется тебе показать наш дуб. Высокий-то он высокий. Очень даже высокий, да никак не развесистый.
— А когда ты мне дуб покажешь? — У Поли глазки загорелись.
— Вот пойдём с моря, — пообещала Ефросинья Калинниковна.
Поля в тот день даже в море купалась скорехонько: нырь, ногами бух-бух! И на берег.
— Бабушка! Пошли дуб смотреть.
— Ну, коли не терпится — собирайся, — согласилась Ефросинья Калинниковна.
Берегом лимана, мимо минеральных ключей, воды которых бежали в Мойнаки, дошли до загородки платного пляжа. За железной изгородью стояла изгородь деревянная. Берег порос камышом. Они и эту преграду миновали и оказались в небольшом парке. Здесь было много деревьев с длинными стрючками и с длинными иглами, прямо из стволов.
— Это такая акация? — спросила Поля.
— Гледичия обыкновенная.
— Ещё одна моя знакомая! — обрадовалась Поля. — А где же дуб?
— Посмотри, что у тебя под ногами.
Поля глянула — жёлуди. А дуб точь-в-точь как южный тополь. Ветки к стволу прижаты, но листья тёмные, резные.
— Это что же, пирамидальный дуб?
— Пирамидальный дуб, — согласилась бабушка. — Видишь, какой стройный?
— Высотой в два тополя. А можно, я жёлудёк возьму?
— Возьми, — разрешила бабушка.
Поля подняла один жёлудёк, длинный, узкий, и ещё один взяла.
— Я домой привезу. Этот посажу возле наших дубов, а этот в горшок.
— Возьми уж три жёлудя, — сказала бабушка. — Я у себя во дворе ткну.
Выбрались они из санаторного парка на свою привычную дорожку, а Поля как захлопает в ладоши:
— Бабушка! Да вон же — пирамидальный дуб! Самая вершина! Мы всегда его видели и не знали. А ведь такой дуб — тоже чудо.
— Чудо! — согласилась бабушка.
Ефросинья Калинниковна не забыла обещания. Вечером они пошли в гости. к лебедю.
Лебедь жил у бабушкиной подруги. Ее звали Вера Владимировна. Они обе работали в детской художественной школе. Бабушка учила детей вышиванию, а Вера Владимировна вела класс живописи.
Домик учительницы был крошечный, зато самый радостный на улице, белый, а крыша из древней красной черепицы. Не дом, а гриб красноголовый. Подосиновик.
В домике была кухонка, два шага на два шага, чулан с узким окошком, с фрамугой — здесь-то и жил лебедь. И большая комната — пять шагов на пять шагов. Кровать, стол, низкий шкаф, на стенах картины, все в рамах, но очень небольшие. Улочки старой Евпатории, татарские сакли, крытые красной черепицей, мечеть, церковь. И только напротив единственного в домике окна висела картина побольше. «Царевна Лебедь» художника Врубеля.
Поля пригляделась — вышито.
— Подарок твоей бабушки, — сказала Вера Владимировна.
Поля поднесла хозяйке дома букет белых роз, а бабушка водрузила на стол коробку с тортом.
— Сначала пельмени! — объявила Вера Владимировна.
Пельмени самодельные, бульон вкусный.
— Василевс, подано! — позвала Вера Владимировна.
Шлёп, шлёп, шлёп. Из своих апартаментов вышел лебедь. Громадный, белоснежный. Посмотрел на гостей, слегка поклонился.
Поля встала со стула и сказала лебедю:
— Здравствуйте!
Для лебедя стула не было, он обедал стоя. Подошёл к своей чашке, поглядел одним глазом, чем угощают, поглядел другим и взял пельмешку в клюв.
— Василевс любит начинать обед первым, — сказала Вера Владимировна.
— А что это за имя такое — Василевс? — спросила Поля. — Греческое?
— Византийское, древнее. Василевс — царь. Все наши Василии — цари.
На второе была кефаль, а Василевсу особое блюдо: прозрачная миска с живыми рыбками. Вера Владимировна извинилась:
— Простите, но у нас так.
Она рассказала Поле историю своего лебедя.
Случилась суровая зима. Лиманы замёрзли. И зимующие в степном Крыму птицы слетелись в Евпаторию, к людям. Лысухи, поганки, кряквы, бакланы, множество лебедей. Евпаторийцы подкармливали птиц. Но еда достается расторопным и сильным. Этот молодой, тогда ещё серый лебедь был еле живой, и Вера Владимировна взяла его в свой дом.
— Вот и живём.
Василевс ел аккуратно, ни единой капли воды не уронил на стол. Но удивительно, от торта он тоже не отказался. Брал клювом нарезанные ломтики и, проглатывая, поднимал голову.
— Василевсу торт понравился! — обрадовалась Вера Владимировна. — Видите, как вытягивает шею: показывает, что еда очень вкусная.
Поля отрезала от своего кусочка, положила на тарелку Василевса, и Василевс поклонился.
— Ведь это он мне! — просияла Поля, а Вера Владимировна удивилась:
— Он не всегда принимает подношения! А правду сказать, принимает только от меня. Милая девочка, ты понравилась Василевсу.
Они потом вместе гуляли по небольшому парку, под софорами. Лебедь шествовал рядом с Полей. А когда пришло время попрощаться, Василевс поднял крылья. Крылья у него были огромные. Он мог бы и сам улететь, и Веру Владимировну унести, но вот не улетал.
— Лебедь — птица прекрасная, — сказала бабушка. — К обидчикам суровая, даже беспощадная, но и благодарнее нет лебедей.
У Поли глазки загорелись:
— Бабушка, вот бы и мне вырасти благодарной!
Созревают цикады,
И звёзды созревшие падают.
И красавицы-волны, хоть плачь,
Но уходят в песок.
И красавица-девочка сумерки
Песенкой радует.
Никогда не умолкнет
Счастливый
Её
Голосок.
